Княжич

Ничего не поделать. Не он взял Коростень, чтобы въехать в городские ворота верхом. Беляна повела себя так, словно не захватчиком, а гостем, пусть непрошеным, но гостем Игорь с полянами и русью своей войдут в древлянский стольный город.

Взял коня под уздцы…

Ох, хитра княгиня. Только через год уже никто и не вспомнит, как земля Древлянская стала частью Руси.

Пешим, с конем в поводу, неуверенной походкой каган Киевский вошел в Коростень.

Войско вошло вслед за каганом.

Только Асмуд, проходя мимо княгини, на мгновение задержался. Он подмигнул маленькой княжне.

Та примостилась у матери на руках и с интересом рассматривала проходящих мимо странных людей в странных одеждах. Оружие звякает, почти как ее погремушки. Старик усатый ей смешно подмигивает. И она улыбнулась. И Асмуд улыбнулся тоже. Недобро.

Княгиня зашла последней.

Она передала Малушу Путяте, уверенная в том, что молодой болярин скорее умрет, чем кому-нибудь позволит обидеть княжну. А сама поднялась к себе в светелку. И тут упала на устланную куньим мехом постель и заплакала. От страха. От обиды…

Она понимала, что не разорять пришел в Древлянскую землю каган Киевский. У него и у ближних его были совсем другие задумки…

Как и обещал старый варяг, вечером Игорь с дружиной пировал в детинце князя Мала. Только не хозяевами они здесь оказались, а всего лишь гостями. Важными, но нежеланными.

В просторной палате по стенам ярко горели факелы. В палате этой еще со времен Нискини заседал Совет старейшин Древлянской земли. А теперь в ней были накрыты широкие столы. Но старейшины и сейчас были здесь.

Семь боляр старшей дружины отца нынешнего князя Древлянского. Воины, знавшие радость победы, пляшущей на кончике меча, и пьянящую горечь тризны. Те, кто не дал Хольгу захватить Коростень, когда тот прошел от Нова-города до Киева. Оттого и осталась Древлянская земля свободной от руки варяжской. Те, кто ходил потом с тем же Хольгом к Царьграду и к Саркелу хазарскому. Но не как русь его, а как попутчики. Те, к кому прислушивался князь нынешний. Те, кого почитали люди Даждьбоговы как живых предков. Те, кто пока оставался по эту сторону Яви.

На длинных лавках расселись они вдоль стен. И не смотрели даже на столы с едой. Сидели, точно каменные. Молчали. Словно и не здесь были. А там, в своем давным-давно.

Но на стариков мало кто обращает внимание.

Да и какая разница, кто там сидит вдоль стен, если столы ломятся от еды и питья. Не поскупилась княгиня Беляна. Почитай, все подвалы коростеньские вытряхнула. И дичина на столах, и птица домашняя, словно не лето на дворе, а Коляду[33] празднуют. Даже меды пьяные и пиво хмельное велела выставить. А перед Игорем кувшин поставила тонкой ромейской работы. Не пустой кувшин — с зеленым вином. Из Царьграда Нискиня, отец Мала, привез. Берегли то вино. Думали на свадьбу Добрыни выставить, да, видимо, обойтись придется без того вина. А может, и еще случай представится, чтоб запасы пополнить.

А дружина Игорева рада. Крови не пролито. Все товарищи целы. Поят, кормят. Чего еще нужно? Радостно дружине. Пирует. Шумит. Здравицы выкликает. А войско полянское, и русь разноплеменная, те, что на стогне разместились, тоже не отстают. И у них столы не пустуют. Да и пива хмельного на всех хватит. Отчего же грустить?

И каган Киевский тоже не слишком огорчен. Без драки Древлянскую землю под себя подмял. Думал, что сложнее будет. А оно вон как повернулось. То, что дядьке Хельги не удалось, у племянника получилось. А то, что старейшины древлянские губы надули, так пусть их. Киевские да смоленские тоже поначалу носы воротили. Дескать, не дело славянским родам под варягами сидеть. Даже подняться поначалу пытались. Только Хельги их скоро присмирил. Да и что, по большому счету, могут сделать огнищане против руси? Огнищанам жито растить да по лесам прятаться. А руси войны воевать да кагану славу добывать. Вот и были словены, кривичи да радимичи людьми вольными, а стали русскими.

А вино ромейское жарко по жилам течет. И голову туманит, и телу веселье придает. И скачут мысли серыми зайцами из прошлого в будущее. И все легким и простым кажется.

Игорь маленьким был, когда Хельги его из Нова-города с собой в дальний поход взял. Помнит он, как к горам киевским подошли. Как Оскольд не хотел город сдавать. Да только просчитался. Киевлянам надоел и он, и руга хазарская. Рады они были тому, что им варяг пообещал. Вот и открыли ворота. И крикнули каганом Игоря-несмышленыша. И Русская земля за счет Полянских вотчин еще больше стала. А потом сами хазары данью откупались, только бы Хельги их в покое оставил.

А вот теперь древляне под Игоря лягут. Только бы Свенельд Нискинича перехватил. Чтоб ни сам Мал, ни щенок его до Коростеня не добрались. С Беляной тогда будет проще договориться. В крайнем случае в жены ее можно взять. И тогда уж точно все по Прави будет. Была Древлянская земля — и нет. Станет частью Руси. Хуже от этого не будет. Так что пока все идет, как идти должно. А что Асмуд сидит, словно кречет нахохлился, так это его дело.

Никак старый варяг не может в толк взять, что меняются времена. И люди тоже меняются. Он еще мальчишкой с Рюриком в Гардерику пришел. С ним в Ладоге сидел, потом Нова-город под себя брал. С Вадимом на новгородских улицах бился. С Хельги Киев от хазар чистил. А потом с ним вместе драккары на колеса ставил[34]. Только как был он варягом, так им и остался. Все еще Одина да Торина чтит, требы им приносит. Перуна Полянского на дух не переносит. И плевать ему на то, что большая дружина давно уже не из варягов, а из руси разноплеменной набрана. Все равно Асмуд за чистоту варяжской крови ратует и никак не может простить Рюрику, что тот себе в жены словенку взял.

Любит он Игоря и ненавидит. Любит за то, что власть над Гардерикой держит, а ненавидит за то, что только полкрови в нем варяжской, потому и в жены Игорю чистокровную варяжку привез. Хельгу. Ольгой ее Русь зовет. И пусть себе. Все меньше злого ей кудесники да недруги нашептать смогут[35]. Да еще ворчит все время, что это ему не так да то не по-варяжски делается.

Но знает каган Киевский, что потребуется рука — Асмуд, не задумываясь, ту руку под топор положит. За Игоря Рюриковича не только руку, а и голову отдаст.

Знает, что не крепко Киевский стол стоит. Того и гляди рухнет. А не станет Игоря — может, и не быть варягам в Гардерике. Потому и возражать не стал, когда сына своего они с Ольгой на славянский манер назвали. Поворчал только. Но потом понял, что Святослав — имя варяжское[36]. И стерпел старый варяг. И продолжает терпеть. Борется с собой. Зубами скрипит, а сделать не может ничего.

И сына Свенельда так же воспитал. В любви и ненависти.

Только бы не подвел Свенельд. Только бы не подвел…

А вино зелено кровь горячит. Может, не ждать гонцов от молодого воеводы? И так же все ясно. А днем раньше или днем позже, так какая разница?

А Беляна хороша. И лицом пригожа, и станом приятна. А ума у дочери старого Вацлава на двух хватит. Эка она кагана Киевского повернула. Впрочем, для жены ума большого не нужно. Ольга вон тоже умом не обижена. Иногда даже оторопь кагана берет. А если они вдвоем сойдутся? Все они умные. Что Асмуд, что Ольга. Вот теперь еще Беляна появится. И все чего-то от него, от Ингвара Хререксона, хотят…

— Слушай, конунг, — голос Асмуда вырвал Игоря из дымки задумчивости, — а почему хозяев не видно?

— А разве не мы здесь хозяева? — возмутился каган Киевский.

— Ты, Ингвар, хоть и летами богат, а все как дитятя малое, — сказал варяг с усмешкой. — Не ты Древлянской земле, а она тебе честь оказывает. А значит, не хозяин ты здесь. И пока это место тобой не завоевано. Порушено. Пограблено. Посрамлено. Да только в Русь княжество Древлянское пока не вошло. Ведь никто тебе стремя не целовал. Или не так?

33

Коляда — праздник, посвященный зимнему солнцевороту (21—22 декабря по новому стилю). Отмечали самую длинную ночь в году. Считалось, что в эту ночь Коляда на своей летучей ладье спускается в Пекло (славянский ад) и там, перехитрив Кощея и Марену, будит опоенного сонным зельем Даждьбога. Праздник победы Жизни (Яви) над Смертью (Навью).

34

«…драккары на колеса ставил». — Имеется в виду поход Олега на Византию 907 года, «…и повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на них корабли. И с попутным ветром подняли они паруса, и пошли со стороны поля к городу…» (Повесть временных лет).

35

«Все меньше злого ей кудесники да недруги нашептать смогут». —Считалось, что имя человека несет в себе сакральную информацию. Зная имя врага, можно было навредить ему магическими действиями. Оттого, например, монахи, принимая постриг и отрешаясь от мирской жизни, берут другое имя.

36

Святослав (прим. 940—972 гг.) — сын Игоря и Ольги. Имя Святослав состоит из двух частей — Святой и Славный. Хельга — святая, Ингвар — славный. Одновременно его можно перевести и как Властелин Славян. Свет — синоним власти. Именно так переводили имя Святослава арабские хронисты того времени.