Улыбка Авгура

- Доб'гый день, - прокартавил старик, когда мы с Максом вошли в комнату, - Ба, кого я имею честь лицез'геть! Ве'гоника Васильна, душа моя, наконец-то! Позвольте вашу `гучку, - он вышел из-за стола и галантно склонился к моей руке. Фаба был невысокого роста, полноват и лысоват, но карие глаза - все понимающие и все заранее прощающие, и манеры светского льва притягивали к нему женщин, как магнит притягивает неразумную металлическую стружку. В силу чего Фаба, органически не умеющий отказывать дамам, был женат четвертым браком и имел в общей сложности шестерых отпрысков, младшему из которых едва исполнилось четыре года, - Очень `гад, очень... Хоть и п'гиходится вст'гечаться п'ги печальных, я бы сказал, т'гагических обстоятельствах. Да, - он опустил гладко выбритый подбородок на грудь. Из кармана его пиджака, отутюженного до блеска, выглядывал черный шелковый платок - знак глубокого траура.

Мне захотелось поговорить с Фабием Моисеевичем с глазу на глаз: если кто и знает про завещание - так это он. И я решила дождаться удобного случая, чтобы прижать любвеобильного старика к теплой стеночке и ласково-ласково, осторожно-осторожно, чтобы невзначай не просыпать труху, вытрясти из него полезную информацию.

- Елизовета Ка'гловна, вы п'гекгасно выглядите. Этот цвет, голубушка, вам оп'геделенно к лицу.

Оп'геделенно.

- Ах Фаба... Если бы ты знал, как мне трудно, - заговорила тетя, заламывая руки, на которых позвякивали тонкие золотые браслеты, - У молодых короткая память и стальные нервы, а я... а я... - у нее опять покраснели глаза. Тетя полезла за платком.

- Знаю, душечка, - он легко похлопал тетушку по руке, - Нам, ста'гикам, не хватает Ген'ги, его смелости, его п'гинципиальности и обаяния. Но ему бы не пон'гавилось, если бы он увидел нас `гыдающими. Не таков он был, наш Ген'ги. И нам надо де'гжаться изо всех сил. Да, - Фаба изъяснялся многословно и витиевато, захлебываясь рычащими звуками и гнусавя, но слушать его отчего-то было приятно.

Нюся подала чай. Взметнув шелковым крылом, тетушка взяла тонкую фарфоровую чашку, пододвинула к себе колоду карт и принялась сбоку раскладывать пасьянс. Грета застыла над своей пиалой каменным изваянием Будды. Макс ерзал на стуле, украдкой смотрел на часы и хмурился. Я потягивала кофе - густой, со слабым чесночным ароматом, какой умела варить только Нюся. Рассыпаясь в благодарностях, Фаба отказался от чая, но сдобную булочку с корицей, еще горячую, пышущую жаром духовки, сцапал и сунул прямо в карман пиджака. Ого, да он йог! Может, и на углях станцует?

- Я забежал буквально на пять минут. Буквально... У Машеньки опять темпе'гатуга, так что, сами понимаете, не до визитов. Но я хотел немедля сообщить вам следующее... Мой д'гуг Ген'ги был выдающимся человеком. Выдающимся, - чем больше Фаба волновался, тем чаще повторял отдельные слова, - И, что немаловажно в наше тяжелое в'гемя, состоятельным человеком. Я не сомневаюсь, что он оставил вам п'гиличный капиталец. П'гиличный. Однако, - он обвел собравшихся всепрощающим взглядом, - Вче'га я был в Москве и заходил в банк, где мы с Ген'ги а'гендовали сейф. Да-да, один на двоих - так мы дове'гяли д'гуг д'гугу и ни `газу - ни `газу! - не пожалели об этом... Но я, кажется, отвлекся, - он провел пятерней по седым волосам, - Так вот, я п'гедполагал, что в сейфе, с'геди бумаг, лежит копия завещания Ген'ги. Но, увы, я ошибся - ее там не оказалось, - Фаба развел руками.

- А был ли мальчик? - оторвалась Грета от созерцания чашки.

- Мне всегда казалось, что завещание - миф, - поддержала я кузину.

- Смею заве'гить вас, ба'гышни, что завещание было... В смысле есть. Накануне своей кончины Ген'ги...

Словом, пове'гьте, он дал понять об этом самым недвусмысленным об'газом.

- Вот видите? Он дал вам понять. Именно так - не сообщил, а дал понять. Когда дядя не шутил, он говорил ясно и четко, без полунамеков и двусмысленных улыбок. Вы же знаете... знали... - заблудилась я во времени, - ...его, и не мне вам объяснять... Если завещание есть, то почему никто толком об этом не знает? И если дядя говорил с вами серьезно, то вы должны хотя бы приблизительно знать, что в нем написано. Вы знаете? - насела я на старика. Н-да, хотела прижать наедине и ласково, а получилось, кажется, не очень.

Фабий Моисеевич растерянно пожал плечами:

- К сожалению, Ген'ги не сказал ничего конк'гетного. Он был ск'гытен и суеве'ген, когда `гечь шла о последней воле. Его можно понять, как я полагаю.

- Фаба, - тетя решительным жестом смешала разложенные перед ней карты, - А нельзя ли обойтись без завещания? Мерзко говорить о деньгах... сейчас, когда...

- Отчего нельзя? Можно. Если Ве'гоника Васильна п'гава и завещания нет, а она не п'гава - это я вам га'ганти'гую, то имущество Ген'ги будет `газделено между всеми его ближайшими `годственниками. Таков закон.

Тетя и Макс облегченно вздохнули, и кузен опять посмотрел на часы. Грета продолжала неотрывно изучать правую запонку Фабы. По ее застывшему лицу невозможно было понять, интересует ли ее что-нибудь еще.

- Но нам важно соблюсти не закон, а волю покойного, не п'гавда ли? К тому же я надеюсь, что вместе с завещанием Ген'ги подписал бумагу, в кото'гой огово'гил некото'гые моменты, касающиеся его лите'гату'гного наследия. Для меня это че'гтовски важно. Мне необходимо знать, кому и в какой с'гок я должен пе'гедать дела.

Вы меня понимаете?

Мы дружно молчали, не поднимая голов. Фаба переводил беспомощный взгляд с одного родственника на другого, тщетно пытаясь найти хоть в ком-нибудь из нас понимание и поддержку. Пауза неприлично затянулась.

- Уговорили, - решила вступить я, чтобы спасти положение, - Мы поищем завещание, да? - все, кроме тетушки, синхронно закивали головами, - Дом большой, может, и найдем, хотя после обыска, который учинил дотошный Павлик, надежды, честно говоря, никакой. Если бы завещание было, он бы его нашел. Но так и быть: мы поищем, - заверила я Фабу.

На том и порешили.

- Вы поищите здесь, а я схожу к нота'гиусу, - сказал Фаба, - Позвольте откланяться. Удачи и целую `гучки.

- Ну?.. Что вы об этом думаете? - спросил Макс, когда Фаба просочился за дверь. Грета равнодушно пожала плечами. Тетя Лиза молча налила себе вторую чашку чая, положила сахар и принялась старательно - слишком старательно - размешивать его, позвякивая фамильной серебряной ложечкой.

- Дело ясное, что дело темное, - призналась я, - Не подлежит сомнению одно: если завещание не найдется или дядя не успел его написать, то внакладе останетесь вы, солнцы мои лучезарные.

- Мы? Почему мы?

Бестолковость родственников разозлила меня не на шутку. Громко скрипнув зубами, я пояснила:

- Да потому что я уверена - дядя хотел оставить все вам. Именно вы были его семьей, и он привык заботиться именно о вас. Что тут непонятного?

Макс улыбнулся. Кажется, до него дошло. Не уверена, дошло ли до остальных.

- Кстати, раз уж прозвучало магическое имя Павлик... Вы узнали, как он?

- Павлик оказался на редкость живучим, - без смущения ответила Грета, - И завтра перекочует из реанимационного отделения в обычное. Мама собирается его проведать. Составишь ей компанию?

Я энергично замотала головой, но взяла себя в руки и кивнула:

- Думаю, нам всем придется пойти. Иначе могут поползти слухи.

- Какие слухи, сестренка? - удивился Макс.

- Такие! Нежелательные! - отрезала я, не собираясь разжевывать очевидное, - Я хочу, чтобы вы поняли: смерть дяди развязала Павлику руки. И он не побрезгует напомнить вам, что четверть этого дома, нет, уже треть принадлежит его матери, а значит и ему. Когда был жив дядя, Павлик не смел даже заикнуться об этом - дядя щедро оплачивал его учебу, давал деньги на... как это?.. А-а, да! - вспомнила я, - На "грешки молодости";. К тому же, как выяснилось, Павлик ждал, что дядя оставит ему все наследство, поэтому сидел тихо и не отсвечивал. Но теперь он точно потребует отдать треть дома. И это, солнцы мои, только во-первых. А будет еще и во-вторых, и в-третьих, если мы не найдем дядино завещание. Вы меня поняли?