Дорога надежды

Во «Французском корабле» объявился незнакомый военный лет тридцати. Он прослышал, что в Квебеке находится мадам Пейрак, и возжелал просить ее участия в его отношениях со своей «блондинкой», зная, что женщины знакомы друг с другом, вдруг Анжелике удастся убедить ее выйти за него замуж3 Он уже давно молит ее об этом!..

— Блондинка!.. — воскликнула Полька. Речь шла о Мавританке, королевской девушке, приплывшей на «Ликорне», которую Пейраки привезли в Квебек вместе с подругами, которым предстояло сделаться женами молодых канадцев.

Словечко «блондинка» настолько прочно вошло в словарь солдат, обозначавших им невесту или красотку, оставленную на родине, что славный малый не понимал, почему бы ему не употреблять его применительно к той, что владела его помыслами, хотя она была очаровательной негритянкой, воспитанной в Париже дамами Сен-Мора.

Ей пока не нашлось мужа, и не потому, что недоставало претендентов на ее руку, а по той причине, что она вбила себе в голову, что выйдет замуж только за офицера или за дворянина.

У Анжелики появилась возможность разузнать о девушках, оказавшихся в свое время под ее покровительством. Оказалось, что Генриэтта тоже не торопится связать жизнь с канадцем, боясь познать тяжкую долю настоящей жительницы этих затерянных краев. Она по-прежнему прислуживала мадам Бомон, которая повезла ее с собой во Францию, куда ей пришлось отправиться для улаживания дела о наследстве. Возвращение обеих намечалось на следующий год, если только Генриетта не найдет себе муженька на родине.

— Если она все-таки вернется, можешь порадовать ее, что ее младшая сестра вышла замуж в Акадии, в Порт-Руаяле, в поместье Рош-Посей. Думаю, она будет счастлива об этом узнать Анжелике было сообщено, что Дельфина дю Розуа, взявшаяся приглядывать за всей компанией после смерти мадам Модрибур, находится, видимо, в городе и скучает, ибо муж ее, лейтенант флота, отбыл вместе с Фронтенаком на озеро Онтарио для встречи с ирокезами.

Семейство это, пользующееся всеобщей любовью, было среди активнейших членов братства Святого Семейства. Супруги печалились, что у них до сих пор нет детей.

Заслышав о братстве, Анжелика перечитала письмо мадам Меркувиль, которое было одним из первых посланий, которые ей вручили в Квебеке. Она с самого начала подозревала, что в письме пойдет речь о намерении Куасси-Ба и Перрины, ее чернокожей рабыни, сочетаться браком.

Для начала мадам Меркувиль сообщала, что находится в поместье «Бычья коса» со всей компанией, включая избранницу Куасси-Ба. С присущей ей обстоятельностью она не забыла назвать несколько имен и примет, которые помогут в розысках англичан, удерживаемых в плену Новой Франции, удовлетворяя просьбу Анжелики, высказанную еще в осеннем письме. Кроме того, она рекомендовала ей свидеться с несколькими жителями Виль-Мари, рьяных обратителей еретиков в истинную веру, и одним иезуитом, духовником миссии в Сан-Франсуа-дю-Лак, что на реке Сент-Франсис, где скопилось много крещеных абенаков, пригнавших с собой немало англичан, захваченных в плен во время рейдов на поселения Новой Англии.

Мадам Меркувиль по-дружески предупреждала ее, что дело пленников-англичан вопрос весьма деликатный. Англичане были добычей дружественных французам индейцев, по традиции использовавших пленных для работ, которые некому было выполнять после гибели кого-то из воинов на поле брани.

Что касается грядущего брака Куасси-Ба и Перрины, то этим ей предстояло заняться в Виль-Мари. Если бракосочетание состоится в начале августа, то мадам Пейрак найдет в Квебеке достаточно народу, чтобы устроить подобающий случаю пир и собрать процессию, которая проследует через весь город: подобные празднества лучше всего проводить именно в столице, тем более что они совпадут с ежегодным праздником дароносицы, в котором всегда участвует большинство квебекцев.

Готовясь к свадьбе, мадам Меркувиль приготовила черновик брачного контракта, составленный в терминах, какими пользуются в таких случаях, и просила господина и мадам Пейрак изучить его, чтобы можно было обсудить его отдельные положения, когда они пустятся в обратный путь, хотя остановка их, как она, к своему великому сожалению, поняла, будет недолгой.

Анжелика без всякого энтузиазма прочитала строки проекта:

«Граф де Пейрак, сеньор Пейрак и прочее, дозволяет Арману-Цезарю, своему негру, жениться на Перрине-Адели, негритянке вдовствующей баронессы Морн-Анку с острова Мартиника, урожденной Амбер, в супружестве Меркувиль.

Дозволение дается в знак признательности за тридцать лет — а возможно, больше или меньше — безупречной службы названного Армана-Цезаря, а также ввиду удовлетворенности баронессы многими годами службы названной негритянки.

Нижеподписавшийся досточтимый Жаммо, кюре прихода «Бычья коса», подтверждает получение указанных заверений и дает им вследствие этого испрошенное благословение на брак.

Супруги обязуются прослужить совместно еще три года, после чего им будет предоставлена полная свобода.

Подписано. Жанна Меркувиль, урожденная…»

— Но ведь это никуда не годится! — воскликнула Анжелика, так и не присев в зале, куда ее только что привела мадам Гонфарель.

Ее сразу поразило, что Куасси-Ба впервые на ее памяти именуют Арманом-Цезарем, как простого раба. А ведь он давно уже вольноотпущенник!

Как жаль, что с ней нет Жоффрея! Уж он-то разобрался бы во всем этом, затратив куда меньше энергии, чем она. Видимо, Квебек нравился ей лишь тогда, когда здесь можно было предаваться удовольствиям и уделять время дипломатии разве что ради развлечения. Все дело в витающем здесь, даже в разгар лета, французском духе, который не позволяет разуму сосредоточиться на не слишком приятных делах.

Полька тоже не советовала ей заниматься крючкотворством.

— Возьметесь за это дело на обратном пути. Дайте ему перебродить в погребе…

Анжелика не хотела показывать черновик контракта Куасси-Ба. Возможно, он был огорчен тем, что не встретился с Перриной, однако ничего не сказал, а лишь удвоил рвение, с каким охранял Анжелику и Онорину. Для него важнее всего было возвратиться в Тадуссак, с честью выполнив поручение: охранять и защищать, если понадобится, с оружием в руках, величайшее сокровище его господина, Жоффрея де Пейрака, — «счастье хозяина», выражаясь словами самого негра. Анжелика не сомневалась, что, случись с ними несчастье, Куасси-Ба будет готов наложить на себя руки. Он и так не мог привыкнуть к мысли, что придется оставить Онорину у чужих людей. Ему, в отличие от Анжелики, воздух Новой Франции не навевал ничего, кроме подозрительности.

Ту, последнюю зиму, которую они провели в Квебеке, он ходил мрачнее тучи.

Он бродил по улицам Квебека с еще большей опаской, чем по улицам Парижа, которые были ночами погружены в кромешную тьму, пока де ла Рейни не распорядился осветить их фонарями. Он редко позволял себе расслабиться, и глаза его без устали стреляли из стороны в сторону.

Что ж, в этом путешествии, когда на него возложена столь тяжелая ответственность, она не станет причинять ему беспокойства и не будет забывать оповестить, куда собирается направиться. В конце концов, они останутся в Квебеке всего три дня. У нее не было ни малейшего желания задерживаться здесь на более длительный срок.

Глава 37

После того, как остались позади мысы-близнецы Квебек и Левис, а потом мысы Алмаз и Красный, река действительно сделалась незнакомой и таила неожиданности, как когда-то для первых побывавших здесь белых, французов Картье, Шамплейна, Дюпона-Граве, вездесущие корабли которых так же неуклонно поднимались по этому водному потоку, все еще напоминающему море, но все же понемногу сужающемуся, лишая их надежды оказаться в один прекрасный день в Китайском море.

Наконец перед ними выросли неприступные пороги.

Именно здесь, на самом крупном из сонма островков, которыми заканчивался судоходный путь, на верхушке невысокой горы Картье водрузил когда-то большой крест с гербом французского короля и назвал эту гору «Мон-Руаяль» «Королевская».