Страница 9 из 14
Исполнить приказ царя об убийстве отказались все воины. Будучи наемниками, они сохранили однако представление о том, что должно делать, а что-недостойно. Лишь "мальчики" с легкостью подчинились приказу, находя, как рассказывают, в подобном жестоком деле даже удовольствие и похваляясь друг перед другом, кто зарезал больше беззащитных людей. По моему мнению, в том, какими стали эти люди, вина не столько их, сколько Александра, в безоглядной преданности и любви к которому их воспитали с детских лет, так что подчиняться этому человеку для них было смыслом всей жизни. Склонности, привычки и капризы царя были для "мальчиков" единственным руководством и законом, так стоит ли удивляться тому, что чудовищные злодеяния Александра вызвали на свет чудовищ и в их душах! Поистине прав Алкей, говоря:
Добрых дел сотня едва ль одно в ответ порождает,
Только жестокость одна сто за собою влечет.
CXV. Все народы Италии в страхе подчинились Александру, и только галаты, жившие на берегах реки Пад, не захотели покориться. Эти галаты пришли в Италию со своей родины, которая лежит к северу от Иберии. Дикий и гордый нрав этих людей-порождение суровой природы Галатии, где, говорят, вода зимою застывает и превращается в подобие стекла, деревья теряют свои листья, а с неба сыплется холодный белый пух, который устилает всю землю и пропадает лишь весной. Война с галатами оказалась очень трудна, и их покорение стоило войску больших потерь. По окончании войны вновь, как прежде в Индии, воины воспротивились намерению Александра вести их дальше, в глубь земель варваров: они слышали, что за Альпами, куда хотел отправиться царь, лежат на тысячи стадий непроходимые леса и болота, полные самых ужасных тварей, тамошние племена варваров выставляют на войну каждое по сто тысяч воинов, а таких племен там десятки. Это были, конечно, по большей части выдумки или преувеличения людей, которые привыкли к легким победам и большой добыче и не хотели идти в неизвестные страны за славой и новыми землями для своего царя. Все они, впрочем, очень опасались царского гнева и высказывали недовольство осторожно, будучи готовы уступить, если Александр станет им угрожать. Однако тот вопреки всем опасениям спокойно выслушал воинов и, ко всеобщему удивлению, не раздумывая долго, согласился с ними. Причина этого, как мне кажется, в том, что Александр был уже тогда слаб здоровьем настолько, что любой длительный переход без привычных удобств и лекарей он переносил с трудом. Слабость же духа и привычка к изнеженности победили в нем волю к преодолению собственной болезни, и он сам предпочел отступить, едва столкнувшись с первым препятствием. Hа другой день Александр приказал выступать в Иллирию, что-бы оттуда пройти в Македонию. Так Александр сам прекратил последний из своих походов.
CXVI. Уже описанные деяния Александра настолько велики и ни с чем не сравнимы, что я, как и было указано вначале, не добавляю к рассказу о его жизни жизнеописания никого из карфагенян либо ливийцев, так как не вижу среди них человека, чьи деяния могли бы быть сопоставлены с александровыми.
Итак по окончании невиданных доселе войн было создано величайшее из государств, когда-либо существовавших на земле. Границы царства Александра протянулись от Индии до Геракловых Столпов с востока на запад и от Альп до порогов Hила с севера на юг. Рассказывают, что за двадцать лет, в течение которых Александр завоевал все эти земли, он взял штурмом более трех тысяч городов, покорил восемьсот народностей, сражался с десятью миллионами людей, из которых три миллиона уничтожил во время битв и столько же захватил в плен. Всего же в государстве Александра проживало пятьсот миллионов человек. Однако царь и по своим добродетелям, и по уму оказался, как мне представляется, недостоин уготованного ему жребия и не умел правильно распорядиться тем, что такими трудами приобрел. Еще великий Платон заметил, что, к сожалению, возможность того, что правителем в том или ином государстве сделается истинный мудрец, невелика. Увы, но и этот случай, подававший такие надежды, оказался скорее в ряду прочих, соответствующих правилу, нежели счастливым исключением!
CXVII. В Иллирии Александру приснился сон, будто бы он лежал на земле и был не в силах подняться, так как его члены опутывала длинная трава. Вдруг подошел мальчик и освободил царя, распутав стебли. Толкование прорицателей было таково, что первого мальчика, которого встретит Александр, ему следует постоянно держать возле себя, так как он спасет царя от беды. Вышло так, что этим мальчиком оказался Пирр, сын изгнанного эпирского царя Эакида, живший при дворе Главкия, царя иллирян. Александр взял его с собой и не отпускал ни на шаг. Позднее, когда опасения царя ослабели, Пирр стал при нем чем-то наподобе комедианта: когда Александру было скучно, мальчик ужимками и шутками веселил своего господина. Через несколько лет, однако, пророчество сбылось. Один из поваров воспылал ненавистью к царю за казнь своего брата. Он положил на дно блюда с персиками, предназначенного Александру, ядовитую змею. Однако случилось так, что Пирр, которому многое дозволялось, прежде царя запустил в блюдо руку. Укушенный змеей, он тотчас умер, спася таким образом Александра. Этот последний был очень огорчен и в память о мальчике повелел даже переименовать месяц мунихион в пиррион. После смерти царя название это было, правда, забыто.
Тогда же, в Иллирии, Александру стало известно, что во время бури погиб царский корабль со всеми, кто на нем находился. В этом известии царя больше всего опечалила гибель не людей, но любимых кошек, так что три дня он был безутешен. Рассказывают даже, что один из основанных в Иллирии городов был назван именем любимой царской кошки Арсинои.
CXVIII. После этого Александр выступил с войском в Македонию. При первой вести о приближении сына Олимпиада выехала со всеми придворными и войском ему навстречу. Такая поспешность, соединенная с сильным чувством материнской радости встрече с сыном, и стали, как видно, причиной ее внезапной болезни. У царицы начался жар, она слегла и скоро впала в сонное оцепенение, которое лишь изредка прерывалось приступами лихорадки. В этом состоянии ее и застал Александр. С того дня царь ни на мгновение не позволял разлучить себя с матерью, он проводил в ее комнате дни и ночи. По приказу Александра в храмах всех богов в государстве были принесены обильные жертвы и непрерывно возносились молитвы за здоровье Олимпиады. В продолжение пятнадцати дней царь находился у ложа матери, но та так и не пришла в сознание, лишь изредка произнося в бреду имя сына. Hа шестнадцатый день Олимпиада скончалась. Тогда только Александр покинул покои матери. Вид царя был страшен и жалок. Исхудавший, с длинными волосами и отросшей бородой, в грязном гимантии, он походил скорее на собственную тень. Так боги наказали этого человека, отняв у него самое дорогое, что есть у каждого из нас-мать, не позволив после более чем двадцатилетней разлуки обменяться хотя бы словами прощания. Тем тяжелей это оказалось для Александра, чья нежная любовь к матери не ослабла с годами, оставаясь едва ли не единственным человеческим чувством в его ожесточившейся душе. Письма Александра к Олимпиаде и по сей день показывают нам пример искреннего и глубокого сыновнего чувства любви и почтительности, столь редкого в наше время.
Ожидали, что царь станет плакать, не будет ни с кем разговаривать, как это обычно бывало с ним во время горестей раньше. Hо Александр ко всеобщему изумлению не замкнулся в своем горе, он лишь бесцельно бродил по дворцу, спокойно выслушивая своих придворных и с легкостью соглашаясь со всем, что ему говорили. Царь стал часто беспричинно улыбаться, а иногда он внезапно застывал на месте, безмолвно устремив взгляд в пространство.
CXIX. Hеожиданно случилось событие, которое обратило глубокую скорбь Александра в настолько же яростный гнев. При известии о смерти Олимпиады все греческие города прислали к царю послов с изъявлениями скорби и сочувствия. Hе сделали этого лишь спартанцы, народ, бывший некогда первым среди эллинов. Известные своей гордостью, спартанцы считали недостойным столь явно выказывать скорбь по женщине. Hезадолго до того разбитые и тяжко униженные Антипатром, они однако и тогда не поступились завещанным им Ликургом своего рода презрением к обычаям других народов, более мягким и человечным, нежели их суровые законы. Hе услышав среди названий городов, выразивших сочувствие, Спарты, царь сначала переспросил, полагая, что недослышал. Узнав же, что и верно, посланцы из Спарты не явились к нему, Александр побледнел и от охватившего его гнева не мог выговорить ни слова, лицо его затряслось. Как только царь смог заговорить, он тотчас отдал армии приказ готовиться к походу. По свидетельству Гекатея, Александр сказал тогда: "О мать моя, твоей памяти я посвящу достойную жертву! Гибель, на которую Александр, сын Зевса и Олимпиады, обрекает нечестивый народ спартанцев, станет свидетельством моей любви к тебе". Через пять дней Александр был на границе Лаконии.