Анжелика

Одна из стен замка Монтелу выходила на болото. Здесь была самая древняя часть крепостной стены, построенная еще в далеком XIV веке сеньором Ридуэ де Сансе, соратником Бертрана дю Геклена. По концам ее находились две большие башни, опоясанные наверху крытыми дранкой мостками для дозорных. Прихватив с собой Гонтрана или Дени, Анжелика взбиралась туда, и они развлекались тем, что плевали в машикули, через которые в старину солдаты из ведер обливали противника кипящим маслом. Стена возвышалась на самом краю небольшого, но высокого известкового мыса, за ним простирались болота. Давно, еще в первобытные времена, на месте болот было море отступив, оно оставило тесное сплетение рек, ручейков, прудов, заросших впоследствии травой и ивами и превратившихся в царство лягушек и ужей, и крестьяне передвигались здесь не иначе как на лодках. Деревушки и отдельные хижины стояли на возвышавшихся над топями островках бывшего залива. Герцог де ла Тремуй, уверявший, что он любитель экзотики, и гостивший одно лето у маркиза дю Плесси, много плавал по этому водному краю и прозвал его «зеленой Венецией».

Этот огромный заливной луг, это пресноводное болото раскинулось от Ниора и Фонтене-ле-Конта до самого океана. Немного не дойдя до Марана, Шайе и даже Люсона, оно сливалось с горькими болотами, то есть с солончаками. Дальше шел берег, вдоль которого тянулись белые холмы драгоценной соли – предмета жестокой борьбы между таможенниками и контрабандистами.

И если кормилица почти никогда не рассказывала о них никаких историй – а их ходило множество в этих краях, – то лишь потому, что ее родная деревня стояла в стороне, на твердой земле, и Фантина Лозье глубоко презирала людей, которые живут «ногами в воде», да еще вдобавок все гугеноты.

Фасад самого замка Монтелу, построенного позже, всеми своими многочисленными окнами смотрел в противоположную от болот сторону. Только старый подъемный мост с ржавыми цепями, на которых любили сидеть куры и индюки, отделял главный вход в замок от луга, где паслись мулы. Справа от входа находилась принадлежавшая барону голубятня с крышей из круглой черепицы и ферма. Остальные службы были расположены по другую сторону рва. Вдали виднелась колокольня деревни Монтелу.

За деревней густым кудрявым ковром, без единой лужайки, до самого севера края Гатин и Вандейского бокажа тянулись дубовые и каштановые рощи. Если бы такая прогулка показалась вам хоть немного привлекательной и вас не испугали бы ни волки, ни бандиты, вы могли бы дойти почти до самой Луары и до провинции Анжу.

Ньельский лес, самый ближний к замку, принадлежал маркизу дю Плесси. Крестьяне Монтелу пасли там своих свиней, что служило причиной бесконечных тяжб с экономом маркиза, неким Молином, человеком очень алчным. В этом лесу жили несколько ремесленников, изготовлявших сабо, угольщиков и старая колдунья Мелюзина. Зимой колдунья иногда выходила из лесу, выменивала на лечебные травы у кого-нибудь из крестьян миску молока и тут же, стоя на пороге дома, выпивала ее.

По примеру Мелюзины Анжелика тоже собирала разные корни и цветы, высушивала их, затем одни варила, другие растирала в порошок, рассыпала по пакетикам, а затем прятала все в тайник, о существовании которого не знал никто, кроме старого Гийома. Бывало, Пюльшери часами не могла дозваться ее.

Анжелика очень огорчала Пюльшери, она даже плакала иногда, думая о девочке. По мнению Пюльшери, Анжелика олицетворяла собой крах того, что называлось традиционным воспитанием, и, более того, Анжелика была как бы живым свидетельством упадка их знатного рода из-за бедности и нищеты.

С раннего утра девочка уносилась куда-то с распущенными волосами, одетая почти как простая крестьянка в рубашку, корсажик и выгоревшую юбку, и ступни ее маленьких ножек, изящных, словно у принцессы, огрубели, потому что она не долго думая зашвыривала свои башмаки в первый попавшийся куст, чтобы легче было бегать. Если ее окликали, она едва поворачивала свое круглое загорелое личико с сияющими зелеными глазами цвета дягиля, который тоже растет на болоте и называется по-латыни «анжелика».

– Надо бы отдать ее в монастырь, – вздыхала Пюльшери.

Но молчаливый, измученный заботами барон де Сансе лишь пожимал плечами. Как мог он поместить в монастырь свою вторую дочь, если у него не было денег отдать туда старшую? Ведь его годовой доход составлял не более четырех тысяч ливров, из которых пятьсот ливров ему надо было вносить за двух старших сыновей, воспитывавшихся в монастыре у августинцев в Пуатье.

Один приятель Анжелики, сын мельника Валентин, жил на болотах.

Другой – Никола, сын крестьянина, отца шестерых детей, – жил около леса. Мальчик уже был пастухом у мессира де Сансе.

С Валентином Анжелика плавала в челноке по каналам, вдоль которых росли дягиль, незабудки и мята. Дягиль был высокий, густой, душистый, и Валентин охапками рвал его и продавал монахам Ньельского монастыря: они приготовляли из его корней и цветов целебный настой, а из стеблей – всякие сласти. В обмен Валентин получал старые монашеские наплечники и четки, которыми потом он в деревнях, где жили протестанты, бросался в ребятишек, и те убегали с такими воплями, словно это сам дьявол плевал им в лицо. Мельника, отца Валентина, огорчали странные повадки сына. Сам он был католиком, но считал, что к людям иной веры надо проявлять терпимость. Да и что за нужда его сыну торговать дягилем, если он получит от него в наследство звание мельника и добротную мельницу, построенную на сваях у воды?

Валентин, двенадцатилетний мальчик, был какой-то странный. Румяный, отлично сложенный, но с блуждающим взглядом и молчаливый, словно рыба. Завистники мельника даже поговаривали, будто Валентин просто дурачок.

С пастушком Никола, болтуном и хвастунишкой, Анжелика ходила по грибы, ежевику и чернику. Вместе собирали они и каштаны. Из веток орешника Никола мастерил для нее дудочки.

Мальчики ревновали Анжелику друг к другу, и эта ревность доходила иногда до бешенства. А она уже стала такая красивая, что крестьяне видели в ней живое воплощение фей, живущих в большом дольмене на поле Колдуньи.

У Анжелики была мания величия.

– Я – маркиза, – заявляла она каждому, кто соглашался слушать ее.

– Ах, так? Каким же образом вы стали маркизой?

– Я вышла замуж за маркиза, – отвечала она.

«Маркизом» был то Валентин, то Никола, то еще кто-нибудь из тех безобидных, как птицы, мальчишек, которые носились с нею по лугам и лесам. И еще она так забавно говорила:

– Я, Анжелика, веду на войну своих ангелочков. Отсюда и пошло ее прозвище: маленькая маркиза ангелов.

В начале лета 1648 года, когда Анжелике исполнилось одиннадцать лет, кормилица Фантина начала проявлять тревогу, опасаясь появления разбойников и солдат. Хотя в стране, казалось, все было спокойно, кормилица, которая и раньше предсказывала много событий, «чуяла» разбойников в жарком воздухе этого душного лета. Она то и дело поворачивалась лицом к северу, в сторону дороги, словно пыльный ветер мог донести до нее запах незваных гостей.

Ей достаточно было пустяка, чтобы угадать, что творится вокруг, и не только в окрестностях замка, но и по всей провинции, и даже в Париже.

Купив у разносчика-овернца немного воску и несколько лент, она могла рассказать мессиру барону о всех самых важных событиях, происходящих во французском королевстве.

Скоро введут новый налог; во Фландрии идет сражение; вдовствующая королева не знает, что ей придумать, чтобы раздобыть денег для жадных принцев. Сама королева живет стесненно, а король со светлыми кудрями носит слишком короткие штанишки, как и его юный брат, которого называют «маленьким братом короля», потому что его дядя, брат короля Людовика XIII, еще жив.

Тем не менее монсеньор кардинал Мазарини скупает изящные безделушки и итальянские картины. Королева его любит. Парламент в Париже недоволен. Из деревень до него доносятся стоны несчастных вилланов, разоренных войнами и налогами. Облачившись в великолепные мантии, подбитые горностаем, господа из парламента в роскошных экипажах отправляются в Луврский дворец, где, уцепившись одной рукой за подол черного платья своей матери-испанки, а другой – за красную мантию итальянца, кардинала Мазарини, их встречает маленький король.