Страница 12 из 15
Наметанным глазом он издали высмотрел у железнодорожного переезда нечто очень знакомое - и, отпрянув из проема, встал так, прижавшись к стенке, чтобы его не заметили снаружи.
Зря старался. Никто не смотрел в сторону поезда, промчавшегося, не снижая скорости. Двадцатимиллиметровая автоматка трехосного бронетранспортера чилийского производства была развернута в противоположную от рельсов сторону, как и американский пулемет на треноге. И солдаты, толпившиеся там числом не менее взвода, стояли спинами к железнодорожному полотну...
"Очень мило, - сказал себе Мазур. - Как прикажете понимать? Натуральнейший блокпост..."
Вряд ли все это из-за его скромной персоны - не следует маяться манией величия. Теоретически рассуждая, можно, конечно, допустить, что поездная бригада заметила тогда бродяг, сыплющихся из поезда, словно спелые яблоки с ветки, и связалась по рации с ближайшей станцией...
Ну и что? Подумаешь, прыгают бродяги... Не тот случай, чтобы высылать к железке бронетранспортер и не менее взвода солдат, подкрепив их тяжелым пулеметом. И потом, они вовсе не смотрели на рельсы, и взглядом не удостоили товарняк.
Тогда? Без причины такого не бывает, это азбука. Какие-то противопартизанские мероприятия? Заслон расположился аккурат там, где железку пересекало широкое асфальтированное шоссе, явно рассчитанное на приличный поток машин... и, что характерно, шоссе было пустехоньким... Вот и гадай тут!
Город впереди. Точно, город!
Заскрежетали колеса - поезд ощутимо гасил скорость. Потянулись окраинные домишки, больше похожие на хижины, сляпанные из всего, что нашлось под рукой. Как, бишь, называются эти трущобы? Фавелы? Нет, фавелы это в Бразилии. Трущобы, в общем.
А вот уже улицы поприличнее - пустые, ни машин, ни прохожих. Только однажды Мазур увидел на перекрестке живых людей - и это опять-таки солдаты, немаленькая кучка возле двух зверообразных армейских грузовиков. И совсем далеко, за скопищем острых черепичных крыш, тянется к небу косой, широкий столб черного дыма...
Здесь, точно, что-то происходило. Нечто такое, отчего следовало держаться подальше. Мазур собрал в уме все детали мозаики - отмененный пассажирский поезд, мирного полицая, вынужденного вдруг напялить каску и вооружиться винтарем, заставу на переезде, опустевшие улицы, дым над крышами - и лишь укрепился в этой версии. Пожалуй, и не следовало так спешить в эти места, но кто же знал, кто бы объяснил... Ч-черт!
Поезд остановился окончательно - возле каких-то угрюмых пакгаузов с высокими красными надписями непонятного содержания (будем надеяться, они не гласят, что в любого прохожего стреляют без предупреждения). И тут же к тепловозу подбежали несколько солдат в касках и оливково-зеленой форме. Одна группа скрылась из виду, перейдя на другую сторону, а другая, настороженно держа винтовки наперевес, двинулась в сторону Мазура медленно, с оглядочкой. Один держал на поводке поджарую черную овчарку, старательно обнюхивающую вагон за вагоном.
Хреновенько. По его это душу или нет, но они определенно кого-то ищут. И чертова псина человека почует моментально, как ни воняет тут коровьим навозом - профессионально работает, зараза, хорошо обучена, издали видно...
Решение надо было принимать моментально, и Мазур его принял. Упрятав кольт на одежде в заранее подготовленном местечке, улучил момент, когда никто не смотрел в его сторону, подхватил рюкзак, спрыгнул на полотно и метнулся за угол пакгауза с проворством, сделавшим бы честь любому ягуару. Прижался к пыльной кирпичной стене, обратился в слух. Обошлось, кажется: ни топота ног, ни криков, ни единого звука, свойственного азартной погоне...
Тренированная память цепко держала все, что он видел, когда поезд приближался к станции. И не подвела - Мазур нырнул в заранее присмотренный проход меж двумя складскими зданиями, почти не плутая, выбежал к высокому бетонному забору. Прислушался. По ту сторону никаких особенных звуков не раздавалось.
Глубоко вздохнув, решился. Сноровисто перемахнул через забор, не потерпев ни малейшего ущерба от ржавой колючей проволоки в три ряда, натянутой поверху. Спрыгнул на ту сторону, оказавшись на тихой улочке. Дома здесь были покрыты толстенным слоем копоти, оставшейся, похоже, с тех времен, когда употреблялись главным образом дымящие паровозы. Огляделся и, увидев поблизости подходящий проулочек, быстрым шагом направился туда. Главное, не бежать сломя голову и не прятаться. В подобной непонятной ситуации и то и другое чревато... Шагать целеустремленно, оставаться на виду, чтобы не заподозрили черт-те в...
Чтоб тебя! Мазур с маху остановился, чуть приподняв руки, так, чтобы сразу было видно - никакого оружия при нем нет.
Солдаты, числом трое, таращились на него выжидательно-зло. Двое помоложе, третий постарше, на левом рукаве у него скопированные с американских сержантские шевроны, гораздо шире и авантажнее. Оливково-зеленая форма, стальные каски, испанские автоматические винтовки с примкнутыми штык-ножами, пластмассовые нарукавные эмблемы, тускло-желтые значки на воротниках... "Тоже мне, ребус, - подумал Мазур, замерев посреди улицы. - Горящая гренада на фоне скрещенных сабель, черное мачете на красно-зеленом фоне, треугольник с латинской "Р" на левом рукаве, желтая полоса на правом... Обычная пехота, не гвардия, хотя у них тут эти полки по старинке именуются "конногренадер-скими". Обычная пехота. Не полевая жандармерия, не парашютисты, не рейнджеры из элитных антипартизанских батальонов... А ведь это, пожалуй что, к лучшему. Глядишь, и обойдется. Главное, не злить. У них тут определенно какая-то заварушка, зольдатики любой армии в таких вот случаях злы и раздражены, так что не следует чирикать о правах человека и писаных законах, а держаться тише воды, ниже травы..."
Оба молодых держали его на прицеле с теми же выжидательно-злыми гримасами. Сержант, служака, сразу видно, старый и опытный, взирал на Мазура чуточку иначе - явно пытаясь в темпе сообразить, как и положено отцу-командиру, что это за птица объявилась, чего от нее ждать и что с ней делать.
Мазур изобразил нечто вроде робкой улыбки, искренне надеясь, что производит благоприятное впечатление. Вообще-то ему ничего не стоило в три секунды отправить эту троицу на небеса - бросок влево, уход с линии огня, тот, что ближе всех, кладется одним ударом, секундой позже, прикрывшись им, как щитом, из его же винтовочки вмиг срезать остальных...
А вот дальше-то что? Когда решительно непонятно, в какие такие национальные забавы они тут играют? То-то и оно...
Сержант что-то рявкнул по-испански, с видом громовержца, привыкшего казнить и миловать всякую мелочь пузатую.
- Нон абла эспаньоль, - произнес Мазур волшебную фразу.
Оттянул левой рукой полу холщовой куртки, а большим пальцем правой выразительно показал на внутренний карман.
Сержант, кажется, понял - но сначала протянул лапищу, схватил Мазура за кисти, повернул, внимательно осмотрел ладони. Показалось, что его свирепая рожа все же чуточку смягчилась, словно этот непонятный осмотр имел глубокий смысл. Вслед за тем он ловко выдернул из пальцев Мазура лямку и швырнул рюкзак одному из солдат, не поворачивая головы, о чем-то громко распорядился. А сам запустил клешню во внутренний карман, вмиг выгреб все его содержимое... Паспорт он держал правильно, не вверх ногами - а это позволяло питать надежды, что читать сержантюга умеет, и, вполне возможно, сталкивался со штуковинами под названием "иностранный паспорт".
Человек-глыба полистал документ, цепким взглядом сравнил личность Мазура с фотографией, листанул мореходку. Солдатик, потрошивший рюкзак, с удовлетворенным возгласом выпрямился, демонстрируя начальству охотничий нож в ножнах.
- Герильеро? - рявкнул сержант, пугая Мазура взглядом.
- Нон герильеро!
У него создалось впечатление, что сержант попросту забавляется. Сержанты, мать их гребаную, всюду одинаковы.
- Уакеро? - прорычал сержант.