Страница 25 из 33
Пользуясь тем, что скрипачи настраивают свои инструменты, господин де Мэгри говорит, качая головой:
— Все же их табак лучше нашего…
— Не должны ли мы считать его товаром, импортируемым из-за границы? — осведомляется прокурор Ноэль Тардье де ла Водьер.
Бросают украдкой взгляд на господина ле Башуа, но так как тот занят лишь своей партией и курит с явным наслаждением инкриминируемый табак, успокаиваются.
Несколько позже господин Гобер де ла Меллуаз говорит:
— Присутствие этих авантюристов, многие из которых без совести и чести, вызовет волнение среди наших жителей, которые и так достаточно беспокойные по своей природе. Достаточно лишь финансовой проблемы. Как мы будем оплачивать их расходы? Наш и без того непрочный бюджет окончательно пошатнется…
Ле Башуа отвечает, не отрываясь от своего шара:
— Не волнуйтесь… Базиль все устроит.
В доме господина Базиля граф д'Урвиль сидит напротив самого хозяина — одного из самых богатых коммерсантов Квебека. Здесь тоже курят «сигары» из Вирджинии, что не мешает господину Базилю активно работать. Он заканчивает взвешивать на маленьких весах жетоны из чистого серебра, которые его приказчик складывает затем в кожаный кошелек.
— Вы можете заверить господина де Пейрака, что с хождением этих монет не возникнет никаких затруднений. Я служу вам гарантом. Кроме того, с завтрашнего утра я вручу вам определенное количество билетов с моей подписью, которыми вы сможете расплачиваться с различными лицами или предприятиями города. Как только они будут парафированы, мой приказчик вам их передаст.
Господин д'Урвиль встает и благодарит от имени господина де Пейрака.
Из вежливости он не показывает своего удивления. Но никогда еще ему не приходилось видеть столь непохожих хозяина и приказчика. Насколько у хозяина внешность респектабельного буржуа, настолько его приказчик — худой, бледный, с быстрым, настороженным взглядом, производит впечатление человека с постоянно пустым желудком, существующего лишь воровством. Конечно же, это не так. У него вполне прочное положение в доме влиятельного господина Базиля, который, представляя своего приказчика, сказал:
— Поль-ле-Фоль или Поль-ле-Фолле… Как вам будет угодно.
В самом деле, в его внешности есть что-то, что напоминает Пьерро из итальянских комедий. Он может казаться то забавным, то мрачным, зловещим. А впрочем, он быстр, понятлив, с умом столь же гибким, как и тело. Он ведет себя настолько свободно, что не удивляет то, что он иногда обращается на «ты» к своему хозяину.
Положив руку на эфес шпаги, граф д'Урвиль раскланивается и уходит.
Как только он выходит, приказчик открывает окно, и холодный воздух тотчас же наполняет комнату, прогоняя табачный дым.
Поль-ле-Фоль выглядывает из окна. К шуму реки, плещущей о скалы и сваи причала, примешивались приглушенные звуки музыки из дома господина ле Башуа. Аккорды скрипок и вирджинала, растворяясь в воздухе, казалось, убаюкивал индейца, сидящего на пороге дома, который, несомненно, обменял недавно шкуру выдры на полбутылки алкоголя.
Он сидел неподвижно, не чувствуя холода. А тем не менее мороз усилился этой лунной ночью.
Приказчик слушал шум бегущей реки, которая уже вскоре должна будет умолкнуть.
— Когда же мы вернемся на берега Сены? — спросил он. — Всякий раз, когда я слышу эту песню воды, меня охватывает тоска…
Господин Базиль покачал головой, раскладывая по местам гири, пинцеты и весы.
— Что касается меня, я никогда не вернусь туда. Меня там ничто не привлекает. Я погибну с тоски или взбунтуюсь.
Приказчик закрыл окно и уселся рядом с купцом. Привычным жестом он обхватил его за плечи, в то время как на лице его появилось выражение грусти и одновременно насмешки.
— Ну что ж, значит, я умру, не повидав Парижа… Так как ничто ведь не сможет нас разлучить, не так ли, брат?
— Отправляйся и принеси мне поросячьи ножки, — сказала Жанин де Гонфарель, хозяйка харчевни «Корабль Франции» своему слуге. — Я хочу сделать из них рагу.
— Поросячьи ножки? В такой час? Где же их искать?! Рождество еще не скоро. А потом… вы же знаете, хозяйка, мелкие торговцы и трактирщики не имеют права покупать товар до девяти часов утра.
— До восьми часов! Зима еще не наступила…
— …И не раньше того, как товар будет выставлен на продажу в течение часа на рынках Верхнего или Нижнего города.
— Заткнись! Оставь меня в покое с этими указами олуха Тардье. Не для этого я добиралась так далеко в Канаду, чтобы снова подчиняться этим полицейским. Принеси мне поросячьи ножки, говорю я тебе! Это вопрос жизни и смерти! Попроси приказчика господина Базиля, Поля-ле-Фолле. Для меня он готов будет даже разбудить мясника. Чтоб к утру ты был здесь с тем, что я тебе приказала.
Подчинившись, парень уходит в темноту.
Удовлетворенная, Жанин Гонфарель поворачивается к коту, удобно устроившемуся на мягкой подушке. Кончиками пальцев она почесывает его под подбородком. Кот лениво принимает ласку, щуря глаза.
— Ты мне нравишься, — говорит Жанин. — Послушай, разве у матушки Гонфарель тебе хуже, чем у этой шлюхи, увешанной роскошными побрякушками?.. Знатные дамы, должна я тебе сказать, вовсе не подходящая компания для кота… Ты же видел, чем это для тебя обернулось. Поверь мне, малыш, оставайся лучше у матушки Жанин.
Кот мурлычет Она смотрит на него, и на ее круглом лице появляется огорченная гримаса:
— Да, конечно, я все понимаю, ты такой же, как все мужчины, котяра… Если надо выбирать между доброй женщиной и шлюхой, ты выберешь последнюю. Что ж! Я не строю иллюзий, иди к ней! Ты снова предпочтешь ее. Как всегда!
Со вздохом смирения она смотрит в окно на площадь, по которой сегодня проходила та женщина, одетая в голубое, с бриллиантами в ушах… Та женщина… Настоящее чудо.
В этот час площадь пустынна. В темноте Жанин различает два силуэта, которые переходят площадь и скрываются за углом. Это граф де Сент-Эдм и Мартен д'Аржантейль.
— Интересно! Что делают эти благородные господа в нашем захолустье? Держу пари, они направляются к Красному Плуту, колдуну из Нижнего города.
Притон Красного Плута находится в том жалком квартале, который образовался на месте бывшего деревянного форта, построенного господином Шамплэном у подножия скалы; теперь от него остались лишь следы защитного рва, превратившегося в канаву, в которой запоздалые пьяницы принимают иногда ледяную ванну.
В этом квартале изобретательные иммигранты, стремящиеся использовать каждый кусок свободного пространства, соорудили великое множество домов, хижин, лачуг, теснящихся буквально друг на друге.
Этот квартал, с его примитивными жилищами, с крышами из соломы или дранки, взбирающимися по склону скалы Рок, подобно плющу, часто посещает прокурора Тардье в его кошмарных снах, так как он отвечает за чистоту и противопожарную защиту города.
Пробираясь между убогими строениями к вертепу Николя Мариэля, прознанного Красным Плутом, а также Колдуном, они добрались к самому верхнему участку квартала, где, подобно сорочьему гнезду, примостился дом Красного Плута. За ним уже начиналась голая каменная стена скалы Рок.
— Кто здесь? — окликнул их голос старухи из-за двери.
Они вошли в комнату, наполненную самыми противоречивыми запахами: запахом рыбы, различных растений — корней и листьев, развешанных под балками потолка для просушки, и неожиданным запахом книг в кожаных переплетах, больших и маленьких, тонких и объемистых, в огромном количестве лежащих в углу.
В другом углу можно было различить странную фигуру, сидящую на корточках и ловко плетущую сеть. Круглая голова цвета полированного красного дерева, с узкими глазами, казалась слишком большой для его маленького коренастого тела. Это был индеец-эскимос.
Под лампой из клюва ворона, на меховых шкурах, брошенных на пол, в позе индейца сидел человек, писавший что-то на портативном письменном приборе.