Страница 23 из 56
- Не буди спящего пса!.. Алеша - упрямый, мстительный.
- Как он может говорить о том, чего не было? - прижимая к груди руки, спросил Мадат.
- Да он пока и не говорит, - терпеливо, словно утешая плачущего ребенка, сказал Гашем. - Я-то знаю, что ты честнейший и чистейший большевик! И тебя я предупредил для того, чтоб ты остерегался этого сына татарина... Не принимай так близко к сердцу! А если поднимешь крик, то кто-нибудь и скажет: "На воре шапка горит!"
- Напишу в Центральный Комитет партии!
- Неудобно перед Демировым, - возразил Гашем с неотвратимой логикой. Демиров обидится, скажет, что ты действуешь через его голову.
- Что же мне делать? - беспомощно простонал Мадат.
- А ничего не делай, работай, как и прежде, почаще бывай в аулах, крепи связь с народом. Ну, конечно, если Алеша собирает против тебя материал, то и ты не спи, собирай сведения против него, - натягивая одеяло на подбородок, бубнил Гашем. - В аулах много недовольных Алешей, его административными перегибами. Татарин!.. Вот и собирай исподволь заявления, жалобы... Как говорится: "Ругают - отругивайся, бьют- отбивайся!" А сложишь лапки, так мигом очутишься в утробе
акулы!
- Что у нас в районе творится! - вырвалось у Мадата. И он сбивчиво, от волнения путая слова, рассказал о телеграмме Абиша.
В лице председателя не дрогнул ни один мускул.
- А я знаю об этом!
- Знаешь? - вскричал окончательно раздавленный этим градом новостей Мадат.
- Конечно!.. Хорош бы я был председатель исполкома, если б заткнул уши ватой, смежил глаза! - Улыбка Гашема была покровительственной. - Но ты ошибаешься, - Абиш, этот слизняк, сам ничего не придумал. Вижу и здесь руку Гиясэддинова. Да, да, и Демиров, и Алеша боятся твоего возвышения, - всем же ясно, что район жаждет видеть тебя в кабинете первого секретаря! - напористо, не давая Мадату рта открыть, как бы предвидя его возражения, продолжал он. - А получается очень стройно: едва район остался на попечении... троцкиста, классовые враги зашевелились.
- Но ведь тебя-то никто не отравлял!
- А как ты докажешь, что меня не отравили? - Субханвердизаде говорил почему-то весело. - Две недели валяюсь... Доктор Баладжаев, светило медицинской науки, прямо растерялся, не может поставить диагноза. Молодой медицинский кадр, гм... Сачлы тоже не видит причины заболевания. - Гашем почесал подбородок. - Значит, классовые враги по указанию, гм... троцкиста, друга мусаватистов...
- Никакой я не троцкист! - прорыдал Мадат; от ужаса глаза его расширились.
- Думаешь, я этого не знаю? И знаю, и верю тебе безраздельно! - твердо сказал Гашем. - Работай честно! Правда всегда одолеет кривду! Но вот что странно: когда ты произнес на активе пламенную речь, то Демиров, заложив руки в карманы брюк, расхаживал от стены к стене и ежился, как на сквозняке... Коммунисты тебе, брат, рукоплещут в восторге, а первый секретарь приуныл, будто собрался на поминки. Почему? Да потому, что твое вдохновение, ораторское искусство - для него нож острый! Ведь всем ведомо, как он шепелявит, мямлит, заикается на трибуне...
- Таир не завистлив! - упрямился Мадат, приходя в себя.
- Да ты сейчас не верь ни одному моему слову, - предложил Гашем, опять ныряя под одеяло. - Считай, что все это предположения... А сам гляди в оба! Не раскисай! У тебя - дети... Что это такое: сегодня - троцкист, завтра мусаватист? - вознегодовал он. - А вообще-то поезжай в горы, там ветерком тебя продует, и сразу забудешь обо всем!
- Да, так и сделаю, - кивнул Мадат.
"Теперь Абиш, этот вонючий "элемент", в моих руках, - подумал Субханвердизаде. - Суну ему отравленный кинжал, велю - убей, и он убьет!.."
- Эй, Кеса-а-а! - протяжно крикнул Гашем, заслышав подозрительное поскрипывание двери. - Опять подслушивал? Собираешь материал для доносов?
Кеса на цыпочках вошел в комнату и, придав лицу набожное выражение, поклялся:
- Ни-ког-да! Смею ли я...
- Ладно, ладно, - Субханвердизаде сидел на кровати свесив ноги. - Где ты пропадал эти дни, осел, сын осла?
- Да я всегда тут! - Кеса помахал рукой, чтобы показать, где он находился.
- Что там натворил "элемент", сын "элемента"? Говори! - властно прикрикнул председатель.
Казалось, все окрестные горы рухнули на раболепно согнувшегося Кесу.
- Он написал... написал, что вас, всемилостивый начальник, отравили... И просил прислать на аэроплане комиссию.
Субханвердизаде схватил красную бархатную мутаку с золотыми тяжелыми костями и с размаху ударил ею Кесу.
- Подлец! Лиса! - с отвращением сказал он. - Почему же я не знал об этом?
- Ты, гага, болен... Тебя нельзя беспокоить... Сердце...
- Мое сердце выдержит и не такие напасти, - похвастался Гашем. - Беги и приведи сюда "элемента" и следователя Алияра!
Признавая справедливость народной пословицы: "Если один не помрет, то другой не воскреснет", Кеса вошел в райисполком не с парадного входа, а через заднюю дверь, со двора, и прокрался на балкон, опоясавший со всех сторон дом. В одном окне было разбито стекло, Кеса знал это давно и помалкивал, пригодится... Вот и пригодилось! Просунув тонкую руку в дыру, он поднял шпингалет, потянул к себе скрипнувшую раму. С замиранием сердца Кеса впрыгнул, как мячик, в темную комнату и приник глазом к замочной скважине в двери кабинета Субханвердизаде.
Странная картина открылась перед ним: потный, взъерошенный Абиш перебирал на столе какие-то разбухшие папки, листал их, бегло просматривал, то отбрасывал, вздрагивая, то снова изучал. Непрестанно он озирался, бросал боязливые взгляды и на дверь, и на прикрытое ставнями окошко. Затем он вытащил из кармана связку звякнувших ключей и прошел к стоявшему в углу сейфу.
"Да ты, бедняга, боишься, что тебя вот-вот арестуют", - догадался смекалистый Кеса.
- Так вот здесь и заключена моя жизнь, моя душа! - прошептал бескровными губами Абиш, но Кеса услышал эти слова, запомнил.
Принесенные из дому ключи не подходили; отчаявшись, Абиш швырнул их на ковер и обхватил сейф руками, будто встретился грудь с грудью с ненавистным врагом. Но увесистая металлическая махина и не пошатнулась.
"Перед нами явная попытка взломать кассу председателя исполкома, - сказал себе Кеса, и подлая душонка его наполнилась буйным ликованием. - А кому не известно, что там хранятся
секретные бумаги!"
Тем временем потерявший голову от бессильной ярости Абиш выхватил из-за пазухи длинный ржавый ключ и вонзил его в скважину. Но как он ни бился, обливаясь потом, а повернуть ключ ему не удалось. Наконец, убедившись, что сейф, словно грозный утес, неподвижен и неприступен, несчастный попытался вытащить ключ обратно, чтобы замести следы. Дернул раз, другой, но замочная скважина будто спаялась с ключом,
держала его цепко.
- Эй, Абиш! - прижав губы к щели, крикнул Кеса, ионяв, что более удобного момента не найти.
Багровое от напряжения лицо Абиша тотчас побелело, посерело, глаза полезли на лоб.
Кеса толкнул дверь, и она распахнулась: Абиш даже забыл закрыть ее на замок, - как видно, вовсе очумел...
- Ты пришел обезглавить мою семью? - всхлипнув, сказал Абиш.
- Да, Субханвердизаде зовет тебя "элемент", сын "элемента"! - с неистовым наслаждением проскрежетал Кеса и, оттолкнув трясущегося Абиша, взял телефонную трубку. - Кабинет следователя. Товарищ Алияр? Прошу немедленно к товарищу Субханвердизаде.
Трубка упала в гнездо, как топор палача на шею коленопреклоненного преступника.
Кеса не довел, а дотащил обмякнувшего, превратившегося в мешок с мякиной Абиша до дома председателя и втолкнул его к разъяренному Гашему, как в клетку с тигром.
- Ты посылал телеграмму о моем отравлении? - рявкнул Субханвердизаде, молниеносным прыжком слетев с кровати и наставив на Абиша указательный палец, как острие смертоносного кинжала.
Абиш молчал.
- Оглох? Говори-и-и!
- Телеграмма-то что! - торжествующе сказал Кеса, хихикая, подходя поближе к Субханвердизаде, как бы желая этим подчеркнуть свою близость с начальником. - Я его поймал на месте преступления: кассу взламывал.