Страница 2 из 24
После этого неутешительного сообщения человек науки удалился, предоставив графу печальную обязанность уведомить несчастного чужестранца о предстоящей кончине. Граф исполнил это с сердечным участием солдата и, к своему утешению, нашел мексиканца более покорным судьбе, чем ожидал. На вопрос о последних распоряжениях умирающий выразил желание поговорить с графом наедине, на что последний и согласился, между тем как Евстафий, по просьбе мексиканца, отправился в Сент-Антуанское предместье, чтобы отыскать в одной из тамошних гостиниц американца по имени Джонатан Смит и уведомить его об участи больного. Последний сообщил графу, что упомянутый американец, хотя и был его спутником и компаньоном, но мошенник с головы до пят; подробности об их отношениях граф тотчас узнает.
— Я бедный человек, сеньор, — продолжал мексиканец, с трудом выговаривая слова, — хотя, без сомнения, видел больше золота, чем любой князь его имел в своих руках Я — гамбусино, то есть золотоискатель, за что и получил в пустыне прозвище Золотой Глаз, хотя мое настоящее имя Хосе Гонзага Семьи у меня нет, но есть двое верных друзей, которые, вероятно, находятся теперь на берегах Рио-Гранде и только тогда узнают о моей смерти, когда я в назначенное время не явлюсь в Сан-Франциско.
— Но как же вы попали в Париж? — спросил граф, невольно заинтересовавшийся сообщением чужестранца.
— Сейчас я вам объясню, сеньор. Мой отец был, как и я, золотоискатель и кончил жизнь под томагавками краснокожих; мой брат занимался тем же промыслом, и кожа с его головы украшает палатку Серого Медведя, главы племени апачей. Но мне творец послал особенную удачу, и вот теперь перед лицом смерти, быстрое приближение которой я чувствую, я говорю, что не раз находил богатые залежи, за которые мог бы взять огромные деньги, но этот желтый металл, из-за которого я так часто подвергал свою жизнь опасности, имеет так мало цены в моих глазах, что я при первом удобном случае проигрывал или дарил эти залежи.
Граф Альбан с возрастающим удивлением посмотрел на странного рассказчика.
— Около девяти месяцев тому назад я и мои друзья, француз Фальер, или Железная Рука, как его прозвали апачи за его силу, и молодой предводитель команчей, Большой Орел, находились в дикой пустыне, в стране апачей. Среди тысячи опасностей проникли мы так далеко во враждебную землю для того, чтобы проверить справедливость рассказа об удивительной залежи, в которой золото лежало кусками на поверхности земли, рассказа, уже несколько столетий передававшегося из поколения в поколение среди племени Большого Орла.
— Что же, — спросил граф, — нашли вы это место?
— Мы нашли золотую руду, — отвечал золотоискатель, — и подивились чуду, которое Господь показал нам в пустыне. Да, сеньор граф, — продолжал он, повышая голос, — сокровища этой руды так велики, что вся Франция со всеми ее городами и деревнями, полями, лесами и виноградниками не могла бы окупить их.
Хотя граф думал, что больной вследствие лихорадочного состояния преувеличивает в своем воспоминании количество найденных сокровищ, но так как в правдивости рассказчика нельзя было сомневаться ввиду близкой смерти, то, несмотря на преувеличения, воображение графа было ослеплено. Он, беспечно промотавший сотни тысяч, чувствовал теперь странное внутреннее волнение; но пересилил себя и попросил гамбусино продолжать.
— Пробыв в этом месте два дня, мы отправились в обратный путь к палаткам команчей и в доказательство нашего открытия захватили с собой кусок золота, весом около двух фунтов, который нам удалось отбить от огромного самородка.
— Этот кусок теперь у вас? — спросил граф.
— Он у Джонатана Смита, моего спутника. Нужно вам сказать, сеньор граф, что я заключил договор с этим янки, познакомившись с ним в одной из американских гаваней, Чтобы добыть сокровища, требуются целый отряд смелых людей и такие средства, коих не могут доставить три бедных охотника. Мы не могли обратиться к мексиканцам, так как, к сожалению, я сам должен сказать о своих соотечественниках, что они по большей мере лживые и ненадежные плуты; поэтому Железная Рука, сохранивший привязанность к своей родине, предложил открыть нашу тайну королю французов. Я был выбран для этого путешествия и, как человек не сведущий в языках, взял спутником американца, который говорит на всех языках. Он хитрый малый и охотно бы выманил у меня тайну, да я и сам хитер и дал ему только некоторые общие указания, возбудившие его жадность и побудившие его сопровождать меня сюда. Несколько дней тому назад я прибыл сюда с Джонатаном Смитом и убедился в справедливости его уверения, что французский король, лишенный престола, умер в изгнании. Итак, я очутился в беспомощном положении и колебался, не доверить ли нашу тайну племяннику великого Наполеона, слава которого в свое время проникла и в нашу пустыню. Но теперь и об этом поздно думать, так как скоро я стану таким молчаливым человеком, который никому ничего не разболтает.
Граф стоял, погруженный в глубокую задумчивость,
— Я полагаю, — сказал он наконец, — что задуманная передача сокровища покойному королю должна была послужить на пользу и народу французскому; так по крайней мере я понимаю желание моего земляка, вашего товарища. Теперь спрашивается — согласились ли бы вы и ваши товарищи сделать то же предложение потомкам законных королей Франции?
— Что вы хотите сказать, сеньор?
— Я хочу сказать, роду Бурбонов, у которого похитили его законное наследство, французский престол и один из членов которого имеет удовольствие беседовать с вами в настоящую минуту.
Больной попытался приподняться, но со стоном упал на подушку и сказал слабым голосом:
— Должен ли я так понимать ваши слова, сеньор граф, что в вашем лице я вижу перед собою потомка Бурбонов?
— Да, именно, — сказал граф.
— А вы бы взялись за это дело? — продолжал гамбусино со сверкающими глазами. — То есть могли бы вы снарядить в Сан-Франциско экспедицию из 200-250 решительных людей, так как по меньшей мере столько людей нужно, чтобы отразить Серого Медведя со всем его племенем; могли ли бы вы снабдить экспедицию съестными припасами на два, на три месяца и сами стать во главе ее?
Беспокойный дух графа неудержимо побуждал его взяться за такое многообещающее предприятие, и он немедля ответил:
— Почему же нет, сеньор? Если предприятие вообще исполнимо и если ваши товарищи согласятся оказать мне поддержку, то есть быть проводниками, то я готов.
Теперь раненому удалось приподняться, но видно было, что его силы быстро иссякают.
— Итак, все прекрасно, — прошептал он, — и я радуюсь, что мое последнее дело в жизни будет вместе с тем делом благодарности. Подойдите поближе, сеньор граф.
Граф придвинулся к постели.
— Помогите снять этот мешочек, — сказал умирающий, раскрывая воротник своей рубашки и указывая на кожаный мешочек, висевший на крепком шнурке на его груди.
Граф повиновался, снял шнурок через голову тяжело дышавшего больного и минуту спустя держал мешочек в руке.
— В этом мешочке, — продолжал мексиканец торжественным тоном, — скрывается тайна золотой руды. Вы найдете в нем кусочек кожи с точным обозначением местности и дороги к ней от Рио-Гранде и берегов Бонавентуры. Только тот, кто владеет этим планом и понимает его значение, может отыскать сокровище. Мы приготовили его в трех экземплярах, и каждый из нас владеет одним. Они служат также доказательством нашего права на находку, и каждый волен продать или подарить право на свою часть.
Глаза графа с напряженным вниманием следили за губами говорившего, которого возрастающая слабость заставила снова лечь, хотя голос его еще был ясно слышен.
— В благодарность за ваше человеколюбие и согласно желанию Железной Руки, чтобы это сокровище досталось потомку королевского рода Бурбонов и вместе с тем послужило на пользу французскому народу, я решился передать вам мешочек и мое право на находку, если вы только согласитесь на два легко исполнимых условия.
— Объяснитесь, — сказал граф.