Анжелика

– Знаком, но больше с ним не встречаюсь. Я уже устал повторять вам, что мессир де Треман остался верен королю, регентше и даже готов посвятить себя Мазарини…

– Ну что ж, как раз…

– Как раз по этой-то причине мы с ним больше и не встречаемся. Разве вы не знаете, что принц Конде, которому я предан до конца, в ссоре с двором?..

– Откуда же мне знать это? – ответил ошеломленный Арман де Сансе. – Ведь когда мы виделись с вами несколько месяцев назад, у регентши не было более верного слуги, чем принц Конде.

– Да, но с тех пор много воды утекло, – с досадой вздохнул маркиз дю Плесси. – Я не стану пересказывать вам здесь всю историю в подробностях. Но знайте только одно: если королева, оба ее сына и этот дьявол в красной мантии смогли вернуться в Лувр, в Париж, то лишь благодаря принцу Конде. Но вместо благодарности с этим великим человеком обращаются самым недостойным образом. Вот уже несколько недель, как между ними произошел полный разрыв. А сейчас Испания сделала принцу весьма заманчивые предложения, и он приехал ко мне, чтобы разобраться, имеют ли они под собой реальную почву.

– Предложения со стороны Испании? – переспросил барон Арман.

– Да. И представьте себе – только дайте слово дворянина, что это останется между нами, – король Филипп IV идет даже на такой шаг: предлагает нашему прославленному полководцу, а также и мессиру де Тюренну по десятитысячной армии каждому.

– Но для чего?

– Да для того, чтобы ограничить власть регентши и главным образом власть этого вора кардинала! Принц Конде во главе испанских армий войдет в Париж, и Гастон Орлеанский, брат короля, брат покойного Людовика XIII, взойдет на престол. Монархия будет спасена и наконец избавлена от женщин, детей и чужестранца, который бесчестит ее. А что в свете этих прекрасных перспектив, по-вашему, должен делать я? Чтобы вести такой образ жизни, о каком я вам говорил сейчас, я не могу делать ставку на того, кто обречен на поражение. Народ, парламент, двор – все ненавидят Мазарини. А королева продолжает за него цепляться и никогда от него не откажется. Просто Невозможно описать, какое жалкое существование влачат последние два года двор и малолетний король. Они живут как цыгане: бесконечные бегства, возвращения, ссоры, войны

– и так без конца…

Все имеет свои пределы! Дело малолетнего короля Людовика XIV проиграно. И добавлю еще, что дочь Гастона Орлеанского, герцогиня де Монпансье – вы знаете эту высокую шумную девицу, – ярая сторонница Фронды. Год назад она уже сражалась на стороне бунтовщиков. И теперь снова рвется в бой. Моя жена обожает ее, и та платит ей тем же. Но на сей раз я не допущу, чтобы мы с Алисой оказались в разных лагерях. Перепоясаться голубым шарфом и воткнуть в шляпу колос вроде бы не так уж страшно, если подобные разногласия не приведут к другим разногласиям между супругами. Вообще Алиса просто в силу своего характера вечно восстает против чего-нибудь, за что-нибудь борется. Против лент на чулках и за ленты на портупеях, против челки и за открытый лоб и тому подобное. Словом, оригиналка. Сейчас она против регентши Анны Австрийской, ибо та сказала, что пастилки, которые употребляет моя жена, чтобы освежить рот, напоминают слабительные таблетки. Ничто не заставит Алису вернуться ко двору, где, как она уверяет, всем опостылели набожность королевы и выходки малолетних принцев. Короче говоря, если моя жена не желает следовать за мной, придется мне последовать за ней. У меня есть маленькая слабость я нахожу, что моя жена весьма пикантна, обладает даром любви, и это мне по душе… А в общем, Фронда – премилая игра…

– Но… но неужели хотите сказать, что и мессир де Тюренн… тоже? – растерянно пробормотал Арман де Сансе.

– Подумаешь, мессир де Тюренн! Мессир де Тюренн! Он такой же, как и все. Тоже не любит, когда недооценивают его заслуги. Он просил, чтобы ему пожаловали Седан. Ему отказали. Как и следовало ожидать, он разгневался. Даже ходят слухи, что он уже принял предложения испанского короля. Принц Конде – тот более осмотрителен. Он не сделает такого шага, пока не получит известий от своей сестры герцогини де Лонгвиль, которая отправилась вместе с принцессой Конде поднимать на борьбу Нормандию. Надо вам сказать, что здесь находится герцогиня де Бофор, к чарам которой неравнодушен наш великий герой… Поэтому на сей раз он не так уж рвется в бой. И вы его, конечно, извините, когда увидите эту богиню… у нее такая нежная кожа, дорогой мой…

Анжелика, которая стояла, прислонясь к стене, заметила издали, как отец достал огромный платок и вытер влажный лоб.

«Ничего он не добьется, – подумала она, и у нее сжалось сердце. – Что им до наших мулов и нашего свинца с серебром?»

Сердце ее разрывалось от жалости к отцу. Не в силах больше слушать, она выбежала в окутанный голубыми сумерками парк. Из окон гостиных, словно перекликаясь, доносились звуки скрипок и гитар, цепочка лакеев пронесла канделябры, другие слуги, взобравшись на табуреты, зажигали свечи в бра, висящих у зеркал, в которых дрожало пламя.

«Подумать только, – размышляла Анжелика, медленно бредя по аллеям парка,

– подумать только, бедный папа потерял покой из-за того, что Молин собирается продать Испании, с которой мы воюем, нескольких мулов. Он считает это предательством. А вот принцам все безразлично, хотя они-то и пользуются милостями двора. Неужели они и правда собираются воевать против короля?..»

Анжелика обошла замок и оказалась у той стены, на которую она когда-то не раз залезала, чтобы полюбоваться сокровищами волшебной комнаты. Здесь было пустынно, потому что даже парочки, не боявшиеся вечернего тумана, какого-то особенно промозглого в этот осенний день, предпочитали прогуливаться по лужайкам перед замком.

Привычным движением Анжелика скинула туфли и, несмотря на свое длинное платье, проворно залезла на карниз второго этажа. Уже совсем стемнело, и вряд ли кто-нибудь, проходя мимо, мог заметить девочку, тем более что она укрылась в тени башенки, украшавшей правое крыло замка.

Окно комнаты оказалось открытым. Анжелика заглянула туда. В комнате золотистым огоньком горел ночник, и Анжелика поняла, что наконец-то здесь кто-то живет. Сейчас, при свете ночника, прекрасная мебель и ковры казались еще таинственнее. Словно снежинки, поблескивали перламутровые инкрустации на шифоньерке красного дерева.

Анжелика взглянула в ту сторону, где стояла высокая кровать, покрытая камчатым одеялом, и вдруг ей почудилось, будто картина, изображавшая богов, ожила.

На кровати, среди скомканных простынь со свисавшими на пол кружевами, белели два обнаженных тела. Они так крепко сжимали друг друга в объятиях, что сначала Анжелика подумала, что это борются подростки, два бесстыдных драчливых пажа, и только потом она сообразила, что перед нею мужчина и женщина.

Темные локоны мужчины закрывали лицо женщины, а своим длинным телом он, казалось, хотел совсем расплющить ее. Однако мужчина двигался медленно и ритмично, с каким-то сладострастным упорством, и в колеблющемся свете ночника видно было, как напрягались все его великолепные мускулы.

Полумрак скрывал женщину – Анжелика различила лишь согнутую тонкую ногу, прижатую к бедру мужчины, грудь под мужской ладонью да белую руку, которая порхала легко, словно бабочка, почти машинально лаская мужское тело, а потом вдруг, расслабленная, падала, свисая с постели, и до Анжелики доносился глубокий стон.

В те мгновения, когда наступала тишина, Анжелика слышала их слившееся воедино дыхание, оно становилось все чаще, напоминая порывы знойного ветра. Потом вдруг снова наступало затишье, и снова среди ночи раздавался жалобный стон женщины, а ее рука, словно срезанный цветок, бессильно падала на белую простыню.

Анжелика была до боли потрясена и в то же время словно околдована этим зрелищем… Она столько раз любовалась картиной, изображавшей Олимп, столько раз упивалась красотой открывшегося ей мира, исполненного какого-то страстного, величественного порыва, что в конце концов сцена, которую она сейчас наблюдала и смысл которой ей был ясен, как всякой девочке, выросшей на лоне природы, показалась ей прекрасной.