Полонянин

– Это ты молодец, что страх не утаил. Иначе бы он с тобой на всю жизнь остался, – похвалил мальчишку воевода.

– А что, если и в печенегов выстрелить не смогу? – смущенно спросил каган.

– Сможешь, – ответил Свенельд. – Привыкнуть просто к этому надо.

Алдана мальчишке в наставники определил. И чтоб кагану легче привыкать было, велел он мальчишке в Балдайку из лука пострелять. Не все же тому жрать на дармовщину да гадить. Толмача стражники бегать заставляли, а Святослав его тупыми стрелами поражал. Сначала плохо у мальчишки получалось, потом и правда привыкать начал. И стоя в толмача стрелы слал, и с колена, и с коня. А Свенельд его нахваливал за каждый точный выстрел. И похвала на пользу шла. Все лучше и лучше у мальчишки выходило. Все точнее стрелы в цель живую летели. Стрелял каган, старался. Однажды даже в глаз печенегу попал.

Окривел Балдайка, а кагану это в радость.

– Куря! Куря обдристаный! – кричит.

И потешаются ратники над печенегом. Смеются, улюлюкают, кагана подзадоривают.

– А ну, Святослав, врежь-ка Куре покрепче! – подначивает мальчишку Свенельд.

– Руку тверже держи, – Алдан кагана наставляет. – Локоть не задирай! Вот молодец.

Святослав и рад стараться, после каждого точного выстрела свое любимое кричит:

– Я их всех победю! – и второй глаз печенегу выбить норовит.

А Балдайка знай уворачивается. Окривел он на один глаз, а слепым ему становиться совсем не хочется. Вот и бегает он каждый день, весь грязный, вонючий, но живой пока. Кагану Киевскому руку набивает. Чтоб тот в человека стрелять приучался.

И запомнился Святославу этот запах его первой войны. Запах крови. Запах страха. Запах дерьма человеческого. Долго ему потом снилось, как выцеливает он Балдайку, а тот от него хоронится. И никак Святослав его выцелитъ не может. И от этого страшно ему делалось и обидно.

Уже когда подрос каган, в силу входить начал, тогда только перестал от этой вони по ночам просыпаться. Другие запахи ту, первую, войну перебили.

И вот седмица осталась позади. Теперь спешило войско к тому месту, где, по словам Балдайки, должен был переправиться Куря. Сам толмач тоже при войске был. В самом хвосте он плелся. Ближе чем на полет стрелы его ратники к себе не подпускали. Совсем он провонял. И стражники его не лучше были. Товарищи их засранцами прозвали. Те сначала против такого прозвища возражали, а потом привыкли. Только вполголоса воеводу своего поругивали за наказание такое.

Едет каган на коне по талому снегу. На кружева ледяные любуется, думы мальчишеские думает.

– Ничего, – говорит себе негромко. – Я еще удаль свою покажу! Все поймут, что на Руси совсем не плакса каган.

Бодрит себя, а у самого нет-нет да мелькнет: «Как же там мама?»

И горестно ему отчего-то. Может, оттого, что на самом-то деле мальчишка по матери тоскует. По забавам своим детским соскучился. И кажется не такой уж интересной эта самая война.

И не заметил он, как степь подлеском прибрежным обернулась. Сначала поросль невысокая пошла, потом кусты, а потом и вовсе роща голая ветвями над головой затрещала. Значит, близок Днепр. Значит, до переправы недалеко.

На опушке войско остановилось.

И Облак под каганом встал. Морду нагнул, снег понюхал, вздохнул разочарованно. Далеко еще до первой травки весенней.

– Святослав! – окликнул кагана воевода. Оглянулся каган – Свенельд к нему скачет.

А за ним Кветан. Лошаденка под конюхом справная, только крутобока больно. Раскорячило на ней конюшего, словно он на бочке сидит. Однако же по виду сноровисто держится. Будто не кобылка-пердяйка под ним, а жеребец боевой. И смешным выглядеть ему гордость не позволяет. А от этого еще смешней выглядит.

Рассмеялся мальчишка, на конюха глядя. Да воевода его от смехуна быстро вылечил.

Остановил Свенельд возле кагана своего жеребца. Сказал быстро:

– Ждал войны, Святослав? Вот теперь война и начнется. За этой рощицей берег днепровский. На переправу мы вышли. Лазутчики весть принесли: на том берегу Куря с войском. Ночью переправляться хотят. В ночь морозец поболе вдарит, лед покрепче на реке станет. Вот тогда и попрут. Слазь с коня, пойдем на супротивника посмотрим.

Огоньком ярким вспыхнули глаза у мальчишки. Все дурные мысли враз прочь улетели. Бросил он повод на руки конюшему, на землю соскочил. Корзно оправил да за рукоять короткого меча крепко схватился. Свенельд спешился. Коня Кветану передал.

– Ты сильно-то не ершись, – взглянул он на Святослава. – Нам нужно просто сходить к берегу и так же просто вернуться. Так что меч тебе навряд ли понадобится.

– Ну, тогда пошли, что ли? – Мальчишка руку с навершия снял.

– Пошли, – кивнул воевода.

Черные замерзшие кощеи деревьев немного пугали кагана. Ему вдруг показалось, что это великаны тянут к небу свои исковерканные руки. Проклинают богов за то, что обрекли их на вечное подземелье. Невольно Святослав стал держаться поближе к воеводе. Разозлился на себя за это и назло всем страхам смело зашагал по роще… и почти тут же провалился по пояс в незаметную под снегом яму.

– Я же сказал, вслед за мной иди. – Свенельд был раздосадован оплошностью мальчишки.

– Так я чего? – Святослав выбрался из ямы. – Я и так по твоим следам иду.

Дальше он уже никуда не сворачивал. Только за Свенельдовой спиной держался.

– Вот и дошли, – остановился воевода. – Переправа близко.

– Где? – Мальчишка вытянул шею, выглядывая из-за спины наставника.

– Отсюда пока не разглядишь, – улыбнулся воевода.

– Так чего ж мы встали? – нетерпеливо спросил Святослав.

– Что-то тут не так, – словно не расслышав вопроса, тихо сказал Свенельд.

Он огляделся по сторонам. Втянул носом воздух, словно принюхиваясь к запахам едва проснувшейся от зимней спячки рощи.

– Меч при тебе ко времени оказался, – сказал он мальчишке. – Если что, не пужайся. Подле меня держись. Только под руку не лезь.

– Если что? – спросил Святослав.

И тотчас же получил ответ на свой вопрос. Четыре тени выскочили из-за широких ветловых стволов и бросились на них со Свенельдом.

– Ну, держись, каган! – крикнул воевода, выхватывая из-за кушака кинжал.

Нельзя сказать, что Святослав испугался. Ему почему-то показалось, что все это происходит не с ним. Что эти печенеги совсем не хотят его убивать. Они просто морок, который рассыплется, как только подует ветер. Он стоял и смотрел, как враги, выхватив странные кривые мечи, со всех ног мчатся на него. Они были похожи на Балдайку, которого он тыкал своими стрелами. Только в их черных глазах вместо страха полыхала ненависть.

Они нападали молча. Без воинственных криков. Это еще больше делало все происходящее похожим на сон. Лишь шорох талого снега под их ногами говорил о том, что это Явь. Да еще ровное дыхание Свенельда вырывало мальчишку из оцепенения.

На воеводу навалились сразу трое. К мальчишке спешил четвертый печенег. От него-то и не мог отвести Святослав взгляда. Краем глаза заметил только, как Свенельд взмахнул полой плаща. Накрыл первого супротивника. Повернулся резко вокруг печенега. Коротко взмахнул рукой с зажатым в ней кинжалом.

Печенег запутался в воеводином плаще. Закрыла пола ему обзор. Заметил только коротко сверкнувшее лезвие, и свет для него померк. Навсегда.

А Святослав все стоял, своего поджидая.

Подбежал к нему супротивник, ощерился страшно, руку протянул, чтоб мальчишку сграбастать. Тут уж каган окончательно от наваждения очнулся. Мечик свой из ножен выхватил да печенега прямо по руке. По пальцам попал. Отрубить, конечно, не отрубил, но вдарил сильно. Изо всех своих силенок. Не ожидал ворог от мальца такой прыти. Потому и руку отдернуть не успел. Взвыл он сдавленно. Кистью отбитой затряс, а Святослав ему с разворота мечом по коленке. Тут совсем растерялся печенег. Даже на снег от боли присел.

А Свенельд уже со вторым заканчивает. Кинжалом ему жилу на шее рассек. Бьется красный родник из печенега. Забыл он о воеводе. Ему бы родник этот чем бы заткнуть. Только нечем. Да и силы в руках, что рану зажимают, все меньше. И спать очень хочется. И не просыпаться больше.