Страница 19 из 20
Девушка отступила назад, что было вполне естественно при ее обстоятельствах, и слегка развела руки в стороны, и колени ее согнулись, и всем своим видом она показала готовность к схватке врукопашную.
А Ади продолжал:
- Ради Аллаха, не бойся, потому что мы не причиним тебе зла. Если бы ты знала, что брошенный мной камушек избавил тебя от власти той скверной старухи, ты бы не испугалась меня, о госпожа. Но я не знаю, как объяснить тебе это.
- Я все поняла, - отвечала она нам по-арабски.
И это было еще более удивительно, чем ее поединки с другими девушками и со старухой!
- Кто ты, о госпожа? - спросил тогда Ади. - Ты похожа на дочерей арабов, и могла бы быть прекраснейшей среди них, но ты одета, как женщины франков. Может быть, они похитили тебя и заставили принять веру креста и зуннара? Тогда мы возьмем тебя с собой и вернем твоим близким.
- Я дочь знатного человека! - строптиво отвечала она. - Мой отец один из предводителей франков, и если вы увезете меня, за мной пустятся в погоню четыре тысячи всадников!
- О Джабир, мы были подобны тому, кто собирает хворост ночью! воскликнул Ади. - Вместе с хворостом он подбирает и сучья, и помет, и камни, ибо не видит ничего в потемках. А мы собирались всего лишь развеять свою печаль и усталость, но вместе с этим нашли красавицу времен и услышали от нее такие важные для нас сведения!
И я рассмеялся, и вышел из-за деревьев, и тоже поклонился франкской девушке.
- Вас тут двое! - воскликнула она. - Если вы приблизитесь ко мне, то я закричу, и мои девушки услышат меня, и сюда за мной примчатся слуги моего отца!
- Мы приблизимся к тебе ровно настолько, насколько ты пожелаешь, о госпожа, и не забывай, что это мы спасли тебя от той старухи, разрушив ее чары прибрежным камушком, - сказал Ади.
- Какие чары и что за камушек, о сарацины? - спросила девушка, не очень, впрочем, нам доверяясь, потому что одновременно она пошарила рукой по своему поясу, и нашла подвешенный к нему короткий нож, и положила руку на его рукоять.
- А как по-твоему, госпожа, почему ты оказалась в реке? Разве ты не помнишь, что старуха загнала тебя в воду, размахивая перед твоим лицом сжатым кулаком, а ты покорно отступала перед ней? И ты была как те, что грезят наяву, и мы испугались за тебя, и я поднял камушек, и метнул, и попал тебе между лопаток, - растолковал Ади.
- Этого не могло быть! - не совсем уверенно, и все же достаточно упрямо отвечала она. - Этого не могло быть...
Но по ее лицу мы поняли, что Ади своим объяснением смутил ее, и она задумалась о кознях старухи, и мало радости доставляют ей эти размышления.
- Если общество наше тебе неприятно, мы можем уйти, о госпожа, сказал тогда Ади. - Ибо мы - не тюрки-кочевники, мы из благородных арабов, и поэтому не причиним тебе зла. К тому же, нам не подобает смотреть на открытые лица женщин, которые нам не принадлежат. Будь я твоим отцом, о госпожа, ты до самой свадьбы не покинула бы дома. Накажи Аллах того, кто позволяет такой красавице разгуливать с непокрытым лицом, чтобы ее мог сглазить первый встречный! Пойдем, о Джабир, вернемся в лагерь.
- Вернемся, о Ади, - немедленно согласился я, потому что и впрямь наступило время возвращения.
Девушка решительно повернулась и снова шагнула в воду реки, чтобы переплыть ее и вернуться к своим подругам.
И тут Ади произнес стихи!
Ибо если благородному арабу приходят на ум стихи, он обязан поделиться своей радостью с друзьями и произнести их!
И вот эти стихи:
Явилась она, как полный месяц в ночь радости, И члены ее нежны, и строен и гибок стан.
Зрачками прелестными пленяет людей она, И алость ланит ее напомнит о яхонте.
И темные волосы на бедра спускаются смотри, берегись же змей волос ее вьющихся.
Услышав первый бейт, девушка застыла, словно каменная. А когда прозвучал третий, она повернулась, и на губах ее блуждала улыбка, и во взгляде была радость.
- Прибавь, о Ади! - потребовала она.
И он прочитал другие стихи:
О девушка, ловкость ее воспитала! У щек ее солнце свой блеск занимает.
Явилась в зеленой рубашке она, Подобной листве, что гранаты скрывает.
И молвили мы: "Как назвать это платье?", Она же в ответ нам сказала прекрасно:
- Мы этой одеждой пленяли сердца и дали ей имя "пленяющая сердца".
- Прибавь, о Ади... - прошептала девушка.
- Очередь - за тобой, о госпожа, - возразил он.
И, к огромному нашему удивлению, дочь франка ответила арабскими стихами:
Награди Аллах возвестившего, что вы прибыли! Он доставил мне наилучшее, что я слышала.
Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы Ему душу я, что истерзана расставанием.
- Тебя слишком взволновали стихи, о госпожа! - воскликнул Ади, ибо и в голосе девушки, и в ее взгляде было какое-то безумие, еще не буйное, но, во всяком случае, непонятное и необъяснимое. - Если мы тому виной, то мы оставим тебя и возвратимся к нашим всадникам, а ты...
- Нет, постойте! - девушка не произнесла эти слова, а скорее выкрикнула, и вскрик этот был подобен тому, что издают раненые. - Побудьте со мной еще немного, поговорите со мной, о дети арабов! Ведь я так давно не слышала стихов на этом языке! ..
- Ты приказываешь, мы повинуемся, о госпожа, - отвечал Ади, весьма удивленный.
- На голове и на глазах, - подтвердил нашу покорность я. - Кто научил тебя нашему языку, о госпожа?
- За мной ходила пленная сарацинка, она учила меня арабскому языку и рассказала о Аллахе, - объяснила девушка. - И она читала нараспев стихи, равных которым я нигде и никогда не слышала. О Ади, о Джабир, если бы вы знали, какую тоску будили в моем сердце эти стихи! А окончив их, Зейнаб говорила: "О доченька, ты родилась в землях, где не знают толка в женской красоте, достоинствах и совершенствах! Но ты вырастешь, и мы уедем туда, где не приходится весь год кутаться в звериные шкуры, где никто не вешает на стены толстые ковры лишь потому, что от стен тянет холодом, где красивые женщины ходят в легких шелках, звеня запястьями, и купаются в водоемах, вода которых благоухает розами! Мы уедем туда, где поэты соревнуются, кто лучше опишет красавицу, и лучшему из них повелитель правоверных дарит кафтан со своего плеча! Здесь нет для тебя достойного мужа, клянусь Аллахом! " И она плакала, и ругала наших мужчин, которые бьют своих жен, даже самые знатные из них, и тосковала по своей родине.
- Что стало с ней, о госпожа? - одновременно спросили Ади и я, хотя ответ был нам ясен, ибо тоска по родному дому убивает.
И не напрасно рассказывают, что когда Аммар Ясир, верный и преданный, бежал из Мекки в Медину, то пророк, да благословит его Аллах, после первых приветствий спросил о Мекке:
- В каком состоянии ты покинул Мекку и ее долины?
- Деревья в Мекке зазеленели, - отвечал Аммар Ясир, - воды прозрачны и воздух чист.
- Да успокоятся сердца! -воскликнул пророк. - Не говори больше о красотах Мекки, ибо огонь в моем сердце все еще не улегся.
Мы рассказали это предание девушке, и она одобрила его.
- Зейнаб умерла больше года назад, а я осталась жить среди людей, не знающих, что такое музыка и пение, и я ни с кем не могла говорить о тех стихах и мелодиях, потому что наши женщины не поняли бы их прелести, сказала девушка. - И я стала тосковать так же, как тосковала она. Я хотела ходить босая по разноцветному мрамору, которым выложены края водоемов, и бегать в саду среди цветов, и слушать из-за занавеса длинные сказки, ради которых в женские покои приглашают лучших рассказчиков, и чтобы в сказках непременно были и любовь, и разлука, и расставание, и сближение...
- Пойдем с нами, о госпожа! - пылко воскликнул Ади. - Ты будешь жить такой жизнью!
- Не могу, - вздохнула она. - Ибо я - христианка, а вы - мусульмане. Я не должна изменять своей вере.
И возразить тут было нечего.
Мы не так хорошо знали богословие, чтобы доказать преимущества Корана, да и она, будучи женщиной, не настолько разбиралась в вопросах своей веры, чтобы спорить о ней.