Петушков

Постучались в форточку. Василиса встала, подошла к окошку, слегка вскрикнула, засмеялась и начала с кем-то перешептываться. Вернувшись на место, она вздохнула и принялась петь громче прежнего..

- С кем ты это разговаривала?-.спросил ее Петушков.

Василиса продолжала "ломать калину",

- Василиса, слышишь? а, Василиса?

- Что вам?,

- С кем ты разговаривала?

- А вам на что?

- Да так.

Петушков вышел из задней комнаты в пестром архалуке, с засученными рукавами и с ливером в руках.

- Ас хорошим приятелем,- отвечала Василиса.

- С каким хорошим приятелем?

- Ас Петром Петровичем.

- С Петром Петровичем?.. С каким Петром Петровичем?

- А он тоже ваш брат. Прозвище такое мудреное.

- Бублицын?

- Ну да, да, Петр Петрович.

- И ты его знаешь?

- Еще бы! - возразила Василиса, качнув головой. Петушков молча прошелся раз десять по комнате.

- Послушай, Василиса,-сказал он наконец,-то есть ты как его знаешь?

- Как знаю?.. Знаю... Он барин такой хороший.

- Как, однако ж, хороший? как хороший? как хороший? Василиса посмотрела на Ивана Афанасьевича.

- Хороший,- проговорила она медленно и с недоумением.- Известно какой.

Петушков закусил губы и начал опять ходить по комнате.

- О чем же ты с ним разговаривала? а? Василиса улыбнулась и потупилась.

- Говори же, говори, говори, говорят тебе, говори!

- Какой вы сегодня сердитый,- заметила Василиса. Петушков молчал.

- Ну, нет, Василиса,- начал он наконец,- нет, я сердиться не буду... Ну, скажи же мне, о чем же вы говорили? Василиса засмеялась.

- Такой, право, шутник этот Петр Петрович!

- А что?

- Уж такой!

Петушков опять помолчал.

- Василиса, ты ведь любишь меня? - спросил он ее.

- Ну, и вы туда же!

У бедного Петушкова защемило на сердце. Вошла Прасковья Ивановна. Сели обедать. После обеда Прасковья Ивановна отправилась на полати. Сам Иван Афанасьич прилег на печи, повертелся и заснул. Осторожный скрип разбудил его. Иван Афанасьич приподнялся, оперся на локоть, смотрит:

дверь отворена. Он вскочил - Василисы нет. Он на двор - и на дворе ее нету; на улицу - глядь туда, сюда: Василисы не видать. Без шапки пробежал он до самого рынка: нет, не

видать Василисы. Медленно вернулся он в булочную, взлез на печь, повернулся лицом к стене. Тяжело ему стало. Бублицын... Бублицын... это имя так и звучало у него. в ушах.

- Что с тобой, батюшка? - спросила его сонливым голосом Прасковья Ивановна.- Чего охаешь?

- Ничего, матушка, так. Ничего. Давит что-то.

- Грибы,- пролепетала Прасковья Ивановна,- все грибы. О господи, помилуй нас, грешных!

Час прошел, другой-Василисы все нет. Петушков двадцать раз порывался встать и двадцать раз с тоской забивался под тулуп... Наконец, однако ж, он слез с печи и хотел было домой пойти и на двор уже вышел, да вернулся. Прасковья Ивановна встала. Работник Лука, черный, как жук, хотя и булочник, заложил хлебы в печь. Петушков опять вышел на крыльцо и задумался. Проживающий на дворе козел подобрался к нему и слегка, дружелюбно толкнул его рогами. Петушков посмотрел на него и-, бог знает почему, сказал:"Кысь, кысь". Вдруг низенькая калитка тихо распахнулась и появилась Василиса. Иван Афанасьич отправился к ней прямо навстречу, взял ее за руку и довольно хладнокровно, но решительно, сказал ей:

- Ступай за мной.

- Да позвольте, Иван Афанасьич... я...

- Ступай за мной,- повторил он.

Она повиновалась.

Петушков привел ее к себе на квартиру. Онисим, по обыкновению, спал врастяжку. Иван Афанасьич разбудил его, велел зажечь свечку. Василиса подошла к окошку и молча села. Пока Онисим возился с огнем в передней, Петушков неподвижно стоял у другого окна и глядел на улицу. Вошел Онисим, с свечкой в руках, начал было ворчать... Иван Афанасьич быстро обернулся.

- Ступай вон,- сказал он ему. Онисим остановился посреди комнаты...

- Ступай вон сейчас,-повторил Петушков грозно. Онисим посмотрел на барина и вышел. Иван Афанасьич закричал ему вслед:

- Вон, совсем вон. Из дому. Придешь через два часа. Онисим убрался.

Петушков дождался, пока стукнула калитка, и тотчас же подошел к Василисе.

- Где ты была? Василиса смешалась.

- Где ты была? говорят тебе,- повторил он. Василиса посмотрела кругом...

- Тебе я говорю... Где ты была? И Петушков поднял было руку...

-- Не бейте меня, Иван Афанасьич, не бейте...- с испугом пролепетала Василиса. . Петушков отвернулся.

- Бить тебя... Нет! я тебя бить не стану. Бить тебя? Извини, извини, голубушка. Бог с тобой. Когда я думал, что ты меня любишь, когда я... когда...

Иван Афанасьич умолк. Он задыхался.

- Слушай, Василиса,- сказал .он наконец,- я, ты знаешь, человек добрый; ведь ты знаешь, Василиса, знаешь?

- Знаю,- проговорила она запинаясь.

- Я никому зла не делаю, никому, никому на свете. И никого не обманываю. Зачем же ты меня обманываешь?

- Да я вас не обманываю, Иван Афанасьич.

- Не обманываешь? Ну, хорошо. Ну, хорошо. Ну, говори же, где ты была?

- Я ходила к Матрене.

- Врешь!

- Ей-богу, к Матрене. Вы спросите у ней, коли мне не верите.

- А Буб... ну, как его... черта этого видела?

- Видела.

- Видела? Видела? а! видела? Петушков побледнел.

- Так ты с ним, поутру-то, у окошка сговаривалась... а? а?

- Они меня просили прийти.

- А ты и пошла... Спасибо, матушка, спасибо, родная! - Петушков поклонился Василисе в пояс.

- Да, Иван Афанасьич, вы, может, думаете...

- Уж ты "бы лучше не говорила! Да и я, дурак, хорош. Чего раскричался? Да ты, пожалуй, с кем там хочешь знайся. Мне до тебя дела нет. Вот еще! Я тебя и знать-то не хочу.

Василиса встала.

- Воля ваша, Иван Афанасьич.

- Куда ты идешь?

- Да ведь вы сами...

- Я тебя не прогоняю,- перебил ее Петушков.

- Нет уж, Иван Афанасьич... Что ж уж мне у вас оставаться?..

Петушков дал ей. дойти до двери.

- Так ты уходишь, Василиса?

- Вы меня все обижаете...

- Я тебя обижаю! Бога ты не боишься, Василиса! Когда же я тебя обижал? Ну, нет, нет, скажи, когда?

- Да как же? Вот и теперь чуть меня не побили,

- Василиса, грешно тебе. Право, грешно!

- И еще попрекали, что я, дескать, с тобой знаться не хочу. Я, дескать, барин.

Иван Афанасьич начал молча ломать себе руки. Василиса дошла до середины комнаты.

- Что ж? Бог с вами, Иван Афанасьич. Я сама по себе, а вы сами по себе...

- Полно, Василиса, полно,- перебил ее Петушков.- Ты лучше рассуди, посмотри на меня. Ведь я на себя не похож, Ведь я сам не знаю, что говорю... Хотя бы ты меня пожалела.

- Вы меня все обижаете, Иван Афанасьич...

- Эх, Василиса! кто прошлое помянет, тому глаз вон. Не правда ли? Ведь ты на меня не сердишься, не правда ли?.

- Вы меня все обижаете,- повторяла Василиса.

- Не буду, душа, не буду. Прости меня, старого человека. Я вперед уже не буду никогда. Ну, простила меня, что ли?

- Бог с вами, Иван Афанасьич.

- Ну, засмейся, засмейся... Василиса отвернулась.

- Засмеялась, душа, засмеялась!-закричал Петушков и запрыгал на месте, как ребенок...

VI

На другой день Петушков, по обыкновению, отправился в булочную. Все пошло по-прежнему. Но в сердце у него засела заноза. Он уже не так часто посмеивался и иногда задумывался. Настало воскресенье. У Прасковьи Ивановны болела поясница; она не слезала с полатей; через силу сходила к обедне. После обедни Петушков позвал Василису в заднюю комнатку. Она все утро жаловалась на скуку. Судя по выражению лица Ивана Афанасьича, в его голове вертелась мысль необыкновенная и для него самого неожиданная.

- Сядь-ка ты вот здесь, Василиса,-сказал он ей,-а я тут сяду. Мне нужно с тобой поговорить маленько. Василиса села.