Дорога надежды

Она остановилась, почувствовав, что выдохлась, ибо подобная речь, произнесенная на одном дыхании, давалась ей с трудом, хотя английские пуритане и прочие протестанты с легкостью, без запинки произносили свои длинные проповеди.

Рут и Номи молча слушали ее, словно верующие священника, и все в доме, включая девочку в колыбели, внимали ее звучному голосу, взволнованному и убедительному. Но на губах ее собеседниц блуждала отстраненная улыбка, было заметно, что они разочарованы ее словами и не собираются следовать голосу разума. Их сопротивление побудило Анжелику с еще большим пылом продолжить уговоры, еще раз допытаться спасти жизнь и свободу этим упрямым мученицам.

— Умоляю вас, не уезжайте! Я боюсь за вас. Останьтесь здесь, в Голдсборо, маленькая Агарь будет здесь в большей безопасности, чем в любом, даже самом глухом уголке Новой Англии. Вы же сами прекрасно это понимаете. Люди самых различных национальностей и верований собрались здесь, чтобы в добром согласии начать новую жизнь. Конечно, здесь есть свои недостатки, но под управлением господина Патюреля каждый житель поселка может рассчитывать на защиту властей. Здесь вам не грозит ни плохое обращение, ни арест, ни тем более смертный приговор. Только люди недостойные, сеющие раздор, воры, распутники, любители помахать кулаками или пустить в ход нож, находятся на подозрении у властей, и те считают своим долгом примерно наказывать их или даже изгонять из колонии. Но приговор всегда выносится на основании справедливого решения суда, с тем чтобы сохранить спокойствие и защитить мирных граждан поселка. Здесь есть ваши соотечественники и единоверцы, большинство из них такие же изгнанники, бежавшие от воинственных индейцев и не сумевшие пробиться в свои поселения. Они обосновались в тихом месте, именуемом лагерем Шамплена. Там есть школа, молитвенный дом. Там вы найдете себе жилище, если хотите, вам построят новый дом, вы будете заботиться об Агари, оградите ее от опасностей, которым она подвергается вместе с вами.

Анжелика говорила, не теряя надежды, но по-прежнему видела лишь терпеливые улыбки на губах и понимала, что они отказываются.

Рут ласково смотрела на нее.

— Мы благодарим тебя, сестра моя. Ведь если бы не ты, не твое беспредельное великодушие, мы не смогли бы безмятежно прожить эти недели, забыв о нашем проклятии, поверив, что мы тоже можем быть свободны, счастливы и любимы в обществе людей, наших братьев, сотворенных Господом по Его образу и подобию… Но как бы великодушно ни было твое сердце, как бы могущественно и грозно ни было оружие твоего супруга, как бы ни велика была твоя власть над людьми и делами их, как бы долго ни могла ты удерживать в узде судей, смиряющихся при одном твоем появлении, одном твоем взгляде, как бы ты ни умела гасить воинствующие настроения, мстительные чувства или сектантские безумия, ты сама произнесла: однажды они проснутся, и ты не сможешь защитить нас, ни здесь… ни в ином месте, — сказала она, видя, что Анжелика готова воскликнуть: «Тогда едемте с нами в Вапассу!» — Нет, это ничего не изменит, и ты это знаешь. — Помолчав, она добавила:

— Ты необыкновенная женщина… и в этом твоя слабость. Ибо еще не пришло время, чтобы женщины, как ты, появились на земле. Ты единственная. Словно звезда.

И поэтому все смотрят на тебя. Но это не значит, что звезды всегда указывают нам безопасный путь. Но тебя защитит любовь…

Ты просишь нас остаться здесь, в этом поселке, который ты строила вместе с ним, не так ли? Значит, нам придется примкнуть к одной из общин, которые пока мирно уживаются между собой, но не станем ли мы виновниками новых смут? За Агарь я спокойна, она не станет причиной раздора. Господин Патюрель наверняка смог бы поместить ее в хорошие руки. Не сомневаюсь, что в Голдсборо найдется семья или человек с отзывчивым сердцем, христианин, готовые принять к себе Агарь, хотя она всего-навсего бедная цыганка, но не нас.

Значит, они все-таки почувствовали вокруг себя нарастание враждебности.

— По крайней мере, Рут, воспользуйтесь случаем и отправляйтесь морем в другие поселения, просите убежища у более либеральных правителей. Вернуться в Салем, такая возможность вам вряд ли представится еще раз. В одиночку же вы не сможете пробраться через леса до Род-Айленда или Нью-Хейвена в Коннектикуте, штате, созданном в противовес суровому Массачусетсу…

— Какой губернатор примет нас без твоего чудодейственного покровительства?

— заметила Рут Саммер с легкой иронией — Рут и Номи, выслушайте меня, возможно, еще не все потеряно, нужно лишь немного потерпеть. Во время нашего путешествия в Провиденсе или же в Нью-Йорке, я уже стала об этом забывать, мы встретили молодого квакера, принадлежащего к одному из знатнейших семейств, сына адмирала Пенна.

Похоже, что для адмирала, добывшего английской короне Ямайку, и личного друга короля, безумный поступок сына, сделавшегося квакером, воистину стал несчастьем всей жизни. Но молодому человеку нельзя отказать в мужестве; он решил основать колонию, которая стала бы убежищем для его единоверцев. Отцу ничего не оставалось, как поддержать этот проект, и король, памятуя о его заслугах, вручил сыну, Вильяму Пенну, документ, согласно которому ему выделялась специальная территория, где любой квакер мог селиться по своему усмотрению, не спрашивая разрешения властей, и вообще чувствовать себя как дома. Вильям Пени уже приступил к осуществлению своих замыслов. Попробуйте примкнуть к этим людям.

— Чтобы через некоторое время и они нас выгнали? Мы любим друг друга, мы излечиваем больных единственно силой нашего духа, как тут не заподозрить, что способности наши исходят от Сатаны?! Скажи мне, какой правитель в наше время смирится с этим, сквозь пальцы посмотрит на такой грех? Ты не хуже нашего знаешь, что любовь всегда идет рука об руку с милосердием, но многие забыли об этом.

Рут Саммер обвила руками шею Номи Шипераль.

— Иногда, когда я думаю о дорогом для нас существе, доверенном нам самой судьбой, а именно об Агари, этой одинокой маленькой дикарке, не имеющей иных покровителей, кроме двух женщин-изгоев, которые сами постоянно подвергаются опасностям, то меня охватывает страх за ее будущее, ужас перед несчастьями, ждущими ее впереди. Не думай, сестра моя, что я не слышу твоих призывов к благоразумию, не верю твоим словам, вовсе нет. Каждый день, каждую ночь меня преследуют кошмары, и, чтобы избавиться от них, мне очень хочется стать «как все», снова поплыть по течению, надеть на шею ярмо закона, как того требуют «они», лишь бы унять жуткий гнев ревностных и праведных пастырей, успокоить дурацкий ужас их овечек, готовых по малейшему знаку этих сомнительных святых броситься и разорвать нас на куски. Но я тут же вспоминаю, что мое преступление, мой истинный грех еще остался без искупления. Долгие дни и долгие годы я отказывалась от предначертанного мне пути. Я боялась ступить на него. — При этих словах она нежно посмотрела на сидящую рядом молодую женщину.

— Номи же всегда молча принимала уготованную ей небом судьбу. Дар исцеления у нее в руках и во взгляде, и она всегда делилась этим даром. В возрасте семи лет ее публично высекли розгами на площади. Ее позорили, били, бросали в тюрьму, бичевали, подвергали всяческого рода мучениям, изгоняя из нее дьявола. Но она не сопротивлялась ни своему предназначению, ни своим мучителям. Я же воспротивилась. Меня обуял страх, я испугалась, что меня изгонят из их стаи. Этот примитивный, животный страх изначально живет в каждом из нас. — Рут Саммер опустила глаза, речь ее замедлилась, было заметно, что рассказ причиняет ей боль.

— Я знала, что смогла бы вылечить свою мать. Я чувствовала в себе силы.

Когда ее принесли ко мне после бичевания на площади, всю в крови, я могла бы спасти ее, могла бы помочь ей справиться с лихорадкой, помочь ее организму побороть язвы, разъедавшие ее раны. Но я боялась, что к своему несчастью быть квакершей добавлю еще и славу колдуньи. Страх парализовал меня. И я дала ей умереть. После этого я отринула мое истинное призвание и с наслаждением стала такой, как все, вернее, уверила себя в этом. Костер подлинного моего предназначения, пылая исключительно внутри меня, постепенно угасал и превращался в пепел. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло второе, еще более яркое озарение. Ко мне пришла любовь. Занавес разорвался, пелена спала. Я бросилась в ледяную воду и вытащила Номи; так я вновь приняла свой путь. Как сладостно отказаться наконец от серого бытия и быть выброшенной за пределы владений праведников, которые не могут понять и принять озарения!