Страница 2 из 138
Родился он в 1902 году в семье агронома, социал-демократа с 1898 года Игнатия Гудзя. Учился в Тульском коммерческом училище. Окончил его в 1918 году и поступил в горную академию, где и проучился один год. Осенью того же года состоялась встреча, определившая дальнейшую судьбу Гудзя. Артур Христианович Артузов, работавший тогда в военном контроле, знал семью Гудзей с 1900 года и обратил внимание на шестнадцатилетнего юношу. В его служебном кабинете Борис Игнатьевич тогда же познакомился с М. С. Кедровым. Оба были в черных косоворотках, подпоясанные ремнями, брюки заправлены в сапоги. Оба с черными бородами. В их облике было что-то сходное с народовольцами 1880-х Желябовым и Морозовым. Неудивительно, что для юноши, много читавшего о «Народной воле», такая встреча запомнилась на всю жизнь. Желание работать с такими людьми было огромным, но уж слишком юным он был для работы в военной контрразведке.
В 1919 году Гудзь вступает добровольцем в Красную Армию. Получены форма, документы… И начинается кочевая жизнь в отряде военных проводников и сопровождение воинских грузов для Северного и Западного фронтов. Потом получил назначение дежурным адъютантом Управления снабжения Западного фронта: нужно было следить за графиком доставки грузов армиям фронта и проталкивать эшелоны. Затем учеба в школе военных мотористов Московской автомобильной бригады, демобилизация, учеба в Горной академии и работа шофером в НКПС. Повзрослел, вступил кандидатом в партию, стал разбираться в политической обстановке. Летом 1922 года опять встречи с Артузовым. Перед ним был уже не романтический юноша, а набравшийся жизненного опыта и многое повидавший молодой человек. Гудзь произвел хорошее впечатление, и Артузов предложил ему перейти на работу в контрразведывательный отдел ОГПУ.
Рекомендации Гудзю дали крупный партийный деятель А. Д. Цурюпа и сам Артузов. Кроме того, партийная организация с его прежнего места работы дала направление на работу в ОГПУ. Только после этого назначение было утверждено зампредом ОГПУ И. С. Уншлихтом. В январе 1923 года в пятом отделении КРО появился новый молодой уполномоченный. Это отделение ведало тогда оперативно-агентурной охраной государственной границы и борьбой с контрабандой. Вскоре Гудзь был включен в рабочий аппарат специальной комиссии по проверке состояния пограничной охраны на советско-польской и советско-румынской границах. Комиссию возглавлял Артузов. Поездка на границу, знакомство со службой пограничников, непосредственное общение с Артузовым во время командировки дали очень многое. Постепенно приобретались навыки чекистской работы, накапливался опыт. Потом участие в ликвидации антисоветской группы в Главном таможенном управлении Наркомвнешторга и крупной контрабандистской организации среди железнодорожного персонала, обслуживающего транссибирский экспресс, курсировавший через Маньчжурию.
В конце 1923 года Гудзь был переведен в шестое отделение КРО. Здесь был другой профиль работы: наблюдение за всеми агентурными, в том числе легендированными, разработками белогвардейской контрреволюции, как внутренней, так и внешней; подготовка всей документации по руководству этими разработками со стороны КРО. И, конечно, отличное знание всех тонкостей этих разработок. Многочисленные командировки для ведения агентурных и следственных дел на Северном Кавказе, Украине, в Закавказье, Ленинградском и Приволжском военных округах; поездки в Тулу, Калинин, Баку и другие города. Постоянное общение с такими мастерами контрразведки, как Артузов, Федоров, Демиденко, Пузицкий, Ольский, Стырне. Они направляли в командировки молодого уполномоченного, перед ними он и отчитывался. Это была отличная школа, заменявшая отсутствие специального чекистского образования. Знания и опыт, полученные на этой работе, позволили ему потом справиться с разработкой и осуществлением операции «Мечтатели».
В 1926 году по заданию помощника начальника КРО Стырне состоялась первая заграничная командировка. Связана она была с легендированной разработкой «Ласточка», по типу операции «Трест», которая осуществлялась Полпредством ОГПУ Северо-Кавказского края. Маршрут: Одесса – Стамбул – Пирей – Порт-Саид – Смирна – Стамбул – Одесса. Плыл на советском пароходе под видом корреспондента. Помимо вопросов, связанных с легендированной разработкой, нужно было выяснить систему паспортного и пропускного режима в этих портах, возможного выброса или приема агентуры.
В 1927 году Артузов был назначен заместителем начальника Секретно-оперативного управления ОГПУ. Вместе с ним перешел на работу в это управление и Гудзь, в должности старшего уполномоченного СОУ. Ведение агентурных разработок по заданиям Артузова и второго заместителя начальника СОУ Терентия Дерибаса, командировки в составе оперативных групп в Ленинград и Смоленск. Было и еще одно обстоятельство: во время работы в СОУ Гудзь очень внимательно изучал уникальные разведывательные материалы, поступавшие в адрес Артузова. Это позволило ему использовать полученные знания в будущей работе и в Восточной Сибири, и в Токио. В 1929 году он возвращается, по личной просьбе, обратно в КРО тоже старшим уполномоченным. Опять ведение агентурных и следственных дел по борьбе с белогвардейским терроризмом. Участие в операции по ликвидации террористической группы офицеров-кутеповцев во главе с Потехиным. К 1931 году за плечами было уже восемь лет работы в центральном аппарате ОГПУ под руководством выдающихся чекистов. Если поездку за границу под руководством Артузова можно считать первым курсом его «университета», то два года работы в СОУ – это уже второй курс. Полученный опыт, знания, навыки, знакомство с методикой разработки и ведения легендированных операций – такое тогда невозможно было получить ни в одном учебном заведении. Молодой человек, пришедший на Лубянку в начале 1923 года, превратился в работника, хорошо овладевшего своей нелегкой профессией.
Казалось бы, впереди перспективная и увлекательная работа в центре при поддержке Артузова, к которому можно всегда обратиться за советом и помощью, дальнейшее продвижение по служебной лестнице. И вдруг резкий поворот, смена служебных ориентиров, желание уехать из Москвы на Восток, в пограничные районы Забайкалья. Уехать не на месяцы, а на годы. Чем это вызвано, в чем причина? Вот об этом, о причинах ухода из Центра на периферию, мой разговор с Борисом Игнатьевичем.
Та же квартира, те же книжные шкафы и полки, тот же массивный стол, за которым он продолжает работать. Но за окном апрельское солнце не 1983, а 1997 года. Прошло 14 лет после первой встречи. Мой собеседник постарел – девяносто пятый год для любого человека почтенный, но держится бодро. Изредка ходит в архив, работает со сценаристом, готовящим сценарий документального фильма об Артузове. Новых книг на полках и папок с материалами значительно прибавилось – в начале 1990-х он весьма активно работал в архивах.
– Борис Игнатьевич, чем был вызван такой переход от привычной обстановки, устоявшейся работы, к совершенно новой работе, да еще в Сибири?
– В 1930 – 1931-м годах я был помощником начальника отделения 6-го отдела КРО и секретарем парторганизации КРО, был непосредственным свидетелем критического отношения Ольского и Стырне к липовым делам в ОГПУ, и к делу «Весна» в частности. Я и мой ближайший товарищ Агаянц сильно переживали снятие Ольского с работы и прибытие вместо него главного липача Леплевского. Работа в таких условиях была просто невозможной, и я вместе с Агаянцем попросил направить нас на работу во вновь созданное Полпредство ОГПУ в Восточной Сибири.
– Что предшествовало этому решению?
– Конечно, о скороспелом решении речи не было. Разговаривали с Агаянцем, думали, рассуждали, прикидывали варианты. Да и ехали, как говорится, не на пустое место, в неизвестность. Начальником Особого отдела Полпредства был назначен бывший начальник 6-го отделения КРО А. М. Борисов, а его замом – И. Ф. Чибисов, помощник начальника 5-го отделения КРО. Это отделение специализировалось по контрразведке против Японии. Когда Борисов работал в КРО, он был моим непосредственным начальником, мы хорошо знали друг друга. Он приезжал в Москву, беседовал со мной, предлагал перейти на работу в Особый отдел Полпредства. Такое предложение со стороны хорошо известного мне работника, прошедшего школу Особого отдела и КРО в центральном аппарате, имело большое значение. Он мог быть для меня вполне авторитетным руководителем, и мы могли работать, понимая друг друга с полуслова.