Новая Земля

- Алла, ты не дотягиваешь "до". Не мучай "соль". Что с тобой: сидишь в сумерках, за Бетховена придумываешь сонаты? - Софья Андреевна работала в филармонии, и с ее мнением считались большие музыкальные мастера. Алла знала с младенчества, что мать не выносила и всплеска фальши в музыке. Дочь расстроилась, но довольно сухо ответила:

- Ничего я не придумываю. Вечно вы что-нибудь сочините, - капризно повела она плечом, под "вы" подразумевая и отца.

- Что ты, Софушка? Алла отлично сыграла сонату, - вмешался Михаил Евгеньевич, в роскошном, цветастом байковом халате входя, весь надушенный и до синевы выбритый, в комнату. - Я даже телевизор выключил, чтобы послушать.

Софья Андреевна иронично улыбнулась мужу своим красивым, умащенным бальзамом лицом и, казалось, хотеласказать ему: "Пой, пой, соловушка, а точку в твоей песне все рав

но поставлю я".

"Прекрасные они у меня, - подумала Алла, с улыбкой наблюдая за родителями, - а сердца моего не понимают".

- Я сбегаю к Илье. На минутку. Хорошо?

- Уже поздно! - испуганно сказала Софья Андреевна и сразу забыла иронизировать над мужем.

- Что же такого? Ведь всего-то, мама, папа, в соседний подъезд перебежать.

Хотя обратилась Алла так же и к отцу, но все и всегда в семье решала исключительно мать. Михаил Евгеньевич лишь покорно смотрел на свою красавицу жену и говорил то, что ожидала она.

- Э-э, н-да, - сказал он, - уже поздно. Сидела бы дома.

- Что-то он перестал к нам наведываться. Не болеет ли? - спросила мать.

- Да, да, что-то я давненько его не вижу, не заболел ли хлопец? полюбопытствовал и Михаил Евгеньевич.

- Да, - обрадовалась Алла невольной подсказке, - он заболел. Надо проведать. Я полетела!

- Не задерживайся. На часок! Не более! - крикнула убежавшей в прихожую Алле обеспокоенная мать.

- Я тебя через час выйду встречать в подъезд, - добавил и Михаил Евгеньевич, заглядывая в глаза жены: оценила ли его стремление. Софья Андреевна знала, что для ответа мужу нужно ласково, ободряюще улыбнуться, и она улыбнулась.

20

Дома Алла не застала Илью. Мария Селивановна зазвала девушку на кухню отведать свежих булочек.

- Что-то ты, Алла, какая-то худенькая, бледнющая стала, как и мой Илья, - внимательно и нежно заглядывала в ее глаза Мария Селивановна. - Что с вами творится?

- Не знаю, - пожала плечами Алла и робко спросила: - Где же Илья может быть так долго?

- Холера его знает, - вздохнув, ответила Мария Селивановна и пододвинула своей любимице булочки. - Вконец избегался мальчишка, ничего не можем с ним сделать.

- Я найду, что с ним сделать! - сердито сказал из зала Николай Иванович, читавший на диване газету. - Ремень возьму да вдоль спины, вдоль спины пакостника, - грозно бурчал он. А Мария Селивановна шептала на ухо Алле:

- Не слушай ты его, старого: больше хорохорится, а чуть дело - рука не подымится. Любит он Илью, любит больше всего на свете.

- Как же он может, - тихо говорила Алла, - как может всех, всех огорчать? Все так его любят, а он... он... - Она склонила голову на горячую руку Марии Селивановны, которая гладила ее по спине.

Николай Иванович вошел на кухню с ремнем и. насупив серые, величественные, похожие на крылья брови, сказал:

- Вот увидишь: буду шалопая пороть!

- Сядь ты! Порщик выискался! - прикрикнула Мария Селивановна, умевшая в решительную минуту разговаривать с мужем.

Николай Иванович, может быть, еще что-нибудь сказал бы, носкрежетнулзамоквход-ной двери и все увидели уставшего, бледного Илью, вяло снимавшего куртку и обувь.

- Ты что, вагон с сахаром разгружал? - спросил отец, пряча, однако, ремень в карман. - Где был так долго?

- У товарища... билеты готовили, - ответил Илья и вздрогнул, увидев Аллу.

Мать встала между отцом и сыном и сказала:

- Посмотри, Илья, какая у нас гостья.

Отец что-то невнятно сказал и ушел в спальню. Алла сидела не шевелясь, опустив голову. Илья долго находился в прихожей, притворяясь, будто не развязывается шнурок на ботинке.

- Скорее заходи на кухню, - поторопила мать, - чай остывает. С Аллой поужинаешь. Быстрее!

Илья вошел на кухню, но на Аллу не взглянул.

- Кушайте, - сказала чуткая Мария Селивановна, - а я пойду по хозяйству похлопочу.

Илья и Алла молчали. Не завязывался у них тот легкий, перепрыгивающий от одной темы к другой разговор, который начинался, стоило им встретиться. Илья не знал, о чем разговаривать;лгать или говорить что-то фальшивое, наигранное он не мог. Алла знала, что намеревалась сказать, но волновалась и не решалась произнести первую фразу. Они сидели рядом, напротив, но не видели друг друга в лицо, глаза в глаза.

Молчание, не видение друг друга становилось уже неприличным и невозможным - Илья посмотрел на свою подругу. Он увидел, что она бледная, сутуло склонила плечи, губа подрагивает; жалость коснулась его сердца. Алла тоже подняла глаза и увидела - чего в школе в толпе и суете не замечала посуровевшие, худые скулы, сильный взгляд, ставшие гуще усики, и она поняла, что Илья уже не тот мальчик, которого она знала до этой злополучной, поворотной весны, а - парень, мужчина, который нравится женщинам. И мысль о женщинах, особенно о разлучнице, заставила Аллу вздрогнуть.

- Ты мерзнешь? - спросил Илья хрипловатым от молчания голосом, но каким-то нежно-тихим, как показалось Алле, будто бы хотел, чтобы слышала его только она.

- Н-нет, - вымолвила она сухими, отвердевшими губами.

- Подлить чаю? - сказал он так же тихо.

- Подлей, - почему-то шепнула она и покраснела.

Они помолчали, и каждый притворялся, что очень увлечен булочкой и чаем.

- Что ты пишешь или рисуешь? - спросила Алла .

- Так... ерунда...

- Все же? Покажи.

- Пойдем.

Прошли в комнату Ильи, и он небрежно показал последние рисунки. Алла увидела обнаженные тела, причудливо изогнутые, фантастические, непонятные для нее, но своей чуткой душой пробуждающейся женщины поняла - он рисует ту женщину и все то, что у него было с ней. Алле стало так обидно и горько, что закололо в глазах, но слезы не потекли: казалось, покалывали не слезы, а иголки.

- Интересно, - сказала она нарочито сухо и небрежно отодвинула от себя рисунки. - А что ты еще нарисовал? - неожиданно для себя ядовито, зло сказала она, по особенному, как-то шипяще произнеся "еще" и дерзко, смело посмотрев в глаза Ильи.

- Так, ничего, - равнодушно ответил он или тоже притворялся.

Алла видела, что Илья теперь не творил, а - "пошличал", как она подумала. "Где доброта его картин, где милые мордашки, где наивные, прекрасные радуги Вселенной, где чистота и искренность?" Она прикусила ноготь. Потом сказала, ясно произнося каждое слово:

- Давайвместеготовиться к экзаменам? - Ответа не ждала. - У меня завтра родителей не

будет дома... весь вечер... Приходи.

Илья сразу понял, зачем Алла приглашала его, он понял, на какую жертву ради него решилась она. Но мощное животное чувство, разогретое в нем этой весной, задавило то детское чувство страха, переживания за близкого, родного человека, каким издавна, с далекого раннего детства была для него Алла, сломило, отодвинуло это нежное чувство, которое вспыхнуло, блеснуло в нем на секунду, две или три, и он холодно сказал:

- Жди. Буду в шесть.

Он пришел к Алле на следующий день ровно в шесть. Она дрожала, не сопротивлялась, а, как связанная по ногам овца, обреченно ждала ножа.

Потом она сказала:

- Илья, мне нехорошо. Пожалей меня.

Он лег рядом с Аллой, молчал и морщился.

- Ты теперь только мой, да?

- Да, - отозвался он.

Но от нее он пошел не домой, а к Галине.

21

Илья обнимал Галину, целовал, но она, как-то очень светло, ласково улыбаясь, уклонялась и просила:

- Погоди, мой мальчик, погоди...

Однако Илья, в предвкушении, не хотел слушать ее, а настойчиво целовал и обнимал. Щеки Галины розово и свежо налились, блестели черные глаза, - она действительно была хороша.