Боярин

Идти тоже не хотелось. Он мечтал о том, чтобы провести весь сегодняшний день с Рахилью, и теперь злился оттого, что все его мечты пошли прахом.

«И зачем я понадобился этому хрычу?» – подумал Якоб, но все же сказал старому слуге, что он непременно придет.

И вот теперь, перешагнув порог этого столь ненавистного ему дома, он понял, что его опасения были напрасны. Авраам сам вышел его встречать, а это было большой честью. Ребе так радовался, что Якоб все же навестил его. Так радушно угощал его прекрасным вином и изысканными блюдами, что воин поверил в искренность Авраама.

«Может, прав ребе, – подумал он, вполуха слушая болтовню Авраама. – И не стоит ворошить прошлое. Ведь сына его все равно не вернешь, а обвинять меня в том, что я занял его законное место, по меньшей мере несправедливо. Ведь я же не виноват в том, что… Что он говорит?»

– Что ты сказал? – переспросил Якоб вслух и почувствовал, как его ладонь, сжимающая серебряную чашу с вином, покрывается липким потом.

– Я говорю, – повторил Авраам. – Что мне доподлинно известно, кто стал виновником нападения на кагана и смерти моего сына.

– И кто же этот злодей? – воин поставил чашу на стол и вытер ладонь о скатерть.

– Это ты, – спокойно сказал ребе, словно разговор шел о погоде или о том, какую прибыль в этом году принесет торговля с Маракандой.

– Ты шутишь? – Якоб рассмеялся.

– Нет, – ребе как будто не заметил веселья воина.

– Ты знаешь, чем может обернуться такое обвинение? – Якоб подхватил чашу со стола, повертел ее в руках, словно решая: допить вино или плеснуть его в лицо Аврааму?

– Знаю, – кивнул тот как ни в чем не бывало, немного помолчал, а потом добавил: – У меня есть доказательства.

Воин одним махом выпил терпкий напиток и со стуком поставил чашу на место.

– Это глупости, – сказал он. – Откуда у тебя могут появиться доказательства, если их не может быть?

– Все очень просто, – ребе привычно застучал пальцами по столу. – Ты не знаешь, в чьем доме останавливался Иосиф перед охотой?

– Откуда мне знать, – пожал плечами Якоб.

– А я знаю, – сказал Авраам и посмотрел воину в глаза.

Он выдержал долгую паузу, и только стук его пальцев о столешню говорил о том, что Авраам сильно волнуется. Он подождал еще немного, потом вздохнул и сказал:

– Это же был твой дом, Якоб бен Изафет.

– С чего ты взял?

– А разве я не прав? – Ребе не спускал глаз с Якоба, будто ждал, что тот сейчас начнет каяться. – Давид говорил мне перед отъездом, что у Семендера его ждет друг, который обещал помочь с охотой. И даже предложил свой дом, чтобы кагана никто не потревожил.

– Ну и что? – вновь пожал плечами воин. – Это и не дом вовсе, а так… охотничья хижина.

– Значит, этот… эта охотничья хижина была твоя? – Авраам убрал руку со стола, сжал пальцы в кулак и снова разжал.

– Это ничего не доказывает.

– Конечно, – согласился ребе. – Кстати, не ты ли посоветовал моему сыну взять в заложницы дочь того кухаря?

– Какого кухаря? – Якоб вдруг пожалел, что на званый обед не прихватил с собой оружие.

– Ну, того кухаря, который попытался расквитаться с каганом за смерть дочери.

– Какого еще кухаря?! – Воину показалось, что его тело сжимается в тугую пружину.

– Твоего кухаря. Того самого, которому ты рассказал, как воины кагана надругались над его дочерью. – Пальцы ребе снова сжались в кулак и уже не разжимались. – А почему ты ему не признался, что снасильничать над девчонкой была твоя придумка?

– Что ты несешь?!

– Да, – кивнул головой Авраам. – Ты все отлично рассчитал. Ты так долго жил среди аланов, что был уверен: кухарь станет мстить за смерть дочери. А потом появишься ты и на глазах у Великого кагана расправишься с горсткой дикарей. И все. Он заметит тебя, приблизит, возьмет в Итиль… а все оказалось еще лучше. Твой друг Давид погиб, застигнутый врасплох, и ты с легкостью занял его место. На это ты, наверное, не рассчитывал. Ты ударил кухаря мечом и посчитал, что истина навсегда останется там, в горах.

– Глупость. Полная глупость. Ты все выдумал, Авраам, чтобы разозлить меня. Я скажу о твоих глупых обвинениях кагану, и тогда он, несмотря ни на что…

– А ведь ты его не добил. – Впервые за все это время Авраам позволил себе улыбнуться. – И Создателю было угодно, чтобы он выжил, а я его нашел.

Пружина разжалась.

Словно голодный барс на добычу, Якоб бросился на ребе. На лету он опрокинул стол. Дорогие серебряные блюда зазвенели по полу. Остатки еды разлетелись в разные стороны. Вино пролилось из позолоченного кувшина и кровавым пятном растеклось по белой скатерти.

Воин этого даже не заметил. Он видел лишь насмешливые глаза Авраама. Он хотел лишь сжать пальцы на горле своего врага. Он мечтал о том, как ребе захрипит, засучит руками, задергается в смертельной судороге и замолчит навсегда, унося его тайну в могилу…

Его мечте не суждено было осуществиться. Неожиданно на его пути встал, появившись неизвестно откуда, человек. Резко, наотмашь этот человек ударил воина кулаком по затылку, затем коленом в пах, а потом носком сапога под коленку. Если бы не злость. Если бы не ненависть. Если бы не страх…

Якоб взревел, упал и принялся кататься среди разбросанных по полу объедков, стараясь унять страшную боль.

– Ненавижу! – сквозь стиснутые зубы выдавил он. – Ненавижу!

– Зря ты так, – Авраам перестал улыбаться. – Ненависть ослепляет. Вот ведь разошелся. – Он неторопливо поднял стол и принялся собирать разбросанную посуду. – Вино разлил, скатерть дорогую испортил. Зачем?

– Ты убьешь меня? – Якоб почувствовал, что боль отступает.

– Зачем? – вновь спросил Авраам. – Ведь Давида все равно не вернуть. – Он тяжело вздохнул и потер веко, словно ему в глаз попала соринка. – Мне не нужна твоя смерть. – Ребе резко повернулся и взглянул на воина. – Мне нужна твоя жизнь.

– Чего ты хочешь?

– Вот это другой разговор, – сказал Авраам. – Вставай. – Он протянул Якобу руку. – Не пристало личному телохранителю и начальнику стражи Великого кагана Хазарского валяться на полу. Тем более перед иноземцем, – кивнул он на незнакомца.

– Кто это? – Якоб зло взглянул на своего обидчика.

– Всему свое время, – ответил ребе. – А пока давай поговорим.

– О чем? – Воин встал, попрыгал на пятках, отряхнул одежду от остатков недавней трапезы и сел на свое прежнее место.

Он старался сохранять спокойствие, но его правая щека предательски подергивалась, выдавая волнение. Сидел, ежился, и больно ему было, и досадно, и не хотелось обиду свою выказывать. Но ребе этого словно не замечал. Он хлопнул в ладоши, и тут же появились слуги, быстро убрали следы недавней драки, накрыли стол свежей скатертью, заменили блюда и поставили новый кувшин вина. Все это время и воин, и ребе, и таинственный незнакомец сохраняли молчание. Якоб несколько раз бросал на незнакомца взгляд, словно стараясь понять, что это за человек. Но незнакомец стоял себе в сторонке, разглядывал затейливый узор огромного ковра, висевшего на стене, и казалось, что его совершенно не интересует, о чем беседуют эти люди.

– Так о чем ты хотел говорить? – Как только слуги удалились, Якоб тут же нарушил молчание.

– О том, что вокруг кагана Иосифа немало врагов, – сказал Авраам. – И если помнишь, у него нет наследника, и неизвестно, кто станет во главе страны, как только Создатель призовет его к себе.

– Ты предлагаешь… – Якоб осекся, поерзал на сиденье и вновь взглянул на незнакомца.

– Я предлагаю, – кивнул Авраам, налил из кувшина вина и протянул чашу воину. – Я предлагаю тебе еще лучше заботиться о безопасности носителя Божественной силы, как и подобает преданному телохранителю.

Якоб взял чашу, невольно скривился, словно вместо вина в нее налили яду, взглянул на Авраама, стараясь понять, к чему клонит ребе.

– Преданному душой и телом, – продолжал тот. – А рядом с этим телохранителем будет его верный друг и учитель, который иногда сможет удержать молодого ученика от необдуманного поступка и подсказать, что в данный момент необходимо Великой Хазарии. Конечно же, учитель простит своему ученику гибель сына, и ни одна живая душа не узнает, что на самом деле случилось той ночью в горах. Правда… – Авраам сделал паузу, налил себе вина, – если учитель внезапно покинет своего друга… случайно занедужит от дурной пищи или, споткнувшись, упадет на острый кинжал… в тот же день каган узнает горькую правду о том, что тот, кому он доверил свою жизнь, однажды решил на эту жизнь покуситься. А Иосиф не любит изменников. И смерть телохранителя будет ужасной. Итак, – ребе поднял чашу, – за нашу дружбу?