Страница 13 из 74
Хребет шириной от 4 до 6 километров - и только узкая тропа, по которой с незапамятных времен горцы ездили лишь верхом на лошадях. Но начальник инженерной службы 166-й бригады подполковник А.Степанов со своими людьми за трое суток пробил дорогу, расширил ее под технику. Чуть ли не на руках несли боевые машины.
А чтобы противник не обнаружил основные силы, на главной дороге подразделения 245-го полка сымитировали атаку: небольшой рейдовый отряд (развед-взвод, мотострелковая рота, инженерно-саперное отделение с машиной разграждения и танк с тралом во главе с майором Н. Звягиным) двинулся вдоль реки Аргун. Уже при входе в ущелье боевики открыли шквальный огонь. Солдаты и офицеры стояли насмерть в течение двух суток, приковывая к себе силы бандитов. А когда поняли, что противник "клюнул" на приманку, командир полка приказал по радио Звягину отходить...
Спаслись немногие, прыгнув с обрыва в реку. Большинство погибло. Я склоняю перед ними голову, ценой своей жизни герои обеспечили общий успех операции.
Такие ситуации нередки на войне. К сожалению, командирам иногда приходится принимать жесткие решения: жертвовать малым, чтобы спасти большее. Прости меня, Господи!
Благодаря отряду майора Звягина мы сумели вытащить к Шатою по хребту 245-й полк. А вечером 11 июня с другой стороны Шатоя был высажен десант. Несколько вертолетов, один за другим, подлетали в указанное место. Десантники выпрыгивали и сразу уходили в лес, чтобы с рассвета перекрыть возможные пути отхода боевиков. Один вертолет, завалившись на хвост, скатился в обрыв. К счастью, никто не погиб, было только несколько раненых. Однако сдрейфил обычно хладнокровный и мужественный командующий авиацией группировки генерал В. Иванников: "Все, прекратить высадку!" - нервно закричал он в эфир. Пришлось его отстранить. "Ты что, - говорю, - все погубить хочешь?! Спасуем сейчас - в крови умоемся! Все рухнет!" Я вырвал микрофон: "Продолжать высадку! Не останавливаться!"
В конце концов все закончилось благополучно. И 13 июня Шатой был полностью блокирован. Боевики вновь запаниковали - не ожидали внезапного удара федеральных войск. И почти не оборонялись. Спешно покинули свои позиции.
С падением Ведено и Шатоя фактически могла завершиться последняя фаза "горной войны". Замысел федерального командования был почти полностью реализован. За Шатоем открывался путь через перевал на Грузию. Теперь же, после блокирования ключевого населенного пункта, его удалось перерезать, неподконтрольными оставались только скалистые горы, где можно было ударами с воздуха и артиллерией добивать остатки бандитов.
Однако в очередной раз наступление остановили - опять начались переговоры. Так было после блокирования Грозного, после успешного наступления на Шали, после форсирования Аргуна... Я считаю, что тогда можно было окончательно дожать бандитов. И сейчас, когда Шатойская операция набрала полный ход, нам вставляли палки в колеса.
Кое-что разъясняет перехват разговора Масхадова с одним из полевых командиров. Последний сообщал, что его отряды больше не могут сдерживать русских. "Выручайте, срочно!" Масхадов ответил буквально следующее: "Продержись до девяти утра. Все будет нормально. Мы договорились: объявят мораторий". Ни я, ни Куликов не знали еще о предстоящем событии, а Масхадов уже знал.
Вечером на меня вышел начальник Генштаба генерал М. Колесников и сообщил, что в адрес А. Куликова послана шифротелеграмма, предписывающая прекратить применение авиации. Я связался с Куликовым: "Анатолий Сергеевич, как же так?" Он тоже опешил: "Как прекратить? Люди же ведут бои в горах!"
Одновременно с ним выходим на Колесникова. "Что я могу сделать? слышим в ответ. - У меня на столе приказ Верховного Главнокомандующего. Вам его уже послали".
Действительно, после полуночи получаем приказ, снова выходим на Москву, пытаемся объяснить ситуацию. Бесполезно.
Эти словно врагом спланированные остановки, эти украденные у армии победы - самая острая, после людских потерь, боль. Как воевать, если достигнутый кровью успех напрочь перечеркивался совершенно ненужными "переговорами"? "Кто наш главный противник: бандиты в горах или предатели в сановной Москве? - распалился Булгаков, узнав о моратории. Плечи у боевого генерала опустились, желваки пошли ходуном. - Мне просто плакать хочется, Геннадий Николаевич. Что же они творят?"
На следующий день после взятия Шатоя состоялась очередная встреча Масхадова с представительной делегацией федерального центра (Керимов, Зорин, Месарош и Паин).
Анатолий Куликов. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Глубокой ночью, после получения приказа из Москвы о прекращении огня, командующий Объединенной группировкой войск А. Куликов связался с начальником Генштаба генералом М. Колесниковым. Куликов попытался уговорить, чтобы отменили предательский приказ. "Это не в моей компетенции, - уперся Колесников. - Обращайся выше". Тогда Куликов стал звонить Черномырдину. Премьера в Москве не было. И Анатолий Сергеевич "поднял всех на ноги", чтобы разыскали. Оказалось, Виктор Степанович отдыхает где-то на Черноморском побережье. Нимало не смущаясь тем обстоятельством, что, во-первых, глава правительства в отпуске, а во-вторых, уже глубокая ночь, он заставил обслугу разбудить премьера.
Сонный, измотанный за последние дни Виктор Степанович взял трубку. Он был, конечно, раздражен. Мало того, что ему не дают спокойно отдохнуть, так еще и проблему такую задали, выходящую за рамки его компетенции. Черномырдин еще не успел отойти ото сна, а Куликов в ухо дятлом долбит:
- ...Нельзя прекращать огонь, Виктор Степанович! Трошев высадил десант, люди находятся в горах. Если прекратим поддерживать их авиацией и артиллерией, то обречем ребят на погибель!..
Виктор Степанович слушал-слушал и наконец сорвался:
- Это решение Верховного! Ваше дело - выполнять приказ, а не обсуждать его! В девять ноль ноль прекращайте огонь артиллерии, авиацию - на прикол! Максимум, что я вам разрешаю, - отвечать автоматным (только автоматным!) огнем на огонь противника. Все! Разговор закончен!..
Куликов бросил трубку, чертыхнулся, но сдаваться не собирался: решил дозвониться до Ельцина. Но его убедили, что это дело бесперспективное. Казалось, все - "труба" нашему десанту, "труба" идее, за которую сложили головы воины майора Звягина, "труба" замыслу добить бандитов в районе Шатоя... Другой на его месте давно спасовал бы перед такой "безысходностью", но Анатолий Сергеевич продолжал упорствовать. Связавшись со мной, сказал:
- Значит, так, Геннадий Николаевич. Я - командующий группировкой войск, и я беру всю ответственность на себя. Бей их, гадов, всеми средствами! Нужна авиация - поднимай в воздух, нужна артиллерия - круши бандитов снарядами. Не бойся. Я за все отвечу. Москва далеко, а нам тут, на месте, виднее...
У меня сердце подскочило в груди, я готов был расцеловать Куликова. Но одновременно и страшно стало за него, как бы не сняли.
Утром наш десант обрушился с гор на головы боевиков как снежная лавина. В 9.00 полным ходом работали артиллеристы, в небе стрекотали вертолеты. В стане бандитов началась настоящая паника.
Но одновременно радиоэфир накалили вопли чеченских лидеров, жаловавшихся своим благодетелям в Москве на своенравие генералов ОГВ, дескать, Куликов неуправляемый, проигнорировал приказ Верховного. "Эдак он скоро и Кремль будет бомбить. Дождались Бонапарта?!" - звучали по космической связи провокационные тирады...
Ближе к полудню на меня вновь вышел Анатолий Куликов:
- Все, Геннадий, стой! Больше держаться не могу. Давят, сил нет. Останавливай всех и закрепляйся.
- Понял вас, - отвечаю. - Даю команду "Стоп".
- Успел что-нибудь? - поинтересовался Куликов.
- Успел, - говорю. - Добить уже не смогу, расползлись по щелям, но зато Шатой наш, а главное - люди целы.
- И то хорошо, - облегченно вздохнул командующий ОГВ. - Спасибо тебе, ребят поблагодари.
- Это вам спасибо.
Те несколько часов, которые отвоевал у политиков Куликов, фактически решили исход дела в нашу пользу.