Страница 4 из 74
Глава 3
Павел Петрович Шумаков был из тех людей, которых не сразу и разглядишь. А разглядев – тут же забудешь. В свои 55 лет он имел лакированную залысину на голове, которую старательно зачесывал остатками волос с затылка, упитанное брюшко и легкую отдышку. По кремлевским коридорам он обычно передвигался стремительной суетливой походкой. А как не бегать и не суетиться? Ведь в обороне Царицына Павел Петрович участия не принимал. Да и стаж в РКП(б) оставлял желать лучшего: всего-то с 1921 года. Тем не менее карьеру Шумаков сделал нешуточную, отмахав путь от рядового деревенского милиционера до помощника коменданта по хозяйственной деятельности. А все потому, что с детства усвоил Павел Петрович одну простую истину: что поручено – делай старательно, а себя не выпячивай. Кого не видно и не слышно – тому и не завидуют. Повидал он на своем веку, как летели головы тех, кто на эту самую голову старался быть выше. А начальству ближе те, кто услужлив да все больше помалкивает. Так и вышло: время и лихие годы расчистили Шумакову дорогу от комиссаров-горлопанов. Она-то и привела его прямиком в Кремль…
Ключ в замке повернулся несколько раз, и дверь отворилась. В квартире было тихо и темно. Лишь в гостиной горел свет. Павел Петрович снял в прихожей пальто, повесил его на вешалку и осторожно, на цыпочках, проскользнул в кабинет. Подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и вынул из него перочинный нож. Аккуратно поддев лезвием две паркетные плитки, он извлек из тайника плоский кофр с крохотным замочком. Затем Павел Петрович расстегнул верхнюю пуговицу френча и снял с шеи шнурок, на котором висел небольшой ключ. Открыв им замок, Шумаков раскрыл кофр и слегка наклонил его. На ладонь, переливаясь всеми цветами радуги, высыпалось несколько бриллиантов, и в этот момент в комнате зажегся свет.
– А я и не слышала, как ты вошел, – раздался за его спиной женский голос.
Шумаков вздрогнул, попытался дрожащей рукой высыпать обратно в кофр камни и резко обернулся. Несколько камней со звоном упали на пол.
– Лидочка? – На его потном лице изобразились одновременно испуг и удивление. – А я думал, ты спишь…
Красивая женщина лет тридцати в длинном бархатном халате подошла к окну, за которым виднелись красные зубцы кремлевской стены, и задернула штору.
– Что это, Павел Петрович, ты среди ночи по полу ползаешь? – не глядя на мужа, проговорила Лидия Васильевна.
– Да это я… понимаешь… того… Запонка куда-то закатилась… Вот я и…
– Запонка? – насмешливо переспросила Лидия Васильевна и села на диван. – Как интересно. А я что-то не припомню у тебя бриллиантовых запонок.
Павел Петрович густо покраснел.
– Что ты городишь? Какие бриллианты? – От волнения он забыл, что продолжал стоять на коленях.
– Те самые, что ты хранишь под полом. Хорошо, что я первая про это узнала, а не домработница. Ты бы хоть встал, а то тошно на тебя смотреть.
Павел Петрович опомнился и вскочил на ноги. Выглядел он действительно смешно, если не сказать – отвратительно.
Шумаков забегал по кабинету из угла в угол, не зная с чего начать. В этот момент он напоминал школьника, пойманного на постыдной шалости. Лидия Васильевна явно не желала помочь мужу, дожидаясь от него самого каких-нибудь объяснений. Она молча открыла коробочку папирос «Метро» с изображением станции «Охотный ряд», изящно закурила и выпустила дым.
– Представляю, как от твоей беготни у Кагановичей в спальне сотрясается люстра. Умора.
Шумаков остановился и заговорил быстро и сбивчиво.
– Хорошо, хорошо, хорошо… Это совсем не то, что ты думаешь. Совсем не то!
Он подскочил к жене, плюхнулся на диван рядом и попытался схватить ее за руки.
– Эти камни мне достались случайно, понимаешь? Я их не хотел брать. Так получилось…
Лидия Васильевна с брезгливостью выдернула свои руки из потных ладоней мужа.
– Павел, не пори чушь! Я за десять лет брака сыта ей по горло. Меня совершенно не волнует, откуда эти камни. О них кто-нибудь еще знает?
Шумаков в ужасе замахал руками.
– Что ты! Что ты!
– Вот и славно. – Лидия Васильевна затушила папиросу и встала. – Значит, наконец-то заживем как люди.
Шумаков с опаской смотрел на жену.
– Нет-нет. И не думай.
– Что «не думай»? Что?! – Лидия Васильевна сладко потянулась. – Я знаю человека, который поможет нам все это реализовать.
Шумаков вскочил и зашипел:
– Даже не думай. Если об этом кто-то узнает – меня размажут как клопа.
Лидия Васильевна холодно посмотрела на мужа.
– Поздно. Пяша. Поздно.
– Что значит «поздно»?
Внезапная мысль пронзила мозг Шумакова. Он подскочил к столу, дрожащими руками высыпал бриллианты и начал их пересчитывать.
– Где?!! Где еще два камня?
Лидия Васильевна поправила прическу и тихо проговорила:
– Там, где им уже давно положено быть. Шумаков схватил жену за плечи и швырнул на диван.
– Сволочь, стерва! Где два камня? Но Шумакова молчала.
– Продала? Говори!…
Он замахнулся на жену, но ударить так и не смог.
– Чего тебе не хватало?! Я же тебя из дерьма вытащил. Или ты все забыла?!! Кто ты была? Кто?!! Шлюха нэпма-новская. А теперь? Жена ответственного работника. Живешь как королева – в Кремле. Хочешь – то, хочешь – это. Приемы, пайки, дача, автомобиль с шофером. Ты что, не понимаешь, что ты наделала?
Вопреки его ожиданиям Лидия Васильевна не спасовала. Она поправила халат, расправила сбившиеся волосы и в тон мужу заговорила:
– Кремль, говоришь? Пайки? Приемы?… Да я сыта по горло всем этим. Это разве жизнь? Мне тошно жить на подачки, которые не сегодня завтра у нас отнимут… «Живешь в Кремле»! Да мы уже давно живем в чюрьме. Ты что, Паша, не видишь, что происходит вокруг? Где все твои друзья-приятели? Скажи мне, где?! И тебя эта участь не минует. А я?! Что мне тогда делать? Мне – жене врага народа?
Шумаков опять схватил жену за руку.
– Ты дура! Ду-ра набитая!
Потом вдруг выпрямился, задумчиво посмотрел куда-то за окно и медленно произнес-.
– Я все это и без тебя знаю. А еще я знаю, что нам все равно из этого дерьма не вырваться. Но если меня сцапают с камнями, то жизнь наша будет еще короче, а смерть – вернее…
– Да что ты все заладил: «сцапают, сцапают». Прямо как баба. Я сама все сделаю.
– Ты?!!
– Я! – Лидия Васильевна оттолкнула мужа. – Есть у меня человек… Я через него эти два камня продала.
Шумаков исподлобья взглянул на жену:
– Человек? Кто?
– Какая тебе разница? Или ты ревнуешь?! Шумаков прищурил глаза, но ничего не ответил. Лидия Васильевна хмыкнула и вышла в соседнюю комнату, а через минуту вернулась с несколькими пачками денег и швырнула их на стол перед мужем. Вначале он тупо уставился на банкноты. Затем взял одну из пачек, повертел в руках и устало бросил ее на стол.
– Мусор все это, – пробормотал он.
– Это как посмотреть, Пашенька!
– Как ни смотри – все едино. Вляпаемся – и конец. Мы ж мотыльки в его лапе.
Шумаков кивнул на портрет Сталина.
– Мотыльки, Паша, мотыльки. Но и они, маленькие, иногда выскальзывают сквозь пальцы…
Павел Петрович облизал губы, что-то осмысливая в голове.
– Ты это что, про Федьку Раскольникова, что ли? Так он же по идейным… соображениям.
– Ну и что? Ведь сбежал же и живет теперь в Париже. А чем мы хуже?
Шумаков мешком осел на стул.
– Что ты предлагаешь?
– Да ничего особенного… Паша, ты бывал в Париже?
– Нет, – с глупой улыбкой мотнул головой Шумаков.
– Где уж тебе. Ты дальше Сочи никогда не забирался. А теперь представь себе: Лазурный берег, официанты с золотыми пуговицами несут шампанское, устрицы, шелковое белье и, главное, свобода, Пашенька, сво-бо-да.
Павел Петрович хмыкнул:
– Да ты ж меня в Париже прямо на вокзале и бросишь.
– Как знать, Павлик, как знать…
– Шлюха вы, Лидия Васильевна. Как были шлюхой нэпмановской – так ей и остались.