Полонянин

– На вот, – швырнула на пол княгиня мои сапоги. – Или до вечера будешь босым ходить?

Стукнули каблуки об пол. А Ольга мне еще рубаху кинула:

– Надевай. Не то пузо замерзнет.

– Так тепло вроде, – пожал я плечами, но рубаху напяливать начал.

Только спьяну головой в рукав попал. Тяну рубаху на себя, а ворота все нет. Сквозь холстину слышу, как Свенельд смеяться принялся. Понял, что надо мной это. Стыдно стало. От этого взволновался я. Совсем в полотне рубашном запутался.

– Изрядно вы налакались, – разгневалась Ольга. – Прямо слово, как дети малые, – помогла она мне рубаху натянуть, кушаком подпоясала.

Звякнули на кушаке ножны. А я и обрадовался. Если бы наткнулся на подарок Претича, когда Свенельд в опочивальню ворвался, не обошлось бы у нас без поножовщины. А так, выходит, Даждьбог от кровопускания отвел. Слава Даждьбогу.

– Так это ты на него кинулась? – Я сапоги натягивал, когда Свенельд сестру со строгостью спросил.

– Я же не чурка деревянная, – спокойно Ольга ответила. – Живой человек. Ты-то вон, на одноручке своей свет белый клином свел. А она, если помнишь, зарезать меня хотела. На Святослава с ножом кидалась. Что ж ты заместо того, чтоб ее на позор пустить, к сердцу своему прижал?

– Так ведь я…

– Что «я»? – княгиня Свенельду не дала и рта раскрыть. – Не боись. Не сужу я тебя. Что было, то быльем поросло. Только и ты уж сиди да помалкивай.

И нечего тут из себя брата старшего городить. Пока сын мой в силу не вошел, я на Руси хозяйка. И мне решать: с кем спать, а с кем песни петь. Дружина твоя в готовности? – И увидел я, как Свенельд на глазах трезветь начал, – Что молчишь, воевода? Или тебе теперь интересней под бабьи подолы заглядывать? – Ольга над ним, словно ивушка над пнем трухлявым, нависла.

– Готова русь, княгиня. – Варяг подобрался да приосанился.

– Хорошо, – кивнула Ольга. Вокруг стола обошла.

– Подвинься, Добрыня, – бедром меня подпихнула, на лавку супротив воеводы присела. – Вот что я надумала, – сказала.

Я взглянул на княгиню и вспомнил, как она, под грозой промокшая да ведуном перепуганная, ко мне недавно прибегала, книгу на хранение отдавала. И куда ее оторопь подевалась?

– Сколько ратников нужно, чтоб Киев в строгости держать? – меж тем продолжала Ольга.

– Думаю, сотни хватит, – ответил Свенельд.

– Хорошо, – кивнула она. – А сколько времени надобно, чтоб из Нова-города, из Смоленска и Чернигова войско подошло? Чтоб к дальнему походу его снарядить?

– Ты к чему клонишь? – заинтересовался Свенельд, в глазах его огонек азартный заиграл – поярче того, что от лампы недавно был.

– Отвечай, коли спрашиваю, – сказала Ольга и корчаги пустые в сторону отодвинула.

– Четыре месяца, – сказал воевода. Ольга задумалась, что-то в уме прикидывая.

– Долго, – головой покачала. – Даю тебе три. Чтоб до стуженя месяца [65] все войско в сборе было.

– Так ведь осень впереди, слякоть с распутицей, – попытался возразить Свенельд. – Не успеется.

– Это дело не мое, – княгиня на него рукой махнула.

– А если на ладьях по Славуте спустятся? – вставил и я словечко.

– С конями? – взглянул на меня воевода.

– А почему бы и нет? – поддержала меня Ольга. Помолчал варяг и головой кивнул:

– Тогда успеется.

– Теперь расскажи мне, где на полудне Русская земля ограничивается? – Ольга через стол к нему подалась.

– По Стугне-реке, по Змиеву валу рубеж лежит.

– Далеко ли от границы до ромейских владений?

– Далеко, – вздохнул воевода. – Так ты на Царь-град собралась, что ли?

– Да, – кивнула Ольга.

– Так это по лету надо, по легкой воде до Понта, а потом… – стал объяснять воевода, а я вижу, как огоньки в его глазах еще сильнее разгораются.

Оно и понятно. Застоялся воевода, словно конь норовистый в стойле. Закисать в Киеве начал. Да и дружина жирком зарастать стала. Вот и ярится он, обо всем на свете забыл, как только про походы услышал.

– Только не боем на василиса Царьградского идти, а дороги к земле его мостить, – сказала княгиня. – По суше путь прокладывать.

– Нелегко это, – покачал головой Свенельд. – За рекой Росью уличане сидят, а еще дальше тиверцы.

– Что за люди?

– Люди наши, – сказал я, вспомнив, как отец мне мироустройство объяснял, – православные…

– Только в Русь они не больно-то рвутся, – перебил меня варяг. – Вольно живут. Совался я к уличанам с дружиной. Ругу содрали с них худую. Их печенеги, как волки овец, ощипывают. Потому и бедная там земля.

– Вот мы их от печенегов и обороним. А заодно и окоем Руси подале отодвинем.

– У нас с ханом Курей договор. Он от меня на три года замирение выклянчил и эти самые земли на разорение. Только тогда согласился против древлян нам помочь, – сказал Свенельд и осекся, на меня взглянул вопросительно.

– Ты никак и времени счет потерял? – разрушила возникшую неловкость Ольга. – Три года-то минуло. И летит же время.

А у меня бой на пожарище в памяти огнем полыхнул. Не вмешайся тогда печенеги, как знать, чем бы побоище то закончилось?

– И верно, – закивал Свенельд. – Значит, договор побоку. Ох и повертится у меня Куря!

– А чтоб веселей тебе было его мутузить, отдам под тебя земли, которые на меч свой поднять сможешь, – сказала княгиня. – Хватит тебе налетами жить. Пора хозяйством обзаводиться.

– За благодар такой спасибо. – Свенельд оселок свой огладил. – Одно лишь меня смущает: не вступятся ли за печенегов хазары. Они давно на Русь зуб точат.

– Да, – озадачилась Ольга.

– Погодите, – сказал я. – Есть у меня мысль одна. Может, каганат и в сторонке постоит.

– Что за мысль? – встрепенулся воевода.

– Пока при себе оставлю, – ответил я ему.

– Как знаешь. – Мне показалось, что Свенельд обиделся. Или только показалось?

А он уже на сестру уставился:

– Скажи, Ольга, а на кой тебе эта заморочь? Помолчала княгиня, а потом отозвалась:

– Не по Прави это, чтоб над православными печенеги измывались. Что же это получается, мы роды братские отдали на поругание? И потом, мы путь на Царь-град по Днепру лишь до границ оборонить можем, а далее купцов и гостей Куря грабит. Еще чуток, и совсем захиреет торговля. Иноземцы окольные пути искать начнут. Мимо нас товары уходить станут. Да и не столько мне это надобно, сколько племяннику твоему. Или ты думаешь, что Святослав у мамкиного подола возмужать сможет? Крепнуть ему пора. Силы набираться. Видел бы ты его глаза, когда мы в Ольговичах на дулебов наткнулись. И войску это полезно будет. Пусть привыкает. Крепче знать они кагана своего должны. Ну а ты за ним присмотришь. И не приведи Недоля, если с ним что-то случится, – добавила она. – Не посмотрю, что брат ты мне. Самолично глаза тебе выдеру.

– Вот такие слова мне любы, – расплылся в улыбке Свенельд. – Завтра же Святослава с собой в Киев заберу.

– Глаза протри, – ухмыльнулась Ольга. – Завтра наступило. Рассвело уж.

Мы и не заметили, что утро на дворе. А я все удивлялся – и чего меня в сон клонить стало. Да зевота одолевать начала.

– Значит, сегодня, – поправился Свенельд. – Пусть со мной войско собирает. Пусть и обучение с ратью проходит. А если что, Дарена за ним приглядит…

– Ты с ума сошел! – взревела княгиня.

– Не гоношись, – остановил вскочившую было сестру воевода. – Он же у нее на руках с малолетства рос. И не на него она тогда нож точила. Тебя порешить хотела. Глупая девка была, за то и поплатилась. Говорили мы об этом не раз. Каялась она. Переживала, что мальчонку перепугала. А с тобой… может, оттого, что каган с ней побудет, и у вас что-то наладиться сможет…

– Не прощу я ей. Никогда не прощу, – упрямо сказала княгиня.

– Доля с Недолей по-всякому судьбу сплетают, – сказал я. – И так повернуть ее могут, и эдак. Так что не зарекайся, княгиня.

– Тоже мне учитель нашелся, – огрызнулась Ольга, а потом брату сказала: – Ладно уж. Пусть с тобой сын поживет. Ты только это… приглядывай за шутоломной своей…

65

Стужень месяц – декабрь.