Страница 9 из 10
Однако удача Ямагути была недолгой. В 17.01 оставшиеся у Спрюэнса 24 боеспособных бомбардировщика появились над авианосцем. Японские истребители бросились на перехват. Но через несколько минут американские бомбардировщики перешли в крутое пике, целясь в красный круг на светло-желтой палубе «Хирю». Четыре бомбы одна за другой врезались в авианосец. Огонь быстро охватил весь корабль, отрезав путь в машинное отделение. На палубе взрывались загруженные боеприпасами самолеты. Чтобы избежать новых попаданий, командир авианосца маневрировал на высокой скорости, но в результате ветер еще больше раздувал пламя. Вскоре «Хирю» пылал от носа до кормы, продолжая, по словам пораженного японского очевидца, «свой стремительный бег, как взбешенный бык». Еще несколько минут, и корабль утратил свое значение как боевая единица.
В пучину
Теплое вечернее солнце освещало панораму смерти и разрушения. Из смертельно поврежденных японских авианосцев первым отправился на дно «Сорю». Тридцать коротких минут превратили этот некогда красивый гордый авианосец в сожженный крематорий, и его командир Янагимото приказал покинуть корабль. Пока эсминцы кружили вокруг, спасая оставшихся в живых, обнаружилось, что Янагимото остался на мостике. Он был одним из наиболее популярных и уважаемых капитанов японского флота, и члены команды поручили главному старшине Абэ, чемпиону японского флота по борьбе, спасти его любой ценой.
Абэ сделал все, что мог. Он вскарабкался на мостик, отдал честь и сказал: «Капитан, я пришел, чтобы спасти вас». Ответом было молчание. Абэ направился к командиру с твердым намерением силой унести его в шлюпку. Но командир взглядом остановил его. Матрос отдал честь, затем повернул назад. Покидая мостик, Абэ слышал, как Янагимото тихо пел национальный гимн.
Когда закат окрасил в розовый цвет Тихий океан, страшный взрыв потряс «Сорю», и столб красного пламени высоко взметнулся в небо. Кто-то на борту эсминца крикнул: «Сорю», банзай!» – и все эхом повторили этот крик. Авианосец тихо ушел под воду. Десять минут спустя море содрогнулось от огромного подводного взрыва.
«Кага», окутанный гигантским клубящимся облаком черного дыма, затонул в 19.25. Авианосец унес с собой на дно 800 членов команды – мертвых или замурованных внизу под палубами.
Окончательный приказ покинуть «Хирю» был отдан ночью 5 июня. Адмирал Ямагути решил остаться на корабле, но приказал всем другим покинуть его. Перед расставанием адмирал и офицеры его штаба произнесли прощальный тост – бокалы наполнили водой из бочонка. В 03.15 офицеры стали уходить с корабля, который к этому времени почти весь был охвачен пламенем. Вскоре, после того как личный состав был снят, «Хирю» был потоплен торпедами.
Ни один японский авианосец не был объектом таких серьезных усилий по его спасению, как «Акаги» – флагман, чемпион авианосцев, символ военно-морской мощи Японии. Но попытки потушить бушующий огонь ручными средствами оказались тщетными. В 13.38 4 июня с авианосца был снят портрет императора. К вечеру началась эвакуация команды.
Уверенные, что, если покинутый авианосец останется на плаву, «он станет музейным экспонатом на реке Потомак», японцы тем не менее никак не могли решиться потопить его. Наконец в 05.00 5 июня по личному приказу Ямамото эсминцы торпедировали горящий флагман, и под крики «Акаги», банзай!» море сомкнулось над могучим кораблем.
Когда в штабе Объединенного флота на линкоре «Ямато» получили первое сообщение о пожарах на борту «Кага», «Сорю» и «Акаги», оно вызвало состояние, близкое к шоку. Затем на протяжении всего дня, пока длилось сражение, Ямамото сидел суровый и бесстрастный, как судья, пока его штаб лихорадочно готовил ему одно предложение за другим, как спасти положение, 2-е ударное авианосное (Алеутское) соединение (В его состав входили два легких авианосца «Рюдз?» и «Дзуньо» имевшие на борту около 80 самолетов. – Прим. перев.) получило приказ идти в район битвы, подобный же приказ был отдан двум отрядам подводных лодок; силам вторжения было приказано временно отойти в северо-западном направлении (японцы оставались в неведении относительно уязвимого положения атолла Мидуэй). Теперь японцы планировали уничтожить американский флот в ночном бою. Корабли Главных сил на полной скорости шли к месту сражения: Ямамото был преисполнен решимости вступить в схватку с врагом.
Нагумо также рассчитывал на ночной бой. Но в ходе дуэли между «Хирю» и «Йорктауном» и последовавшей затем сокрушительной контратаки самолетов Спрюэнса время и события безжалостно преследовали его флот.
Спрюэнс не собирался вступать в ночной бой с надводными силами противника. Японцы по-прежнему обладали превосходством в огневой мощи, а в темноте оставшиеся у Спрюэнса самолеты были бы малоэффективны. Поэтому он повернул свои корабли на восток. В 17.15 Нагумо получил обескураживающее сообщение с разведывательного самолета: «Противник начал отход на восток».
Штаб Объединенного флота уже был охвачен смятением после получения сообщения Нагумо о гибели «Хирю», а отход кораблей Спрюэнса на восток завершил деморализацию. В течение нескольких часов японские корабли шли на восток, но надежда войти в соприкосновение с противником до рассвета постепенно таяла. Наконец Ямамото сказал помощнику: «Теперь уже слишком поздно. Это сражение заканчивается». В 02.55 5 июня огорченный и печальный Ямамото приказал всей японской армаде начать отход.
В полдень того же дня основные силы японцев встретились с потерпевшим поражение ударным соединением Нагумо. Вместо предвкушаемой радостной встречи флотов это было грустное рандеву! Четыре лучших авианосца погибли, унеся с собой на дно 332 самолета и, что было самым худшим, 2155 умелых и опытных летчиков и матросов.
Грандиозная победа
Японский флот уходил на запад, тяжелые облака низко висели над морем, над водой клубился призрачный туман. На «Ямато» адмирал Ямамото отдал распоряжение не искать виновных в катастрофе среди 1-го авианосного соединения или в отряде подводных лодок. «Я один должен нести ответственность за поражение при Мидуэе», – твердо заявил он. И он сдержал свое слово. Он оставил адмирала Нагумо на посту командующего 1-м ударным авианосным соединением и дал ему возможность восстановить свою репутацию.
Настроение команды на борту «Нагара» улучшилось, когда на крейсер поступил приказ возвращаться в Японию вместе со штабом Нагумо, чтобы тот мог немедленно приступить к выработке плана реорганизации. Но когда крейсер прибыл в Куре, разрешения сойти на берег никому, даже капитану, не дали, все контакты с берегом были запрещены. Около 500 раненых, включая Футиду, по существу, тайком перевезли в портовый госпиталь, где они были изолированы от внешнего мира. Правительство решило не сообщать стране правду о сокрушительном поражении Японии.
Для японцев легенда о непобедимости умерла при Мидуэе. 1-е ударное авианосное соединение – меч Ямамото и гордость нации – было сломлено. И японский флот теперь узнал, что американцы способны бросить в бой преданных офицеров и матросов, как и их собственные, и столь же решительных и расчетливых адмиралов.
Американцы не питали иллюзий, что сражение при Мидуэе открыло путь к легкой победе. «Пирл-Харбор частично отмщен», – заявил Нимиц в своем первом коммюнике о битве. – «Возмездие не будет полным, пока японская морская мощь не будет сведена на нет. Мы достигли существенного прогресса в этом направлении».
Нимиц и Спрюэнс реалистично оценивали положение. Ни тогда, ни позже они не стали жертвами самоуверенности, которая захлестнула японцев. «Мидуэй для нас в то время означал отправную точку, откуда мы начнем тяжелую, ожесточенную войну против японцев», – заявил Спрюэнс.
«После Мидуэя у нас не было ощущения, что мы выиграли войну», – подчеркнул Нимиц. – «Безусловно, во многих отношениях это был важный переломный момент, но нам по-прежнему противостоял упорный противник и предстояло выполнить трудную работу».