Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 74



X. Итак Феодора, таким-то образом, как мной рассказано, рожденная, вскормленная и воспитанная, без каких-либо помех достигла сана василисы. (2) Ибо у женившегося на ней и мысли не возникало о позоре своего положения, у него, располагавшего возможностью свершить свой выбор в пределах всей Римской державы и сделать супругой женщину, которая среди всех остальных была бы наиболее благородной, воспитанной вдали от чужих глаз, исполненной чувства глубокой стыдливости и скромности, отличающейся благоразумием и обладающей не только необыкновенной красотой, но и невинностью, из тех, кого называют прямогрудными. (3) А он не счел недостойным назвать своей всеобщую скверну, не стыдясь ничего, что было известно о ней, сойтись с женщиной, замаранной, помимо других грехов еще и многими детоубийствами, ибо она по собственному почину совершала выкидыши. Я думаю, что, говоря о нраве этого человека, незачем упоминать что-либо еще. (4) Ибо этот брак достаточно красноречиво раскрывает все пороки его души, так как он есть истолкователь, свидетель и описатель его нрава. (5) Ибо тот, кто, не стыдясь содеянного, не считает позором предстать бесстыжим перед окружающими, не упустит использовать любую лазейку в законе, и, выставив как щит бесстыдство, никогда не покидающее его чела, с готовностью и легкостью отваживается на самые скверные поступки. (6) Однако следует признать, что и среди сенаторов при виде позора, которым покрывается государство, никто не решился проявить недовольства и не воспротивиться этому, при всем том, что они должны были [отныне] поклоняться ей [Феодоре] как божеству. (7) Более того, ни один из священнослужителей не высказал открыто возмущения, несмотря на то что и им предстояло именовать ее владычицей. (8) И тот народ, который был ее зрителем, тотчас же и до неприличия просто счел справедливым, воздевая руки 110, и быть и именоваться ее рабом. (9) И ни один солдат не пришел в ярость от того, что ему придется отправиться в поход, подвергая себя опасности ради интересов Феодоры. И никто другой из людей не воспротивился ей, но все, мне кажется, склонив голову перед мыслью, что так предначертано, позволяли этому осквернению исполниться. Как будто судьба вознамерилась проявить свое могущество, посредством которого она управляет всеми человеческими делами, менее всего заботясь о том, чтобы то, что совершается, было бы справедливым или казалось бы людям разумным. (10) В самом деле, она по какому-то непонятному произволу внезапно возводит кого-то на огромную высоту, и тот, кто, казалось, опутан множеством препятствий, ни с какой стороны и ни в чем не встречает уже сопротивления, но непреклонно движется туда, куда она предназначила, в то время как все без сомнений уступают дорогу движению судьбы. Но пусть будет так, как угодно Богу, так об этом и говорят.

(11) Феодора была красива лицом в к тому же исполнена грации, но невысока ростом, бледнолица, однако не совсем белая, но скорее желтовато-бледная; взгляд ее из-под насупленных бровей был грозен 111. (12) Если говорить подробно обо всем том, что она вытворяла за время жизни на сцене, не хватит и целого века, но и того немногого, о чем я рассказал раньше, достаточно для того, чтобы дать потомкам полное представление о нраве этой женщины. (13) Теперь я считаю необходимым вкратце рассказать о содеянном ею и ее мужем, ибо они в своей совместной жизни ничего не совершали друг без друга. (14) Долгое время всем казалось, что они всегда совершенно противоположны друг другу и образом мыслей, и способом действий, но затем стало понятно, что они намеренно создавали такое представление о себе, чтобы подданные, составив о них единое мнение, не выступили против них, по чтобы представление о них у всех подданных разделилось.

(15) Прежде всего они восстановили друг против друга христиан и, сделав вид, будто в [религиозных] спорах они идут противоположными путями, всех разобщили, как я расскажу несколько позднее. Затем они разобщили стасиотов. (16) Она притворно изображала, что всеми силами поддерживает венетов; предоставив им полную возможность действовать против своих противников, она позволяла им бесстыднейшим образом грешить по отношению к тем и подвергать их пагубным насилиям. (17) Он же делал вид, что он сердит и втайне гневается, но не может прямо пойти против своей жены, раз она отдала приказание. Часто же, поменяв личину, они создавали видимость, будто расположение того и другого коренным образом изменилось. (18) Тогда он считал необходимым наказывать венетов за их прегрешения, а она в притворном гневе делала вид, что недовольна, но уступает мужу против собственной воли.

(19) Однако стасиоты венетов, как я уже сказал, стали, казалось, благоразумнейшими людьми. Ибо они не считали нужным чинить насилия над соседями в той мере, в какой им было позволено. И тем не менее, хотя в ходе судебных разбирательств они [Юстиниан и Феодора] вроде бы выступали за разные стороны, неизбежно получалось так, что победу одерживал тот из них, кто держал сторону обидчика, и таким путем они отбирали у тяжущихся большую часть их достояния. (20) К тому же этот автократор, причислив многих людей к своим приближенным, предоставлял им возможность чинить насилие и наносить вред государству так, как им хотелось, но как только они оказывались обладателями значительных богатств, тотчас же, чем-то не угодив этой женщине, они превращались во врагов. (21) Он же сначала со всей горячностью стремился приблизить к себе этих людей, но затем, пренебрегая своим расположением к ним, внезапно начинал сомневаться в своих устремлениях. (22) И та [Феодора] тотчас начинала чинить им ужасающее зло; он между тем, будто совершенно не ведая о происходящем, самым постыдным образом завладевал их состоянием. (23) Строя подобные козни, они всегда пребывали в согласии между собой и, создавая видимость раздора, разъединяли своих подданных, прочно укрепляя таким образом свою тиранию.

XI. Как только Юстиниан достиг царской власти, он сумел тотчас же привести все в расстройство. То, что ранее было запрещено законом, он ввел в государственную жизнь; то же, что существовало и вошло в обычай, уничтожил, словно он для того и принял царский облик, чтобы изменить облик всего остального. (2) Существовавшие должности он упразднил и для управления государственными делами ввел те, которых не было. Так же поступил он с законами и с солдатскими списками 112, побуждаемый к этому не соображениями . справедливости или полезности, но стремясь лишь к тому, чтобы все выглядело по-новому и несло бы отпечаток его имени 113. А все то, что он был не в состоянии изменить, старался по крайней мере связать со своим именем.

(3) Он никогда не мог насытиться грабежом богатств и умерщвлением людей. Но, разграбив дома многих состоятельных людей, он искал новые [жертвы], тотчас же отдавая ранее награбленное каким-нибудь варварам или тратя на бессмысленное строительство. (4) Сгубив безо всякого основания мириады людей, он тотчас начинал замышлять погибель еще большего числа. (5) В то время как римляне жили в мире со всеми народами, он, .снедаемый жаждой убийства и не зная, куда себя от этого деть, начал стравливать всех варваров между собой и, без какой-либо нужды призвав гуннских вождей, с неуместной щедростью предоставил им огромные деньги, объявляя это неким залогом дружбы. Это, как было сказано, он делал уже в царствование Юстина. (6) Те же, мало того, что увозили деньги, посылали других вождей своих соплеменников с их людьми, наказав совершить набег на земли василевса, с тем чтобы и они могли купить мир у того, кто желает продавать его так бессмысленно. (7) И те тотчас принимались за разорение Римской державы и тем не менее получали плату от василевса. За ними и другие тотчас начинали грабить несчастных римлян, а вслед за грабежом в качестве награды удостаивались царской щедрости. (8) Короче говоря, все они, не упуская ни одного удобного случая, являлись поочередно и растаскивали все подряд. (9) Ибо у этих варваров было множество групп вождей, и война, начавшись из-за неразумной щедрости, .кружила волнами и никак не могла достигнуть конца, но вечно начиналась сызнова. (10) Поэтому ни одного места, ни одной горы, ни одной пещеры, ни чего-либо другого на римской земле не оставалось неразграбленным, причем многим местам случалось подвергнуться разграблению не менее пяти раз. (11) Впрочем об этом и о том, что было совершено мидийцами, сарацинами, склавинами, антами и другими варварами мной рассказано в предшествующих книгах 114. Но, как я сказал в начале этой книги, здесь мне необходимо рассказать о причине случнвшегося.