Особое задание

И все же в эту ночь из тюрьмы бежало семнадцать подпольщиков. Позднее большинство из них удалось переправить к партизанам, остальные были надежно спрятаны в городе и окрестных селах.

Столярова и его друзей охватило то радостно-возбужденное состояние, когда все кажется посильным и возможным. Но Алексей знал по опыту, как опасно это настроение для разведчиков: оно порождает беспечность и, стало быть, неизбежные ошибки.

А впереди подпольщиков ждала серьезнейшая задача: уничтожить шпионскую школу в Блесткове.

Центр торопил Алексея. Получив сообщение, что подпольщикам удалось захватить начальника городской полиции, Центр приказал Столярову доставить Венцеля в Москву, конечно, лишь после того, как партизаны получат от него все нужные для них сведения.

Венцель назвал на допросах имена и клички многих гестаповских агентов. В тот же день названные Венцелем имена Алексей сообщил через связного подпольщикам. Многие гестаповские ищейки были вскоре обезврежены.

Тайная полиция получила очередной тяжелый удар.

Обо всем этом написал Алексею Шерстаев в очередном донесении.

Последний абзац этого письма особенно заинтересовал Алексея:

"Лотар Штроп исчез, куда - точно никто не знает.

Одни говорят, что отозван в Берлин, другие утверждают, что понижен в звании и отправлен на фронт. Во всяком случае, одним гестаповцем в городе стало меньше..."

Это обстоятельство чрезвычайно обрадовало разведчиков. Хитрый, опасный, опытный и осторожный враг - не чета Венцелю - убран с их пути.

6. НА ПОДСТУПАХ К "ГНЕЗДУ"

Венцель не только бывал в Блестковской школе абвера, но постоянно поддерживал с ее руководством деловые контакты. Они выражались не только в том, что начальник полиции рекомендовал начальнику школы подходящих людей, он несколько раз сам ездил в Блестково читать лекции. Из показаний Венцеля у партизан черточка за черточкой складывалась картина деятельности этого центра обучения фашистских разведчиков.

Школа находилась в пятнадцати километрах от города в бывшей помещичьей экономии, где при Советской власти размещалась центральная усадьба животноводческого совхоза.

Усадьба эта была выбрана гитлеровцами, видимо, потому, что стояла в стороне от больших дорог, в неглубокой лощине, на берегу озера. Окружавшие усадьбу холмы надежно укрывали ее от любопытных глаз. К тому же здание было обнесено высокой кирпичной стеной, пострадавшей в нескольких местах от обстрела. Как только новое назначение усадьбы определилось, пробоины в стене были заделаны. На ремонте работали советские военнопленные. Но одной стены гитлеровцам показалось мало: они вокруг школы возвели еще забор из колючей проволоки в два метра высотой и оцепили спиралью, по которой проходил ток высокого напряжения.

К этому сверхсекретному объекту местным жителям категорически запрещалось подходить, о чем недвусмысленно предупреждали щиты с надписями на русском и немецком языках. Нарушителей ждал расстрел.

В главном одноэтажном здании разместились административные службы школы, кабинеты начальника - майора Фридриха Калау и его помощников. Здесь же в одной из комнат попискивала собственная радиостанция фашистского гнезда - антенна поднималась высоко вверх, замаскированная старыми липами, росшими вокруг дома. Деревянные корпуса были отведены под общежитие курсантов, преподавательского состава, гараж.

Маленькая, полуразрушенная каменная церквушка использовалась в качестве склада оружия и боеприпасов.

Почувствовав, что ему уже не угрожает расстрел, Венцель стал еще более покладистым и даже по приказанию Алексея нарисовал план-схему усадьбы, где размещалась школа.

Алексея удивило только, что Венцель, вручая ему план, высказал весьма невысокое мнение о надежности кадров школы: они набирались из военнопленных.

- Очень, очень ненадежный народ, - говорил Венцель. - Большинство пришло туда не драться с большевиками, а найти способ, выждав время, перебежать к своим.

Наконец разведчики пришли к выводу, что все нужные сведения они уже получили, и Венцель был отправлен в другой район.

Теперь, когда подпольщики располагали довольно подробными сведениями о школе, получили ее подробный план, Алексей, Колос и Готвальд целыми днями ломали голову над тем, как выполнить приказ Центра.

Просто напасть на школу или подослать группу подрывников было невозможно: неподалеку от Блесткова квартировали значительные силы гитлеровцев - там насчитывалось до двух батальонов жандармерии.

- Если даже и удастся подойти ночью к школе, - говорил Скобцев, - то вывести в целости людей будет невозможно. Вот смотрите, - тыкал он карандашом в план, нарисованный Венцелем. - Ближайший от усадьбы лес в десяти километрах. Немцы перережут дорогу к лесу и легко уничтожат отряд... Живым не уйдет ни один человек...

С доводами Скобцева нельзя было не согласиться.

Для разгрома школы требовалось много людей, которыми отряд не располагал.

- Есть только один выход, - утверждал Колос, - найти в самой школе подходящего человека, который бы и подложил взрывчатку в административный корпус.

Но Алексей напомнил, что Венцель рассказывал о том, как агенты следят за каждым шагом курсанта, получившего увольнительную в город. Стало быть, даже подойти к кому-либо из курсантов школы на улице или подсесть в кабачке было совершенно невозможно.

От этого варианта пришлось отказаться еще и потому, что у подпольщиков и у партизан не нашлось в Блееткове ни одного знакомого.

Из-за этого были признаны негодными многие планы, предлагавшиеся поочередно Колосом, Скобцевым, Алексеем и Готвальдом. И вот, когда Столяров уже начал отчаиваться, пришедший на явку Шерстнев вспомнил, что в городском госпитале лежит курсант школы, у которого во время учений в руках взорвалась толовая шашка. Попросили Шерстнева разузнать об этом случае поподробнее.

Через несколько дней, встретившись с Шерстневым все в той же хате Захара Ильича, Алексей услышал то немногое, что полицаю удалось выспросить у знакомой санитарки госпиталя.

- Взрывом курсанту изранило руки, - сказал немногословный Шерстнев. Обезобразило лицо до неузнаваемости.

- До неузнаваемости, говоришь? - насторожился Столяров, услышав последнюю фразу Тимофея.

- Да, - подтвердил тот. - Ему опалило волосы, брови, ресницы, на щеках и на лбу сильные ожоги.

Он лежит неподвижно на спине с забинтованной головой и руками. И, говорят, чуть ли не при смерти.

Столяров забегал по избе. Таким взволнованным Шерстнев его никогда не видел.

Наконец, немного успокоившись, Алексей остановился напротив Тимофея.

- Слушай, - сказал он, - нужно найти надежного человека из военнопленных врачей. Впрочем, тут может помочь Лещевский. Я сегодня же поговорю с ним: он ведь знает в госпитале всех.

Шерстнев не стал расспрашивать Алексея ни о чем.

Он уж и так догадывался, какой план родился в голове у его друга. Но затея эта показалась ему фантастической. Такого же мнения придерживались Колос и Готвальд.

Особенно скептически был настроен Колос.

Действительно, замысел Алексея подменить в последний момент умиравшего курсанта, как когда-то сделал с ним Лещевский, казался совершенно несбыточным.

- Ведь человек должен быть очень похож на обожженного курсанта, сказал Скобцев.

- Да он же будет с забинтованным лицом, - убеждал товарищей Алексей.

- А голос? А манера говорить, двигаться? А наконец, отпечатки пальцев? - возражал Колос.

- Но в том-то и дело, что даже руки опалены, стало быть, ни о каких отпечатках пальцев не может быть и речи, - защищал свою идею Столяров. - А что касается приблизительного сходства - такого человека можно найти.

Первые два дня Колос всячески иронизировал над планом Алексея и выискивал в нем все новые и новые уязвимые места.

Он так часто возвращался к обсуждению этой идеи, что "Алексей наконец стал смеяться.

- Кажется, моя мыслишка не дает тебе покоя. А?