Страница 43 из 58
В село Пашкове Готвальд пришел ночью. Жену и ребенка он оставил пока у знакомых в селе Криницы, а сам отправился к Захару Ильичу. Старик предложил Готвальду переждать некоторое время на чердаке. Валентину нравился этот суровый с виду человек.
На следующий день после прихода Готвальда в село нагрянули жандармы. Один из них забежал в избу к Захару Ильичу. Это, видимо, был еще не наторевший на облавах гитлеровец. Ворвавшись в избу, он ринулся прямо к печке. Видимо, над ним подшутили, что именно в этом месте крестьяне часто прячут партизан.
- Эй, матка, матка! - крикнул он Матрене Максимовне, жене Крутова, показывая знаками, чтобы та открыла заслонку.
- Никс, никс! - покачала головой Матрена Максимовна, вытаскивая из печи ухватом чугун со щами.
Убедившись, что в печке действительно никого нет, солдат сосредоточил все свое внимание на щах. Подняв крышку, он пошевелил ноздрями, вдыхая ароматный запах, вынул из-за голенища сапога ложку.
Похлебав щей, он быстро выбежал на улицу, предварительно заглянув под кровать.
Всего этого Валентин не видел. Он лежал в ворохе сена на чердаке, сжимая в руках противотанковую гранату. Вскоре Захар Ильич поднялся к нему и сказал, что немцы ушли.
И вот теперь еще одна неприятность: вечером в избу Крутова пришел на ночлег полицейский, да еще и предупредил, что будет облава.
Захар Ильич сказал Готвальду, что этого полицейского он хорошо знает и вряд ли его стоит опасаться.
Однако и Готвальд и хозяин не спали всю ночь: Валентину ночью надо было уходить!
Шерстнева разбудил стук в окно.
Накинув полушубок и сунув ноги в разбитые валенки, Захар Ильич, что-то недовольно бормоча себе под нос, вышел открывать дверь. Тимофей на всякий случай поставил пистолет на боевой взвод.
Старик долго не возвращался. Шерстнев лежал в маленькой комнатке, отделенной от избы тесовой переборкой, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило в сенях. Оттуда доносились приглушенные голоса, скрипели половицы.
"Кто бы это мог быть?" - раздумывал Шерстнев.
А может быть, односельчане Пашкова решили расправиться с предателем, за которого его, Тимофея, принимают?
Он поспешно оделся и на цыпочках направился к порогу. Еще раз прислушался: за дверью о чем-то шептались. Шерстнев осторожно приоткрыл дверь.
Захар Ильич держал в руках "летучую мышь". Тусклый свет фонаря вырывал из темноты еще две фигуры. Лица ночных гостей были освещены снизу, и Тимофей не сразу узнал, что перед ним Алексей и Готвальд.
Несколько мгновений полицейский стоял, не в силах произнести ни слова. Потом настежь распахнул дверь.
- Алексей! - вскрикнул он наконец и прислонился к дверному косяку. Откуда? Ты ведь?.. Ты же...
- Покойник? - засмеялся Алексеи, обнимая Шерстнева. - Как видишь, нет!
- Ничего не понимаю! - пробормотал Тимофей. - Да что это последнее время происходит?!
Захар Ильич, видимо, тоже ничего не понимал. Он приготовился услышать выстрелы, возню и сейчас переводил недоуменный взгляд с Алексея на Шерстнева.
- Это как же получается? - спросил он. - Выходит, свои, что ль, встретились?
- Свои, свои, - весело подтвердил Алексей, хлопая Шерстнева по плечу.
Тимофей обнялся с Готвальдом, и все трое долго шутили над Захаром Ильичом, который не хотел пускать в избу Алексея, потому как у него ночует полицейский.
Шерстнев возмущался, что Алексей не предупредил его о том, что остался жив.
- Ведь я мысленно похоронил тебя, брат... Как же ты мог не сказать мне?
- Но как? - спросил Алексей. - Ведь ты был в отъезде, а доверять малознакомому человеку... сам понимаешь.
- Но зачем тебе вся эта комедия? - не унимался Шерстнев. - Ушел бы просто в лес, и все...
- Чтобы доставить удовольствие гестапо. Не хотелось их как-то огорчать, - улыбнулся Алексей. - Боялся, что с начальником гестапо будет плохо. Все-таки обидно, я ведь был у него в руках. - Алексей помолчал, потом добавил: - А если говорить серьезно, то мне выгоднее числиться в покойниках, чем в живых... Поэтому я попросил Степана Грызлова переодеть один из обезображенных трупов в мой пиджак и сунуть командировочное удостоверение в карман. Я рассчитал, что в спешке они не станут проверять - есть ли у меня на ногах ранения...
В избу вошли еще двое партизан и напомнили Алексею, что пора уходить.
Был второй час ночи.
- Ну что ж, двинемся! - Алексей поднялся.
Он обнял Шерстнева, они уговорились о новых явках - все старые связи были потеряны.
Тимофей пожал руку Готвальду и двум проводникам. На прощание предупредил:
- Имейте в виду, километрах в десяти отсюда человек десять полиции. Осторожней. - И шепнул Алексею: - Завидую... Хотелось бы быть с вами.
Алексей махнул рукой.
Потерпи. До встречи...
Готвальд, Алексей и двое проводников вышли на улицу. Стояла темная ночь. Проводники, хорошо знавшие дорогу, уверенно шли по лесу.
Сразу после ухода из Красновидова Алексей в партизанском отряде спросил об Ане. С тех пор как подпольщики помогли переправиться девушке в лес, он ни разу ее не видел. Только слышал, что ее назначили разведчицей-наблюдателем.
Командир отряда огорошил Алексея неприятной новостью: оказалось, что вот уже две недели Аня тяжело больна, партизанский врач установил воспаление легких. Девушку отправил в деревню - отлежаться.
-- Куда же? - стараясь скрыть охватившее его волнение, спросил Алексей.
- Она в селе Мыздра, у своей тетки, - ответили ему.
- Мыздра? Где это? Далеко?
- Километров девяносто отсюда.
Заметив озабоченно сдвинутые брови Алексея, командир отряда осведомился:
- Она что, родственница вам?
Алексей проговорил после паузы:
- Нет, больше чем родственница: она спасла мне жизнь.
- Мгм... Вот оно что...
Скобцев задумался.
- Вы не волнуйтесь, она там в безопасности, - добавил он, помолчав. Село глухое. Немцев и полиции поблизости нет. Тетка ухаживает за ней преданно.
А ей нужна забота. Воспаление легких - не шутка. Мы стараемся, чтобы они не нуждались. Отправляем им продукты, трофейные медикаменты. Наши ребята у немцев всем разживаются: и консервами, и лекарствами, и шнапс достают.
Алексей улыбнулся и присел за стол, сколоченный из неструганых досок, взъерошил волосы.
- Да, твои- ребята не промах! Немецкие склады трещат. - Он тоже помолчал. - Хотелось бы мне .по)
видать Аню.
Скобцев прищурил свои и без того узкие, глубоко посаженные глаза.
- Повидать? Поправится -: повидаешь. И идти' в Мыздру далеко. Дорог по болотам ты не знаешь. Одному не добраться, а провожатых дать тебе не могу. Каждый человек у меня на счету.
- Говоришь ты верно. Возразить тебе трудно. Но...
как бы тебе это объяснить. В общем, тут особый случай.
- Догадываюсь. Девчонка она ничего. Хорошенькая. Да и ты мужик видный. Дело естественное.
Алексей не поддержал шутки.
- Нет, прозорливец, я вижу, ты неважный. Не угадал, я говорю же: эта девчонка спасла мне жизнь. Не будь ее, не сидел бы я сейчас здесь. Аня для меня словно родная дочь. А что касается риска, то когда она меня прятала у себя дома, и везла в больницу, и навещала там, то гораздо больше рисковала. В городе шпиков больше, чем в Мыздре. Теперь, когда она хворает, я должен ей помочь, а если ей ничего не нужно - просто повидать.
Скобцев поскреб гладко выбритый подбородок и засмеялся.
- Ну ладно уж, ты мне не рассказывай. Я сам человек. Наверное, уж забрала за сердце. Греха тут нет...
- Тут не о грехе идет речь, - перебил его Столяров, - а о человеке. Да еще каком человеке!
Скобцев стал серьезным. Боец она настоящий. Хоть и недолго пробыла в отряде, но ее все полюбили. Смелая она, всем на удивление, и очень исполнительная.
Ведь простудилась она, выполняя задание... Тут кругом болота. Да и речки пришлось вброд сколько раз переходить. Несколько часов в мокрой одежде - что ж удивительного, что воспаление легких...