Страница 24 из 37
Женщина вышла из здания компании по оптовой продаже с торжествующим видом. Ее охватило ликование, подобное тому, которое она испытывала, когда впервые обнаружила эту фирму в Кемпстере два месяца назад. Четыре курицы и три дюжины яиц за пять долларов наличными. Наличными!
Ликование в её душе несколько померкло. Она нахмурилась. Не стоит себя обманывать. Теперь, когда до начала сбора урожая осталось всего неделя, продолжать выжимать деньги из фермы этим кустарным, да ещё к тому же сезонным, способом было уже нельзя. Ее мысли обратились к чековой книжке, обнаруженной ею в доме и сообщавшей, что Уайнрайты имели в Кемпстерском банке одиннадцать тысяч семьсот тридцать четыре доллара. Невероятная сумма. Так близко и в то же время такая недоступная. Она неподвижно стояла у входа в банк, парализованная одной удручающей мыслью. Если она войдет, то уж через несколько минут узнает самое худшее. И на этот раз ей придется столкнуться не со старым-престарым стариком и молодой девушкой.
Банкир был вертлявым, небольшого роста человеком в очках в роговой оправе, за стеклами которых поблескивали большие серые глаза.
- А, миссис Кармоди.
Банкир потер ладони.
- Наконец-то вы догадались обратиться ко мне.
Он хихикнул.
- Мы можем все уладить, не волнуйтесь. Я думаю, что мы с вами сможем присмотреть за фермой Уайнрайта так, что и местное общество и суд будут вполне удовлетворены, а?
Суд! Это слово просто сразило её, когда она уже чувствовала, как в её душе нарастает волна победного чувства. Значит, вот оно что. Именно это предсказывал старик. Но это было хорошо для нее, а не плохо. На минуту она даже рассердилась на старого болвана за то, что он так её напугал. А банкир между тем продолжал:
- Я так понимаю, что у вас есть письмо от вашей невестки, в котором она просила вас взять на себя заботу о Филлис и ферме. Может случиться, что такое письмо и не понадобится, поскольку вы являетесь её единственным родственником. Но оно может послужить вместо завещания вполне законным основанием для того, чтобы суд назначил вас душеприказчицей умершей.
Женщина слушала, не шевелясь, словно завороженная этими словами. Почему-то, хотя она была готова к тому, что в критический момент ей придется предъявить подделанное ею письмо, теперь, когда этот ужасный момент наступил, её охватила дрожь. Она начала теребить свою сумочку, невнятно объясняя, что, возможно, у неё и нет сейчас этого письма при себе. Но, наконец, вытащила его, машинально вынула из конверта, в котором бережно хранила все это время, сунула в уверенно протянутую руку банкира и стала ждать свой приговор.
Читая письмо, банкир говорил отчасти для себя самого , отчасти для нее:
- Хм-м-м, она предлагает вам 25 долларов в месяц, кроме и помимо ваших затрат на...
Все перевернулось у женщины в душе. Она вдруг подумала, что надо было быть сумасшедшей, чтобы вписать в это письмо такое. Она торопливо проговорила:
- Забудьте об этих деньгах. Я здесь не для того,чтобы...
- Я как раз хотел сказать, - перебил её банкир, - что это совершенно неподобающая плата. Для такой большой и процветающей фермы, как ферма Уайнрайта, нет никаких причин, чтобы не платить управляющему по крайней мере пятьдесят долларов. И это как раз та сумма, на которой я буду настаивать в суде. Он добавил:
- Как раз сегодня утром наш мировой судья проводит свой летний прием на этой улице. И если вы пройдете туда вместе со мной, мы сможем все очень быстро уладить.
Подумав, он закончил:
- Между прочим, он всегда интересуется последними предсказаниями старого мистера Уайнрайта.
- Я помню их все, - выдавила из себя женщина.
Она позволила вывести себя на улицу. Яркое июльское солнце освещало мостовую. Постепенно оно согрело её похолодевшую кровь.
Это случилось три года спустя. Три безоблачных года. Миссис Кармоди застыла, держа в руке щетку, которой чистила ковер в гостиной, и нахмурилась. Что навело её на эту мысль, она точно не помнила, но она вдруг поймала себя на том, что пытается припомнить, видела ли она старика в тот июльский день три года назад, когда выходила из здания суда после того, когда весь мир лежал у её ног, сдавшись без всяких усилий с её стороны.
Старик предсказал этот момент. Это означало, что он каким-то образом мог все это видеть. Ему это привиделось? Или это было результатом какой-то связи его разума с событиями, которые будут происходить в будущем? Проще говоря, присутствовал ли он там физически, а потом эта сцена каким-то непонятным способом перенеслась в прошлое и отпечаталась в его мозгу? Она не помнила, чтобы видела его там, как она ни старалась, она ничего не могла припомнить, кроме огромного, но теперь уже смутно ощутимого, чувства глубокого удовлетворения.
Старик, конечно, думал, что он там был. Старый дуралей верил, что все, о чем он говорил, было его собственными восоминаниями. Наверное, это его прошлое, донельзя запутанное, полно старческих маразмов. Должно быть, оно простирается перед его умственным взором, как дорога, над которой то и дело нависают густые клубы тумана, а потом вдруг туман на минуту рассеивается, и открывает его взору отдельные ярко и отчетливо видимые сцены происходящих событий.
Она почти забыла о старике, который сидел в кресле в другом конце комнаты и теперь зашевелился. Он заговорил:
- Кажется, как будто это было только вчера - свадьба Филлис и молодого Казенза. И все же...
Он помолчал, потом добавил:
- Когда это было, Перл? Память у меня сдавать стала, и...
Смысл его слов сначала не дошел до женщины. Но её взгляд, бесцельно блуждавший по комнате, вдруг задержался на пухленькой Перл. Девочка сидела не шевелясь, развалившись на диване. Ее круглые детские глаза были широко раскрыты.
- Ма! - вскрикнула она. - Ты слышала? Дедушка сказал, что как будто бы Филлис и Казенз поженились.
Раздался низкий приглушенный звук, как если бы кто-то подавился. С трудом сглотнув, женщина вдруг поняла, что это она издала этот звук. Почти задыхаясь. она резко обернулась к старику и нависла над ним, грузная с плотно сжатыми губами, сверля его своими маленькими голубыми глазками. Она была в таком смятении, что не могла выдавить из себя ни слова. Катастрофа, которую подразумевало заявление старика, была так велика, что она не оставляла места для мыслей. Поженились! А она ведь думала, что Билл и Филлис... Ведь Билл говорил ей, что... Поженились! С сыном соседа-фермера. Это же конец её благополучию. У неё есть почти тысяча долларов, но надолго ли их хватит, когда перестанет поступать доход! Острый, болезненный страх дал волю взрыву чувств.
- Ты, старый дуралей! - со злобой закричала она. - Значит, ты сидел все эти годы, пока я здесь ухаживала за тобой, и строил козни против меня. Это интрига, вот это что! Думаешь, что ты очень умный, да? Пользуешься своим даром?
Старик весь съежился, и это заставило женщину одуматься и сразу понять всю опасность такого внезапного взрыва эмоций после стольких лет взаимных вежливых улыбок и видимых дружеских отношений. Она услышала голос старика.
- Я не понимаю, миссис Кармоди. В чем дело?
- Ты сказал это?
Она уже не могла остановиться даже ради спасения собственной души.
- Что я сказал?
- О Филлис и молодом Казензе...
- А, о них...
Казалось, он уже забыл, что она стояла над ним с грозным видом. Его лицо осветилось кроткой улыбкой. Наконец он тихо сказал:
- Кажется, что их свадьба была только вчера. - Он снизу вверх посмотрел в мрачное, недружелюбное лицо женщины, все ещё стоящей над ним, и опять вжался в кресло.
- Что-нибудь не так? - спросил он неуверенно. - Что-нибудь случилось с Филлис и её мужем?
Только большим усилием воли женщине удалось взять себя в руки. Ее глаза буквально метали в него синие молнии.
- Я не хочу, чтобы вы говорили о них, понятно? Ни слова.Я не хочу слышать о них ни слова.
Старик поежился, его лицо озадаченно сморщилось, покрывшись сотнями новых морщин.