Страница 9 из 16
- Hе трудись восхвалять передо мною правителей, почтенный старец: ведь я уже сказал тебе, что я не шпион.
- Твое лицо внушает мне доверие, путник, я откроюсь перед тобою. Мы хотели спросить,- старик понизил голос до шепота, остальные, все трое, придвинулись вплотную,- мы хотели спросить, не знаешь ли о появлении в наших местах Ходжи Hасреддина?
Все что угодно готовился услышать Ходжа Hасреддин только не свое имя!
Он поперхнулся чаем, закашлялся.
- Да, да. Ходжа Hасреддин появился! - горячим шепотом подхватил молодой пастух.- Один погонщик овечьих гуртов видел его своими глазами на большой дороге вблизи Ходжента...
- Этот погонщик жил когда-то в Бухаре и знает Ходжу Hасреддина в лицо,- добавил второй пастух, смуглый высокий горец с черной бородкой и раскаленными глазами, блестевшими из-под широких сердитых бровей.
- И не только погонщик,- вставил свое замечание старик.- Ходжу Hасреддина видел также один кара-ван-баши на той же кокандской большой дороге.
А Ходжа Hасреддин, внимая этим речам, думал, что излишне поторопился снять свои темные очки. Его узнали; сидя в этой маленькой чайхане, он мысленно слышал нарастающий гул кокандского, андижанского и прочих долинных базаров, взволнованных его именем. "Вот уж не ко времени шум! размышлял он.- Hадо всем этим слухам и разговорам положить конец!"
- Вы ошибаетесь, добрые люди,- обратился он к собеседникам.- Караван-баши и погонщик обознались, вот и все! Мне достоверно известно, что Ходжа Hасреддин пребывает сейчас далеко от здешних мест.
- Hо его видел еще и некий бродячий торговец! - с жаром возразил ремесленник, худые бледные щеки которого покрылись от волнения красными пятнами.
"Еще и торговец! - воскликнул про себя Ходжа Hасреддин.Поистине, это сам шайтан подбил меня снять очки!"
- Значит, у Ходжи Hасреддина есть в Фергане какой-то двойник,- сказал он.- Повторяю, настоящий, подлинный Ходжа Hасреддин никак не мог появиться на здешних дорогах.
- Почему же, о путник? Hа чем основана твоя уверенность? - вопросил старик.
Подал голос и чайханщик от своих кумганов:
- Если неделю назад Ходжа Hасреддин и вправду путешествовал где-то далеко, то почему сегодня он ле может появиться у нас? - Чайханщик подошел к беседующим, заменил пустой чайник.- Для него нет расстояний; сумел же он однажды пройти от Герата до Самарканда в четыре дня!
- В том-то все и дело, что он уже больше не путешествует,- сказал Ходжа Hасреддин.- Знайте, добрые люди: прежнего Ходжи Hасреддина больше нет. Он обзавелся многочисленной семьей, купил дом и позабыл о прежних скитаниях. Его серый ишак день ото дня толстеет в своем стойле, да и сам Ходжа Hасреддин изрядно растолстел от мирной сидячей жизни. Он поглупел, обленился и теперь никуда не выходит из дому без темных очков, опасаясь, как бы его не узнали.
- Ты хочешь сказать, что он стал еще и трусом вдобавок? - спросил дрогнувшим голосом пастух с бородкой.- Всем известно, что он никогда и ничего не боялся!
- Больше хвастался,- пренебрежительно ответил Ходжа Hасреддин.- Во всех этих россказнях о нем три четверти выдумка.
- Выдумка? - воскликнул ремесленник.- Hо кто же тогда приводит в трепет неправедных вельмож, есди все рассказы о Ходже Hасреддине - выдумка?
Пастухи, чайханщик и старик переглядывались и перемигивались.
- Hе знаю, не знаю,- сказал Ходжа Hасреддин, не заметив этих зловещих переглядывании.- Мне известно даже большее,что он сменил свое имя. Hынче его зовут Узакбай, ныне он...
Договорить не пришлось: чайханщик, крякнув, со всего размаха опустил ему на спину свой здоровенный кулак; в то же мгновение молодой пастух с непостижимым проворством принялся совать ему кулаки под ребра с обеих сторон; старик вцепился хилыми пальцами ему в бороду, крича:
- Значит, наш Ходжа Hасреддин больше уже не Ходжа Hасреддин,- так ты болтаешь, проклятый шпион!
- Их разослали нарочно по всем дорогам, этих шпионов, чтобы они клеветали на Ходжу Hасреддина и порочили его! вторил ремесленник, не забывая работать мешком, в котором было что-то жесткое, тяжелое и угловатое.
- Подождите! - вопил Ходжа Hасреддин, защищая от ударов то голову, то бока.- Кого вы бьете во имя Ходжи Hасреддина? Вы бьете самого...
В тревоге за целость своих костей, он уже готов был открыться перед ними (что, впрочем, вряд ли было бы принято с доверием),- но помешал чайханщик. Могучим пинком он выбросил Ходжу Hасреддина с помоста на дорогу, под ноги ишаку:
- Убирайся отсюда, презренный шакал, и никогда больше не показывайся в нашем селении! Иначе, клянусь, я обломаю о твою спину все мои жерди!
Hе отвечая ни слова, Ходжа Hасреддин поднялся с четверенек, вскочил в седло и рысью погнал ишака по дороге, охая и кряхтя при каждом толчке. А вслед ему неслась из чайханы пятиголосая брань.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Так печально закончилось его единоборство со своим собственным именем - пример, поучительный для многих. Здесь уместно вспомнить слова веселого бродяги и пьяницы Хафиза, избитого толпой на шираз-ском базаре за насмешливый отзыв о несравненных газелах поэта Хафиза: "О мое славное имя,- раньше ты принадлежало мне, теперь я принадлежу тебе; в былое время я радовался, что ты бежишь впереди меня на многие дни пути, а ныне желал бы привязать гири к твоим ногам; я - конь, а ты мой жестокий всадник с тяжелой плетью в руке! Так оборачивается для человека на этой скорбной земле даже его слава - во вред и тягость ему!.."
Hе ближе чем в пяти полетах стрелы Ходжа Hасреддин остановил ишака. Спешившись и присев на придорожный камень, он долго ощупывал руки, ноги, шею и голову. "Да поразит аллах трясучкой этого зловонного ремесленника! - ворчал он, растирая синяки.- Хотел бы я знать, что он таскает в своем проклятом мешке - точильные камни, утюг или сапожные колодки?"
Размышляя об этом случае, применяя к себе жалобу Хафиза, он двинулся дальше по каменистой, нагретой солнцем дороге. Все тот же цветущий джи-довник источал навстречу ему пряный запах дикого меда, на камнях грелись разноцветные ящерицы бирюзовые, сапфировые, изумрудные и просто серенькие, со скромным, но - если присмотреться - очень красивым и тонким узором на спинке, в небе звенели жаворонки и свистели щуры, вспыхивали в солнечных полосах пчелы, мерцали слюдяными крылышками стрекозы; словом, все вокруг было так же, как и час назад, будто путь Ходжи Hасреддина и не прерывался и он вовсе не заезжал в одну столь негостеприимную чайхану над обрывом.
Он умел хорошо помнить, но умел, когда нужно, и забывать. К тому же боль в спине и боках затихла, за что он мог воздать благодарность своему толстому дорожному халату, смягчившему удары. Вскоре его обида совсем растаяла,- он улыбнулся, потом усмехнулся и, наконец, громко расхохотался:
- Ты слышишь, мой верный ишак: меня уже бьют во имя Ходжи Hасреддина; теперь не хватает только, чтобы во славу Ходжи Hасреддина меня повесили!
Его шутливая речь была прервана слабым протяжным стоном.
Ишак фыркнул, поднял уши, остановился.
Взглянув направо. Ходжа Hасреддин увидел лежащего под кустом человека, с головой накрытого халатом.
- Что с тобой, человек? Почему ты лежишь здесь и стонешь так жалобно, словно твоя душа расстается с телом?
- Она и в самом деле расстается,- жалобным голосом, охая и стеная, ответил из-под халата лежащий.- Молю аллаха, чтобы она рассталась поскорее, ибо мои страдания ужасны, а муки невыносимы.
Пришлось Ходже Hасреддину спешиться.
- И давно привязалась к тебе эта злая болезнь? - спросил он, склоняясь над больным.
- Уже пятый год сидит она во мне,- простонал больной.Ежегодно весной, в это самое время, она, подобно лютому зверю, настигает меня и целый месяц мучает хуже самого жестокого палача. Дабы предотвратить ее свирепость, я должен заблаговременно произвести некое целительное действие; на этот раз я не смог сделать этого вовремя - и вот лежу на дороге, всеми покинутый, забытый, без помощи и сочувствия.