Страница 32 из 40
Впрочем, немецкие предприниматели и в этих условиях старались что-то делать — договаривались о совместных проектах, совместных предприятиях, оказывали помощь в подготовке российских менеджеров. Германия осталась крупнейшим торгово-экономическим партнером России, но возможности, которые были заложены в наше экономическое сотрудничество при объединении Германии, оказались в значительной мере утраченными. Объем взаимной торговли снизился, хотя правительство ФРГ поощряло ее, предоставив немецким фирмам, особенно на территории бывшей ГДР, соответствующие государственные гарантии. Только в 1992 году оно выделило для этого 5 млрд. марок в форме кредитов «Гермеса», из которых 4 млрд. — на поддержку торговли с Россией.
Преодоление раскола Германии не могло не сказаться на перспективах европейского строительства. Содействуя объединению Германии, мы исходили, в частности, из открывавшихся тем самым возможностей совместного участия двух крупнейших европейских государств в строительстве новой Европы. Но ситуация изменилась, и многое пошло не так, как могло бы идти.
Помимо объективных обстоятельств, не могу не отметить некоторые, скажем так, поспешные шаги канцлера, шедшие вразрез с его обещаниями и патетическими заявлениями — публичными и один на один.
Вскоре после августовского путча канцлер Коль, выступая 4 сентября 1991 года в бундестаге, четко и недвусмысленно выразил солидарность с законным советским руководством. И в то же время в ходе визита Ельцина в Бонн представители ФРГ и Российской Федерации подписали совместное заявление, которое ставило российско-германские отношения как бы в один ряд с советско-германскими отношениями. Сразу после августовского путча, вслед за Россией и не дожидаясь решения союзных властей, Германия признала независимость балтийских государств.
К этому времени европейский процесс фактически застопорился. Западные державы стали отходить от принципов, провозглашенных в Парижской хартии для новой Европы. Это касается и немецкой внешней политики. Прежде всего я имею в виду поспешное, неожиданное для многих признание Германией самопровозглашенной независимости Хорватии и Словении, входивших в состав суверенной Югославии. Это подтолкнуло этнический сепаратизм в других частях Югославии и способствовало ее распаду, что привело к затяжной кровопролитной гражданской войне. Она унесла тысячи жизней, сотни тысяч вынуждены были покинуть свои дома, стали беженцами. Перед лицом этой человеческой трагедии абсурдно утверждать, что дипломатическое вмешательство в пользу Хорватии и Словении диктовалось стремлением защитить гражданские права и интересы национальных меньшинств.
Эти действия немецкой дипломатии тем более достойны сожаления, что в советско-германском «Большом договоре» говорится об обязательстве «обеспечивать приоритет общепринятых норм международного права» и «неукоснительно уважать территориальную целостность всех государств в Европе в их нынешних границах» (статьи 1 и 2). Международное право не предусматривает право на сецессию (отделение). Закреплено превосходство принципа государственного суверенитета в Уставе ООН, а также в Хельсинкском Заключительном акте.
Отход правительства ФРГ в этих вопросах от буквы и духа подписанных ею документов, в том числе Парижской хартии 1990 года, тем более очевиден, что оно действовало в данном случае вопреки позиции специальной комиссии ЕС, рекомендовавшей не признавать словенской и хорватской суверенности. Принципа сохранения территориальной целостности придерживались тогда и президент США Джордж Буш, Совет Безопасности ООН, специальный посланник ООН в Югославии Сайрус Вэнс, председатель Мирной конференции по Югославии лорд Каррингтон. Несмотря на это, политический вес Германии был использован для того, чтобы побудить ЕС последовать немецкому примеру. Желание воспользоваться выгодной конъюнктурой в своих интересах взяло верх над соображениями более высокого порядка, требовавшими в такой ситуации максимальной дальновидности и сдержанности.
Серьезный удар по планам общеевропейского строительства нанесло решение о расширении НАТО, принятое при активном участии Германии. Между тем в 1990 году говорилось об историческом шансе «поставить на новую основу изначальное единство нашего континента», о намерении «следовать успешным курсом СБСЕ», о том, что СБСЕ будут рассматривать как «двигатель общеевропейской политики мира» и т.п. Вопреки этим заявлениям на первый план было выдвинуто НАТО в ущерб роли СБСЕ.
Я не разделяю преувеличенных страхов по поводу расширения НАТО, но считаю это решение ошибочным. Повышение международной роли западного военного альянса уводит в сторону от насущных задач общеевропейского строительства. Его будущее остается неопределенным. Новые разделительные линии между различными регионами Центральной и Восточной Европы препятствуют общеевропейскому строительству. У Запада нет цельной концепции мирного порядка для всей Европы.
Фактически НАТО стало присваивать себе функции наведения порядка в связи с конфликтными ситуациями за пределами сферы своей ответственности, в частности на Балканах в связи с конфликтами в Боснии, а потом в Косово. Руководство НАТО, проявляя предвзятость и двойные стандарты, применило военную силу против Югославии без санкции Совета Безопасности ООН. С точки зрения международного права это было актом прямой агрессии. Достойно сожаления, что едва ли не громче других за нанесение ударов по Югославии выступал бывший министр обороны ФРГ Рюэ. Это плохо согласуется с заявлениями о том, что с немецкой земли будет исходить только мир.
Европейский процесс, таким образом, нарушился, он приобрел какой-то деформированный, асимметричный характер. На Западе его стали отождествлять с расширением западной системы союзов — Европейского Союза и НАТО, их избирательным распространением на другие европейские государства. И в это же время — налицо противодействие Запада любым проявлениям интеграционных устремлений на постсоветском пространстве. Они произвольно интерпретируются как выражение имперских притязаний России. Соответственно этому политика в отношении новых независимых государств во многом строится на том, чтобы попытаться подтянуть их к Западу и противопоставить России. Эта линия крайне опасна.
Подобные перекосы вряд ли были бы возможны при той конфигурации европейских сил, в которой особая роль принадлежала Советскому Союзу как европейской и мировой державе. Взаимодействие обновленного на демократических началах Советского Союза с объединенной сильной Германией стало бы мощным фактором развития европейского процесса в духе принципов Парижской хартии для новой Европы.
Проблемы европейской безопасности и сотрудничества, европейского единства остаются. Они выглядят теперь иначе, чем это было на предшествующем этапе. Задача перехода от Большой Европы к Объединенной Европе не утратила своей актуальности. Это ставит серьезные вопросы перед всеми европейцами, в том числе перед Россией. Российская дипломатия ищет новые подходы в своей европейской политике, хотя ее возможности на этом, как и на других направлениях, серьезно ослаблены продолжающимся внутренним кризисом, да и ранее допущенными просчетами в политике.
Все это, однако, не может умалить значения российско-германских отношений. Выдающиеся деятели Германии и России задумывались над колоссальными возможностями, заключенными в сцеплении потенциалов двух стран, столь завидно дополняющих друг друга. Цивилизационные предпосылки для нашего взаимодействия и межнациональной дружбы в процессе сплочения Европы и всеобщей глобализации — налицо. Российско-германский фактор и в том и в другом мог бы сыграть оригинальную и очень значительную конструктивную роль — в своих и общих интересах. Мое горячее желание — чтобы все позитивное, что было накоплено в отношениях между нашими странами на рубеже 90-х годов, не было утрачено ни Россией, ни Германией в нынешнее трудное время. Главное сегодня — сохранить фундамент доверия, заложенный в процессе развития нашего сотрудничества.