Страница 7 из 73
- Вот именно! Турнули! Чудо-юдо ты мое! - воскликнула изможденная такой жизнью соседка. - Ни зарплаты, ни документов на отъезд. Когда же, конец мытарствам?
- Скоро, радость моя, скоро! - ответил капитан и выпил весь стаканчик до дна. - Ненавижу я эту армию, эти пески, эту пыль! Черт бы побрал комиссаров и командиров, туркменов и узбеков, танки и самоходки, пушки и пулеметы! Эх, жисть! И он затянул грустную украинскую песню:
...И в дорогу далэку,
ты мэни провожала...
Весело начавшееся застолье окончилось грустно. Никита, слушая песни молча доел, допили водку и соседи разошлись по комнатам.
По утру Ромашкин встал с ужасной головной болью и побрел к офицерской столовой завтракать. Ну, что за гадость эта местная водка! Удивительно, но пока он спал семейство соседей "приговорило" целый чугунок картошки и остатки закуски. Не было даже хлеба, хотя лейтенант помнил, вчера была буханка и батон. Вот обжоры! Значит, напряглись и съели впрок.
В кафешке Ромашкин подсел за столик к новому приятелю, взводному Шмеру.
- Мишка! Как тебе тут служится, не томишься? - спросил Никита, ковыряя вилкой яичницу. - Почему все мучаются и ненавидят этот гарнизон? Казалось бы: тепло, фрукты, овощи. Это же не крайний Север или Забайкалье! Отчего народ так отсюда рвется, куда глаза глядят?
- А потому, что тоскливо тут! Чужая страна, изоляция от цивилизации. Вот посуди сам, я попал в Педжен два года назад, живу один как бирюк, ни бабы, ни угла. Торчу в этой засратой общаге один одинешенек, чтоб ей сгореть! Тьфу-тьфу- тьфу!!! Не дай бог, конечно, не то в казарме поселят, испуганно поплевал Шмер через плечо. - А где тут жену найдешь? Среди туркменок? За нее калым нужен. Выкупить местную аборигенку-невесту, зарплаты за пять лет не хватит. Остается одно: онанизм до мозолей на руках. А в России или Бульбении, я б давно девку нашел. Сюда-то кто добровольно поедет? Вот и от тебя женка сбежала, и вновь, она вряд ли вернется. Так что и тебе предстоит самоудовлетворяться.
- Ну, ты сказанул! - хмыкнул Ромашкин.
- Конечно! Есть такое понятие: "не заменяемый район". Наш Педжен, это "не заменяемый район". Есть в Туркво "заменяемые районы" в обязательном порядке, где через пять, а где через десять лет, но замена в них обязательна! Все зависит от дикости и трудности службы. У нас не высокогорье, и не совсем пустыня, глушь, но считается вполне пригодная для службы. Так то! А комары "пиндинка", от укусов которых по телу идут трофические язвы - не в счет....
Офицеры доели, выпили чай и направились в общагу, к Мишке в гости. Времени до построения оставался целый час, а в казарму попасть никогда не к спеху. Как туда войдешь, так до отбоя не выберешься.
По дороге Мишка говорил, говорил и говорил, безумолчно. Его словно прорвало. Он как будто получил внимательного слушателя, впервые за многие месяцы.
- Ты и сам скоро почувствуешь на своей шкуре, до чего тут хреново. Вот - вот задует ветер - "Афганец", порой на неделю, а то и больше, пылью метет по городку. Ни зги не видно будет, и дышать предстоит воздухом вперемешку с песком. Обязательно оборвет электрические провода, останемся без воды и света. И так несколько раз подряд за осень!
- Что ж, будем мало пить и мало писать, - усмехнулся Никита, - Какие еще предстоят трудности?
- Жратвы в магазинах нет, только консервы на прилавках лежат. На весь гарнизон один занюханный магазинчик - военторг с пустыми полкам, и раз в неделю привоз продуктов. Тетки занимают очередь на себя и подруг, с часу ночи, а открытие в девять. Стоят до утра, сменяя друг друга, делят ночь поровну. У молодых девчат еще есть оптимизм, а те, кто по старше опускаются и смиряются с этой обстановкой, с тем, что тут навсегда! Вообще на востоке женщины быстро стареют, наверное, от жары и ослепительного солнца. Бабы пока привлекательные, заводят себе любовников из местных аборигенов, тех, что побогаче. Называется это ласково и нейтрально: "друг семьи". Этот "друг" спаивает мужа, кормит семью, а супругу регулярно имеет. Муж капитан или майор напьется, слюни распустит и спит на лавочке в палисаднике, а эта грязная скотина развлекается.
- Не любишь местных? - спросил Никита.
- Ненавижу! Грязные сволочи! Очень ненавижу! Воняет от них как от козлов! Наглые, злобные, нападают в городе на офицеров толпой и избивают! Запомни лейтенант: после захода солнца из городка в Педжен ни ногой! Изобьют, ограбят, или искалечат. В прошлом году молодого прапора забили до смерти. Когда нашли в арыке его тело, на него было страшно смотреть, так изуродовали, кровавое месиво. Не соображают, что творят, они же поголовно обкуренные, особенно молодежь. Так что друг мой, тебе предстоит веселенькая служба.
Новые приятели вошли в Мишкину комнату и уселись на кроватях. Шмер взял в руки гитару, начал перебирать струны, подбирая мелодию, затем фальшиво заиграл и фальцетом запел:
- Если не попал в Московский округ,
- Собирай походный чемодан,
- Обними папашу, поцелуй мамашу,
- И бери билет на Туркестан!
- Лет через пятнадцать
- Едешь ты обратно
- А в руках все тот же "мочедан",
- И с погон мамаше грустно улыбнется
- Новенькое званье - "капитан"!
- Какой ужасный голос! Какое отвратительное пение! - рассмеялся Никита.- И перспективы до чего висельные и гибельные!
- Отвратительное? Ну и черт с тобой! - разозлился Шмер. Поболтали, попели, а теперь в казарму. Проваливай! Поднимай зад, надевай сапоги и выметайся.
Мишка вытолкнул Ромашкина из комнаты, замкнул ее, и оба офицера молча побрели в роту.
***
- Занятно рассказываешь, но меня этим не удивишь, - произнес Большеногин и предложил тост. - Прервемся на минуточку и давайте выпьем за наш славный мотострелковый полк!
Компания, стоя, дружно выпила за боевой полк.
- А теперь продолжай врать, - разрешил Кирпич.
- Да кто врет-то? Кто врет! Чистейшая правда! Не желаете слушать не надо! - обиделся Ромашкин.
- Ладно, верим, трави байки далее, пока мы закусываем! - велел Большеногин, успокаивая друга.
Глава 3. Знакомство с "гусарами".
Никита день за днем просиживал в канцелярии за обшарпанным столом и пытался восстановить документацию к итоговой проверке за год. Напрасно "Шмайсер", уезжая к новому месту службы, обрадовал лейтенанта, похваляясь, что оставляет ему бесценное богатство. Увы, но переполненную пыльную полку конспектов, коробку с вырезками и картинками, книги и журналы, пришлось выбросить в утиль. Ромашкин поначалу проникся благодарностью к предшественнику, и был несказанно рад наследству. Но когда вник в содержание конспектов, понял, что это устаревший мусор. Одна из лекции о материалах съезда была такой галиматьей, что лейтенант буквально лишился дара речи. Вместо того, что было двадцать третьим съездом партии, в результате несколько исправлений, съезд стал двадцать шестым. Фамилия Хрущева вымаривалась, и фигурировал вписанный другим почерком Брежнев, а мудрые изречения "сеятеля кукурузы", в другой лекции, выдавались за мысли Андропова. Менялись только палочки в Римских цифрах и вымарывались фамилии руководства. Проводилась нехитрая манипуляция с заменой двух листов, титульного и последнего. Видимо это мнимое богатство, досталось самому Штранмайсеру, от предыдущего "сидельца" в этой пустыне. Вырезки и картинки выцвели, вытерлись и не годились к употреблению в наглядной агитации. С грустными вздохами Никита очистил шкаф, собрал этот скопившийся хлам в плащ-палатку и выбросил на помойку.
Отряхнув руки от пыли после проделанной ревизии, он с удовлетворением обнаружил, что в итоге имеет пару кусков ватмана, десяток чистых листов бумаги, пачку туши, пачку гуаши и стопку не до конца заполненных тетрадей. В них были всевозможные протоколы собраний, которые предстояло вести: общие, партийные, комсомольские, сержантские, офицерские. Особенно удручали журналы политзанятий, которые частично во взводах заполнялись, а у разгильдяя Вовки Мурыгина отсутствовали вовсе.