Жил человек

В Загорове я не был около двух месяцев, но в мыслях не однажды возвращался туда. Впечатления от загоровскпх встреч вроде бы несколько утратили свою первоначальную яркость, но зато как-то отстоялись, сомкнулись во что-то единое. И, к некоторому удивлению, обнаружил, что отношусь к Сергею Николаевичу Орлову так же, как к остальным загоровским знакомым, - как к живому, если чем и выделяя его среди них, то разве тем, что чаще вспоминаю и думаю о нем, - он словно уже сам не отпускал от себя. Какой-то этап узнавания и сомнений завершился, это был не конец пути, а только его участок, и я уже знал, понимал, что попытаюсь пройти весь путь, А поняв - заторопился в Загорово.

Вместе с Александрой Петровной обошли весь жилой корпус - в прошлый раз так и не удосужился посмотреть его. Уютные, на шесть - десять человек каждая, комнаты, белоснежные отвороты пододеяльников на аккуратно заправленных кроватях; электричество, батареи парового отопления, цветные шторки на окнах, посредине - стол с цветами из своего, детдомовского цветника. От былых покоев игуменьи и ее приближенных остались одни высокие потолки, - в этом отношении сделавшие когда-го свой выбор не прогадали.

Поразили какой-то щеголеватой, прямо-таки стерильной чистотой кухня, оборудованная мощными вытяжными трубами, вентиляторами, и полыхнувшая белизной скатертей столовая. Подходил обеденный час, - по коридорам с веселым галдежом двигались табунки мальчишек и девчонок; обратил внимание, что одеты они по-разному, а не одинаково, как мне представлялось. Выяснилось, что и это связано с Орловым, - не он сам, так дух его продолжал жить тут.

- Сергей Николаевич давно так завел, - объяснила Александра Петровна. В школу, как положено, - в форме. А приходят, сразу переодеваются. По-домашнему. Одной расцветки больше пяти платьев не брали. Конечно, эдак-то канительней, а хорошо. Был у нас тут завхоз, Уразов, - из-за этого с ним Сергей Николаевич и воевал.

Привезет подряд, навалом - тот его назад: меняй. И сердился: "В одно и то же одевают двойняшек. А детей-сотняшек - нет. У нас тут, запомните, не приют".

Снова отметил про себя и то, с каким удовольствием ребятишки здороваются с Александрой Петровной и как охотно, не для виду, слушаются ее - не воспитателя, а бухгалтера. Нет, ребятня все-таки безошибочно определяет, кто и что за человек. А вот я Александру Петровну, кажется, разочаровал, - узнав, что все еще ничего не написал, она поспешила отвести укоризненный взгляд, оживленно заговорила о чем-то.

...К Голованову захожу, кажется, не вовремя. Сам он, вышагивающий по кабинету, останавливается посредине, резкие черные брови взлетают, будто недоумевая: кто пустил? Сидящий в кресле у стола полноватый с большими залысинами мужчина хмурится, выжидательно, в упор смотрит на меня.

- Знакомьтесь - Андрей Фомич, председатель райисполкома, - преодолев секундную заминку, представляет Голованов и, давая понять, что прерванный разговор можно продолжать, напористо спрашивает: - А почему сорвался? Что он говорит?

- Ты его, Иван Константинович, не хуже моего знаешь, - хмуро усмехается председатель райисполкома. - Уперся как бык.

Суть спора мне пока не известна, а вот полюса, так сказать, определены, очевидны: молодой горячий секретарь райкома и сдерживающий его более старший и опытный председатель. Они и одеты-то очень уж разно, противоположно: Голованов - в светлой навыпуск рубахе с коротким рукавом, Андрей Фомич - в черном костюме, при галстуке, хотя, конечно, в официальной амуниции сейчас - как в бане. А разговор-то между тем идет вовсе не по моей схеме - полюса как бы начинают перемещаться.

- Тем более нужно разобраться, - явно вступается за кого-то секретарь райкома. Дойдя до угла, круто поворачивается. - Он что, и раньше был замечен? Много раз?

- Да нет будто. Дело не в этом, Иван Константинович.

- А в чем? Что-то я тогда не понимаю, Андрей Фомич.

- Чего ж тут непонятного? Есть постановление - его нужно выполнять. Вынести на бюро - чтоб всему району наука. Больно много он на себя брать стал!

Говорит председатель жестко, убежденно, и лишь последняя фраза - о том, что кто-то и чего-то много берет на себя, - звучит несколько иначе: раздраженно, с обидой. Голованов выслушивает его, остановившись, высоко и недобро подняв разлетистые брови. Отвечает, ничем не поступившись, но сдержанно, закурив, правда, при паузе сигарету.

- Постановление - не кампания, никак мы этого не поймем. И выполнять его - не значит под одну гребенку кромсать... Договоримся так, Андрей Фомич: повидаюсь с Буровым - потом еще раз соберемся.

- Дело хозяйское, - уклончиво говорит председатель райисполкома. Отерев платком мокрые порозовевшие залысины, он кивает и уходит, чуть сутулясь.

Подмывает, конечно, немедленно порасспрашивать о нем - человек для меня новый, да и разговор произошел любопытный, - умышленно, нет ли, Голованов опережает:

- Ехали - видели, что делается?

- Видел, Иван Константинович. Худо.

- По всем центральным районам такое. Июнь тоже без осадков ожидается.

- Это что же будет - ремень на последнюю дырку?

- Ну, в наших условиях до этого не дойдет - времена не те. В Сибири вон и в Казахстане напропалую льет. Баланс по стране все равно сойдется. Если б дожди - поправилось бы. А так - чертовщина сплошная: ни роста нет, ни налива не будет. Да вот еще - как с кормами? Травостой, сами видели, никакой. Лето не началось, а мы по всему району дождевальные установки для пастбищ монтируем. Тоже - палка о двух концах.

- Почему?

- Речек у нас больших нет - речушки. Полдня покачаешь - песок. Вместе с плотвичкой, огольцами. А вода-то все оттуда же - из земли. Цепочка и замкнулась..

Одну минуту..

На телефонный звонок Голованов отзывается все тем же озабоченным голосом, но тут же по лицу расплывается широкая улыбка,

- Слышу, что ты... Придет мать, скажи, чтоб надрала тебе уши... Сам знаешь за что... Нет, - вечером, Семен, - хватит!..

Положив трубку, он хмурится, пытаясь согнать улыбку, - она непослушно, непривычно смягчает резкие черты, растягивает губы.

- Сын!.. Чертенок такой - каким-нибудь связистом, будет: непреодолимая тяга к технике. В прошлом году звонит мне старшая телефонистка, говорит: "Иван Константинович, с вашей квартиры просят. Ваш, наверно". - Чуть поняла, что секретаря райкома спрашивает. "Секатала лакома" получается. Ну, условились - чтобы не соединяла. А теперь - с набором - беда просто. Мать из дому - он за трубку. Сопит и накручивает.

Секретарша приносит с машинки стопку перепечатанных страниц, Голованов раскладывает их, постукивая краями о стол, и с любопытством, совсем как час назад Александра Петровна, спрашивает:

- Интересно, написали уже что-нибудь?

- В общем-то - нет, Иван Константинович. Не зацеплюсь что-то.

- Могу понять. - Голованов похлопывает ладонью по аккуратной стопко, усмехается: - Вот - не художество, обыкновенный доклад - третий раз перемарываю. С "болванками" легче было.

- Что за болванки?

- Не знаете?.. Вызывает начальство кого-нибудь из подчиненных - кто побойчее строчит. Дает тему, канву, тот и строчит. Нередко откуда-нибудь сдирая. Вступление, средина, концовка - "болванка" и готова. Остается вставить факты, цифирию, мыслишки подкинуть, - если они, конечно, имеются...

Вспоминаю очень близкий к этому анекдот - о том, как изготовленный таким методом получасовой доклад оратор читал ровно час; возмущенный, он распек своего "писаря", и тут выяснилось, что прочитал-то он два экземпляра.

- Вот, вот, - живо поддерживает Голованов; при кивке черная прядь косо падает на его широкий лоб и взлетает снова. - Потихоньку и всех так к шпаргалкам приучаем. Доярка выступает. Она и сказать-то хочет, что марли не хватает. Или - запасных шлангов для электродойки нет. А ей сочинят бодягу страниц на десять, вот она и мается на трибуне. В результате хорошие слова попусту треплем. Время тратим. Да еще исподволь болтунов выращиваем!.. Поломал я все это. Хотя кое-кому и не нравится.