Страница 54 из 74
Пришлось согласиться. В конце концов нашли мы двух живых боевиков. У одного - гранатой разорвало задницу. Жуткое зрелище. Лежит на спине доходит. На наших глазах и кончился. У второго оторвало руку. Кровь уже свое отсвистала и теперь лишь медленно стекала в бурую лужу. Всмотрелись - Ваха, полевой командир, который грозился нас тут всех похоронить. Бледный, как мел. Смотрит испуганно.
- Что ж ты, негодяй, натворил? - начал я. - Столько людей (своих прежде всего!) угробил, завод порушил!..
- Довоевался, гнида?! - вспылил Шаманов.
Хотел еще что-то добавить, а у того - слезы в глазах. Заплакал, как ребенок. Плюнули в сердцах на окровавленную землю и подались к своим.
После лечения в госпитале Шаманов вскоре вернулся в строй, воевал с азартом и фантазией, с упрямством и ожесточенностью. Без сомнения, операцию в Бамуте в мае 96-го можно смело вписывать в послужной командирский список Шаманова как образец военного искусства в условиях локальной войны. О ней уже шла речь, поэтому ограничусь лишь напоминанием: до этого Бамут "федералы" пытались взять дважды, но не смогли. Боевики даже окрестили свою базу в этом населенном пункте "чеченской Брестской крепостью". Но легенду о ее неприступности Шаманов (к тому времени уже генерал) похоронил.
После окончания Академии Генштаба Владимир Анатольевич получил назначение в Воронеж, а в августе 99-го стал командующим бывшей моей 58-й армией. С самого начала чечено-ваххабитской агрессии в Дагестане он находился в Ботлихе и руководил войсками.
Следующая строка его военной биографии: контртеррористическая операция в Чечне в качестве командующего западной группировкой войск. В первые же дни он блокировал пути передвижения боевиков на чечено-ингушской границе, из-за чего испортил отношения с президентом Ингушетии Р. Аушевым. Его войска решительно вломились на территорию Чечни.
"Дрожи, чечен, - идет Шаманов!" - шутили в окопах солдаты. Они, конечно, понимали разницу между чеченцем вообще и бандитом. Но сказанная однажды каким-то остряком фраза понравилась и прижилась именно в такой формулировке.
Солдаты любили своего командующего, о котором уже ходили легенды. Пресса писала о "новом генерале Ермолове". И если было в этом сравнении преувеличение, то не такое и громадное. Западная группировка "пошла ломить стеною", бить бандитов наотмашь...
А тем, кто пытается представить его этаким беспощадным усмирителем, скажу: Владимир Анатольевич не отказывался и от "военной дипломатии". При подходе войск к одному из населенных пунктов жители его взволновались, поверив провокационным слухам, что "русские" на этот раз никого не пощадят. На площади возник стихийный митинг. Боевики с оружием в руках бродили в толпе, призывая готовиться к сопротивлению против "федералов".
Узнав об этих "волнениях", Шаманов сел на БТР, взял человек десять охраны и рванул впереди своих войск прямо в центр селения - на митинг. Когда он появился на возвышении без оружия - толпа онемела от неожиданности. Даже боевики растерялись и не подняли стволов. А ведь могли почти в упор расстрелять "ненавистного Шамана".
Владимир Анатольевич изложил собравшимся цель операции, дал характеристику бандюкам и жестко обрисовал перспективу в случае сопротивления. Настроение толпы стало меняться, послышались одобрительные возгласы. Уловив доброжелательную реакцию большинства, он сел на бронетранспортер и уехал. Люди, успокоившись, разошлись по домам. Боевикам не оставалось ничего другого, как покинуть село. Оно было занято "федералами" без единого выстрела.
Но так было далеко не всегда. На уговоры и соглашения Шаманову не хватало терпения: он предпочитал идти к победам кратчайшим путем, а отсюда все чаще и чаще боестолкновения и, естественно, потери. К декабрю 99-го у "Запада" они составили больше двухсот человек, в то время как восточная группировка недосчиталась нескольких десятков солдат и офицеров.
Вот на этой почве и начались неприятные разговоры, сравнения Трошева и Шаманова - кто как действует, чьи методы лучше и т.п. Эти параллели проходили как разделительная черта, пусть поначалу и незаметная. Мы шутливо отмахивались от этих пересудов, старались не замечать выступлений СМИ, по поводу и без повода подчеркивавших различие наших "военных методик". Но со временем невольно возникло некоторое соперничество.
Хотя итог его оказался в мою пользу, это был тот случай, когда "победа" не радует, а огорчает. Дело в том, что в конце концов западная группировка забуксовала, завязла в боях. Около двух недель выполняла задачу, на которую отводилось несколько дней. Поэтому части и подразделения "Востока" вынуждены были в складывавшейся ситуации выйти в те районы и на те рубежи, которые планировались под "Запад".
Все генералы были раздражены. Я - тем, что выполнял "не свою задачу". Шаманов - тем, что опаздывает, Казанцев (как командующий Объединенной группировкой войск) - тем, что кампания срывается и приходится латать дыры за счет других, как тришкин кафтан... "Что там у вас происходит? - звонила Москва. - Вы что, разобраться между собой не можете? Славу, что ли, делите?.."
Казанцев стал "наезжать" на Шаманова: что ты, мол, уперся в эти старые маршруты - меняй направление удара! "Не вам меня учить! - огрызался Владимир Анатольевич. - Я эти районы знаю, как свои пять пальцев, еще по первой войне..." Дошло в конце концов до того, что два генерала стали переходить порой на нецензурную брань.
Шаманов остро реагировал на указания командующего ОГВ. Считал серьезным недостатком, что тот не прошел через первую войну в Чечне. "Как он может командовать нами здесь, сейчас?!", - периодически ворчал Владимир Анатольевич.
Разногласия двух военачальников дурно влияли на общую атмосферу в штабах, сказывались в целом на ходе операции.
Отношение Шаманова ко мне было совсем другим. Сказывалось, видимо, то, что он долгое время был моим подчиненным. Не только временно (в ходе первой войны), но и по штату: в 58-й армии значился одним из моих замов. Всегда старался подчеркнуть, что я - не просто его командир, но и учитель: "Я воспитанник Трошева". Это была правда. Помню, как он удрал на сутки из Академии Генштаба в марте 1997 года. Договорился с генералами МВД, сел на их самолет и прилетел на мое пятидесятилетие. Мы полночи проговорили. Оба были растроганы и счастливы... За самоволку, конечно, Володе попало...
Я был по-человечески неравнодушен к Шаманову. Старался опекать, следил за профессиональным ростом, указывал на ошибки, пытался укротить (вернее, подкорректировать) его буйный характер. Ведь во многом это и мое детище. Поэтому, видимо, и реагировал так остро.
Например, меня внутренне коробило, когда слышал обиды офицеров на Владимира Анатольевича: он мог запросто оскорбить, унизить, обматерить (причем прилюдно). К счастью, это не касалось солдат. Бойца Шаманов любил, холил и лелеял. В этом смысле он - яркий представитель школы воспитания Г. Жукова. Тот тоже был жесток к офицерам и по-отцовски добр к простым солдатам. Сравнение с легендарным маршалом хоть и лестно, но не в данном случае.
Правда, надо заметить, своих офицеров он в беде не бросал. Например, приехал на суд в Ростов поддержать своего подчиненного полковника Ю. Буданова, о семье которого давно заботился. К сожалению, все эти душевные проявления - после трагедии.
Однако даже не грубость - главная его беда. Анализируя поступки и действия этого славного генерала, я вспоминаю знаменитую теперь фразу царя Александра III: "Мужество - есть терпение в опасности". Так вот любопытно, что Шаманов в равной степени всегда презирал и опасность, и терпение. В какой мере это повлияло на его мужество (а оно неоспоримо) - не знаю. Думаю, повлияло не в лучшую сторону.
Мне, признаюсь, было не по себе, когда в какой-то период Шаманов заметался от посыпавшихся "сверху" кадровых перспективных предложений. Не успев толком покомандовать 58-й армией, уже готов был принимать Московский округ внутренних войск, всерьез обдумывал еще какие-то "выдвижения"... Ну, а когда решил баллотироваться в губернаторы Ульяновской области, я вообще обиделся: "Как же так, ты бросаешь армию в такой момент, когда ей нужны твой опыт и профессионализм, когда еще не закончена контртеррористическая операция!.." Мы даже повздорили в этой связи. Потом, конечно, помирились. До сих пор регулярно созваниваемся. Мы дружим, но наша дружба не исключает жестких мужских откровенных разговоров.