Страница 6 из 16
Труд Григория Турского - дитя своего времени, и в нем отразились характерные черты этой переходной эпохи. С одной стороны, в нем еще чувствуется влияние литературно-языковых традиций старого римского общества, а с другой - уже проявляются такие языковые элементы, которые в конечном счете легли в основу новых романских языков. "История франков" замечательный литературный памятник потому, что она написана не вычурным языком ритора, но просто, доходчиво, а порой и живописно. В ней много выпукло-зримых картин, сцен, полных драматизма.
Автор обнаруживает качество замечательного рассказчика. Все это придает повествованию большую убедительность. Благодаря образности живого изображения реальности столь, казалось бы, непритязательная летопись превращается в произведение, с беспощадной правдивостью рисующее жизнь людей того времени, особенно представителей высшего общества.
Умение Григория Турского живо изображать конкретные явления жизни, его стремление к наглядности, к умелому использованию мелочей, чем пренебрегали древние, - характерные черты его труда. Этим "История франков" отличается как от сочинений древних, так и от аналогичных хроник того времени. Язык летописи Григория "погружен в конкретную суть событий, он говорит вместе с людьми и через людей, которые переживают эти события... язык его способен самыми разнообразными способами выражать радость и боль этих людей, насмешку и гнев, страсти, которые кипят в их душе, выражать энергично и сильно"16.
Чем же были обусловлены образность, простота стиля и языка произведения Григория Турского? Ответ на этот вопрос следует искать, во-первых, в исторических условиях жизни того периода, когда старая античная культура для избранных пришла в упадок, а новая средневековая еще не начинала складываться, и, во-вторых, в той среде, которая окружала Григория Турского, в обществе романских простолюдинов и франкских воинов, к которым он обращался со своими проповедями, приспосабливаясь к их народному языку и к их непосредственно-конкретному ощущению мира. Чтобы влиять на свою паству, он вынужден был мыслить, по его собственному выражению, "в простоте". Этот выбор был у Григория сознательным. Правда, он охотно подчеркивает свою недостаточную образованность, не позволяющую ему писать искусно, но это лишь традиционный риторический прием, встречающийся не только у него. О простоте стиля Григорий написал в предисловии к книге "О чудесах св. Мартина", в котором явившаяся ему во сне мать говорит замечательные слова, как бы побуждая Григория к сочинению: "Разве ты не знаешь, что у нас, согласно разумению народа, больше всего ценится ясность, как ты умеешь говорить?"17. И в "Истории франков" он пишет об этом же, заклиная потомков, которые будут переписывать его труд, ничего в нем не исправлять и не менять ни единого слова (X, 31).
Исходя из мнения, что философствующего ритора понимают немногие, а говорящего просто - многие, Григорий часто отказывается от традиционных средств риторики и использует так оживляющую изложение прямую речь. Как уже отмечалось, простота и образность изложения существенно отличают его от авторов классического периода, особенно позднеримского. Стиль римских авторов "в эпоху поздней античности.- пишет Э. Ауэрбах, - бился в судорогах; гипертрофия риторических средств, мрачность атмосферы, окутывавшая все, что совершалось в истории, придают позднеантичным авторам от Тацита и Сенеки до Аммиана (Марцеллина) черты насильственности, вымученности, перенапряженности; у Григория эти судороги кончились"18. Однако Григорий не игнорирует элементы стиля римских авторов. Так, в местах наиболее патетических и драматических он прибегает к выразительным средствам риторики (в главе "О крещении Хлодвига", II, 31; в речи королевы Хродехильды против античных богов, II, 29; в речи королевы Фредегонды у изголовья больного сына, V, 34; и др.).
Григорий Турский, обладая превосходной наблюдательностью и хорошим знанием жизни, стремится почти каждое событие показать через действия людей, раскрыть характер этих людей. При этом он, как правило, пользуется или краткими, схематичными психологическими зарисовками, главная цель которых определить положительное или отрицательное отношение к персонажу, или же, что у него встречается чаще, выявляет характеры действующих лиц косвенно, через их дела и поступки. В его портретных характеристиках нет той целостности и в то же время детализации морально-психологических качеств, как, например, у Тацита. Но зато созданные им образы отличаются большой сочностью, жизненностью, правдивостью и достоверностью. Это относится преимущественно к образам меровингских королей, королев и их наследников, а также к образам других представителей господствующих слоев общества; к простому народу он обращается лишь изредка, рисует его бегло, вскользь.
Характеристику королей Григорий начинает с создателя Франкского королевства - Хлодвига. При обрисовке образа этого короля он, видимо, придерживался установившейся к тому времени устной, вероятно, народно-песенной традиции19. Рассказ о рождении Хлодвига Григорий начинает эпической фразой: "Hiс fuit magnus et pugnator egregius" ("Хлодвиг был великим и могучим воином", II, 12), что уже предопределяло будущую славу Хлодвига. А рассказу о крещении Хлодвига (II, 31) присущи торжественность и красочность, которые были свойственны духовным проповедям и объясняются многолетним бытованием этого предания прежде всего в духовной среде. В последующих рассказах (II, 27-32, 35, 37, 38, 40-43) Хлодвиг предстает как сильная, волевая личность. Он использует любые средства для достижения своей цели - создания Франкского государства и установления единоличной власти. Однако Григорий, по своему обыкновению, не дает оценки его вероломным и коварным поступкам, как бы предоставляя читателям самим сделать вывод.
Другими яркими образами меровингских королей являются король Хлотарь, временно объединивший под своей властью Франкское королевство после смерти своих братьев, и его сыновья - новые удельные короли Хариберт, Гунтрамн, Сигиберт и Хильперик. Их деяния излагаются подробнее, Григорий раскрывает их отношения друг с другом, с приближенными и подданными, а также с церковью. Иногда даже прорывается оценка того или иного короля: например, Хлотаря Григорий называет распутным (IV, 3), Сигиберта - бесстрашным (IV, 49) и мягкосердечным (IV, 23). Но законченных характеристик этих королей, кроме характеристики, данной автором королю Хильперику после его смерти (IV, 46), все же нет.
Образы королей Сигиберта и Хильперика контрастируют: первый рисуется Григорием положительно, второй - отрицательно. Король Сигиберт, покровитель Григория Турского, бесстрашен, смел, ловок и проворен. Он дважды сражался с гуннами, вторгшимися в Галлию. В первом сражении Сигиберт оказался победителем (IV, 23), во втором - попал в плен, но сумел заключить с гуннами выгодный мир: "...подкупил дарами тех, кого он не смог одолеть храбростью в сражении" (IV, 29). Бесстрашие Сигиберта раскрыто и в рассказе о том, как он усмирил зарейнские племена, недовольные тем, что он не повел их против Хильперика (IV, 49). Достоинство Сигиберта подчеркивается в рассказе о его женитьбе. В жены он взял Брунгильду, дочь вестготского короля, в то время как братья его выбирали себе "в жены не достойных себя женщин" и женились даже на служанках (IV, 27). Главный враг Григория-Хильперик. Григорий приводит примеры его жестокости и вероломства, в том числе убийство жены Галсвинты (IV, 28), сыновей Меровея (V, 18) и Хлодвига (V, 39). Григорий дает ему лаконичную характеристику: "...он часто опустошал и сжигал множество областей, и от этого он не испытывал никакого угрызения совести, а скорее радость... Он очень часто несправедливо наказывал людей, чтобы завладеть их имуществом" (VI, 46). Третий из братьев, Гунтрамн, противопоставляется Хильперику как герой положительный, а Сигиберту - как герой не столько воинственный, сколько благочестивый. Григорий всячески превозносит его набожность" щедрость по отношению к церквам и духовенству, его благотворительность (IX, 20, 21). Что же касается рано умершего короля Хариберта, четвертого из сыновей короля Хлотаря, то Григорий говорит о нем мало, упоминая лишь о его отношениях с женами, которых он часто менял по своей прихоти, за что был отлучен от церкви (IV, 26). Однако Венанций Фортунат, который гостил у короля Хариберта, посвятил ему стихотворение (VI, 2), где он хвалит Хариберта за хорошее им знание латинского языка.