Страница 60 из 78
И отправился Соломон с войском Олеговым обратно в тот город, в котором впервые свет белый увидел. Да не простым пленником. Нужны были кагану Хазарскому свои глаза и уши на пути из варяг в греки. И стал лекарь Соломон лазутчиком…
Изменился Киев за пятнадцать лет. Больше стал, краше. И подворье отцово сохранилось. Сдержал слово Здравень, не позволил разор учинять. Приглядывал. До самой смерти своей туда чужих не пускал. И сыну то же самое завещал.
А Любояр не узнал Соломона. Да и сам Ковалев сын изменился. Вырос. Семьей обзавелся. Дочь у него Дарена появилась. Сам теперь ковалем стал.
Но сохранил Соломон фибулу, другом подаренную. Как сберег, лучше не спрашивать. Только по ней коваль и признал старого друга. А как признал, обрадовался.
А Соломон клад отцов выкопал. Рухлядь истлела, а серебру и золоту что сделается? Расплатился звонкой монетой с Любояром за пригляд. Тот сначала брать не хотел, но потом все же деньги взял. Новую кузню на них поставил. И зажили соседи в мире. Любояр железо ковал, а Соломон людей лечил.
Только и о поручении кагана лекарь не забывал. Регулярно с караванами в Саркел вести из Киева слал…
Шли годы…
Олега на Киевском столе Игорь сменил.
Только мелковат оказался новый каган. Невысокого полета птица.
С одной стороны, это Хазарскому каганату на руку было. Больно Олег силу имел. В крепкий кулак зажал он земли и народы, что жили вдоль всего пути из варяг в греки. Сумел под себя подмять и хитрых новгородцев, и простоватых черниговцев. Вражду между славянскими племенами прекратил. В единую Русь их собрал. Пришлось каганату на время забыть о том, что когда-то эти народы Саркелу подвластны были.
Только и пользы Олег хазарам немало принес. Торговые пути укрепил. Налог на купцов хазарских не тяжелый положил. Позволил и в Киеве, и в других русских градах торговлю налаживать.
И столицу хазарскую в покое оставил. На полдень, на Понт свой взор обратил[161]. До самого Царьграда дошел. Данниками гордых византийцев сделал. Ну, так это Саркелу в радость. Забыли на время кесари распри с хазарами. Союза с каганатом запросили…
А Игорь…
Так, ни рыба ни мясо. Когда малым был, Олега пуще отца родного слушал. А как вырос да без поводыря остался, так и в сомнениях погряз. Но поводырь нашелся. Асмудом его зовут. Под его дудку каган Киевский плясать с радостью начал. И не тайна это вовсе. О том народ на погостах и торгах в открытую толковище вел.
Олег, тот хитро поступал. Понимал, что для полян он находник. Вот и подмасливал их. Перуну Полянскому при народе киевском жертвы и требы приносил. Опять же добычей воинской с киевлянами делился. В походы войско полянское брал.
Асмуд не таков. Варяг он, варяг и по крови, и по разумению. Ему что славяне, что иудеи, что христиане. Разве ж такое может понравиться? Нет, не может. И не нравилось. Оттого-то киевляне роптать начали. Сначала тихонько. Потом громче.
Смотрел на это Соломон, слушал. Видел он, как недовольство Игорем растет. В Саркел доносы слал.
А потом Асмуд еще одну ошибку совершил. Вместо славянки Игоря на варяжке женил. Да еще на ком! На своей же дочери. Привез ее откуда-то из Ладоги. Народ киевский снова возроптал, но дружина варяжская быстро рты позатыкала. Тем паче Свенельда, сына Асмудова, Игорь воеводой поставил…
Прочно семейка на Старокиевской горе обосновалась. Порой и неясно было, то ли Игорь Русью правит, то ли Асмуд, то ли Ольга — кукушка ночная.
А тут как раз из Саркела послание пришло. Дескать, нельзя ли поближе к кагану Киевскому подобраться? Отчего же нельзя? И случай удобный представился.
Собрался Игорь на печенегов[162]. Велел ковалям заказы от горожан да крестьян окрестных не принимать. Только мечи ковать, кольчуги вязать приказал. С каждой кузни по десять мечей да по три кольчуги.
Навалилось на Любояра работы — непочатый край. Не по его силам только. Он же все больше по-мелкому ладил. Ножи ковал. Коней в подковы обувал. А тут такой оброк. Да и невмоготу одному. Был бы сын… только нет сына. А дочь молотом махать не будет. Не справился Любояр. Долг на него тиуны[163] повесили. За тот долг Дарену в холопки забрали.
Помог ему Соломон. Знал он, как хлеб рабу достается. Дал Любояру денег. Тот ключника подмазал. Определили Дарену в сенные девки. В пригляд за маленьким Святославом.
Занедужил как-то малыш. Ольга в крик. А тут Дарена подсказала, кого на помощь позвать. Так Соломон стал вхож в терем кагана Киевского.
Из первых рук каган Хазарский знал, что на Старокиевской горе творится. Оттого и арабов на Византию натравил, когда Игорь решил на Царь-град пойти. Иначе не видать бы Киеву греческой дани. Только невыгодна была Саркелу победа Византии. Отобьется кесарь от Руси, на Хазарию войско пошлет. Пусть уж лучше по-прежнему дань Киеву платит. И хотя Феофан Игоря в пух и прах перед Судом разбил, ладьи его огнем греческим пожог, только добить не смог[164]. Руки кесарю Роману арабы связали. Да так крепко, что он, спустя три года, сам в Киев послов прислал. Старый договор обновить.
А теперь вот Соломон узнал такое, отчего впору самому в Хазарию бежать.
Нет больше Игоря. Сгинул в древлянских лесах. И затрещала Русь по швам, как корзно[165] изношенное. Еще немного, и начнут разбегаться земли всяк в свою сторону. Мал Древлянский уже с себя киевскую стопу снял. Теперь и другим дорожка расчищена. А там, глядишь, опять под хазарский присмотр попадут.
Лишь подтолкнуть камушек надобно, потом он и сам под горку покатится. А толкнуть силы найдутся.
Оттого и не пошел Соломон на свое подворье. Устал он сильно, Асмуда в чувство приводя, и спать хотелось. Однако не до сна сейчас. Ой не до сна…
Так размышлял Соломон, шагая по деревянной мостовой в осенней ночи. Лай собак иногда отвлекал лекаря. Он беззлобно поругивался на них. Кутался в зипун от прохладного ветерка и мечтал о хорошем корце[166] горячего сбитня[167].
Лекарь не боялся темноты. Здесь, в Козарах, он знал каждый двор, каждую выбоину в мостовой, поэтому шел смело и был уверен, что скоро дойдет туда, куда нужно.
И верно. Вскоре перед ним вырос забор подворья посадника козарского[168] Ицхака бен Захарии. Соломон нащупал калитку, подхватил висящий на веревке деревянный молоток и застучал им.
На стук откликнулись дворовые собаки. Они подняли тревожный лай, который тут же подхватили окрестные кобели и суки.
Через некоторое время лекарь постучал еще раз. Он услышал голос Ицхака:
— Кого там принесло на ночь глядя? — Голос у козарского посадника был густой.
— Это я, Ицхак.
— Ты, Соломон?
— Да, посадник. Это я.
— Сейчас отворю. — Ицхак прикрикнул на дворняг, поскрипел досчатым настилом и отворил калитку.
Желтый свет факела резанул Соломона по глазам. Он зажмурился. Постоял так некоторое время. Затем осторожно открыл их и шагнул во двор. Ицхак запер калитку и пошел к дому. Соломон пошел вслед за ним.
— Мы уже давно ждем тебя, — тихо сказал посадник.
— Я и так спешил как мог, — так же тихо отозвался лекарь. — Темень, хоть глаз коли.
— Ничего. Мы дольше ждали. Дождались? — повернулся он к Соломону.
— Сейчас все расскажу, — ответил тот. — Только вначале вели, чтобы мне сбитню подали. Что-то я иззяб.
— Проходи, погрейся.
Они поднялись по невысокой лестнице, миновали сени и подошли к оббитой овчиной двери в горницу[169].
161
«На полдень, на Понт…» — Не только у славян, но и у других народов стороны света распределялись по ходу Солнца. Восход — восток. Полдень — юг. Закат — запад. Полночь — север. Понт — ныне Черное море.
162
«Собрался Игорь на печенегов». — Об этом упоминает «Повесть временных лет» под 6428 годом (920 г.). однако историки сомневаются в правильности хронологии ПВЛ. Уж больно много нестыковок. Так, например, по ПВЛ Ольга родила Святослава в возрасте пятидесяти лет.
163
Тиун — сборщик налогов.
164
«…Игоря в пух и прах перед Судом разбил, ладьи его огнем греческим пожог, только добить не смог». — Имеется в виду поход Игоря на греков 941 года. Суд — залив Золотой Рог.
165
Корзно — княжеский плащ. Мантия.
166
Корец — плоскодонный ковш. Делали корцы из березовой коры или вырезали из древесного корня.
167
Сбитень — отвар душистых трав с медом.
168
«…посадника козарского». —Непосредственно городом (градом) называли место жительство князя, кремль. Вокруг града располагались посады и слободы. Посады были пунктами торговой и промышленной деятельности и имели самостоятельное управление. Посадник выбирался населением из числа наиболее уважаемых жителей или назначался князем. В данном случае посадником был иудей, так как посад Козары (как уже говорилось выше) населяли в большинстве своем иудеи.
169
«…поднялись по невысокой лестнице, миновали сени и подошли к обитой овчиной двери в горницу». — Дома в то время строились практически по одному плану. Первый полуподвальный этаж занимали подклети, использующиеся как хранилища для добра, еды и т. д. Выше подклети располагалась горница (от слова «горнее», т. е. «верхнее»), которая служила для приема гостей, к ней со двора вела лестница с крыльцом и сенями. А еще выше располагались уже хозяйские покои, куда посторонние практически не заходили. Здесь была опочивальня, светелка и т. д. Общее название комнаты — клеть. Сам дом ставился посредине двора. От калитки к нему шла дорожка, часто мощенная досками. Все остальные хозяйственные постройки стояли вокруг дома и соединялись с ним крытыми переходами. (М. Забылин. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия.)