Куда делась наша тарелка

Пикуль Валентин

Куда делась наша тарелка

Пикуль Валентин

Куда делась наша тарелка?

Я был принят в Союз писателей еще молодым парнем - вскоре после выхода в свет моего первого "кирпича"; тогда же меня избрали в члены военной комиссии ССП, и, помню, первое заседание возглавляла поэтесса Людмила Попова, объявившая:

- Товарищи, кто из вас желает в авиацию, кто на флот, кто в десантные войска, кто.

Писатели старшего поколения, уже солидные мэтры, быстро расхватали литературные шефства над летчиками, моряками, танкистами, саперами, и Попова смущенно сказала:

- Товарищи, у нас есть заявка и от пожарников.

Но тушить пожары никто не желал, возникло неловкое молчание, и тогда я, как школьник, поднял руку:

- А можно я?..

С тех пор прошло много лет, но в своем выборе никогда не раскаиваюсь: я повидал при тушении пожаров много такого, о чем обыватели не подозревают. Запомнилось даже мое первое появление в штабе пожарных частей Ленинградского округа, когда я в разговоре с начальством употребил слово "пожарник", тут же уличенный в безграмотности:

- Писатель, а не знает разницы между пожарным и пожарником!

- А разве есть разница? - недоумевал я.

- Еще какая! Пожарный - это тот, кто тушит пожары, а пожарник - это нищий погорелец, собирающий милостыню в городах для строительства новой деревни, вместо сгоревшей.

С тех пор, вдохнув трагического дыма случайных пожаров или преступных поджогов, я остался навеки влюбленным не в пожары, конечно, а в тех мужественных людей, что гасят адское пламя. Много лет я выискивал и находил в своей библиотеке сведения о роковых пожарах в России, уничтожавших целые города и сохранившихся в народной памяти. Сейчас, насколько мне известно, самые страшные пожары случаются в универмагах, а раньше немало жертв огонь похищал в театрах или балаганах. Но я хочу рассказать об одном лишь пожаре, о котором почти все знают, но, быть может, не всем известны его подробности.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Начинался морозный день 17 декабря 1837 года.

С утра в Зимнем дворце было шумно и тесно от сборища молодых и здоровых рекрутов, из которых выбирали самых здоровущих для служения в гвардии. Дежурный флигель-адъютант Иван Лужин выслушал старого камердинера, который сообщил, что вся прислуга дворца давно ощущает запах дыма:

- То ли опять сажа в дымоходах горит, то ли.

Лужин велел дворцовым пожарным осмотреться в печах, а на крышу дворца послал трубочистов, чтобы своими чугунными шарами с "ёжиками" они прочистили дымоходы. Министр императорского двора князь Петр Волконский, ленивый сибарит, сказал:

- До чего же вы, Лужин, беспокойный! Да пошлите по залам скороходов с курильницами, чтобы забили дурной запах.

Аромат благовоний на время заглушил подозрительный запашок дыма. Вечером того же дня император с женою отбыл в театр, где давали оперу с балетом "Влюбленная баядерка", а Мария Тальони была, как никогда, очаровательна. В середине представления в царскую ложу бочком протиснулся тот же Иван Лужин, и Николай I с неудовольствием оторвался от сцены, на которой порхали придворные сильфиды.

- Что случилось? - тихо вопросил царь.

- Ваше величество, что-то неладное в Зимнем дворце, а в Фельдмаршальской зале уже полно дыма.

- Сейчас приеду, - еще тише ответил царь и шепнул жене, чтобы ехала не в Зимний, а в Аничков дворец.

На выходе из театра Лужина перехватил Волконский:

- Зачем обеспокоили нашего государя? Был дым, нету дыма - велика важность, первый раз, что ли, у нас дымом пахнет?..

Николай I, не расставаясь с театральным биноклем, покинул ложу, в которой оставил жену, и удалился. В зале сразу это заметили, начались шепоты и догадки, публика начала расходиться, уже не шепотом, а во весь голос люди заговорили:

- Беда, беда! Зимний дворец горит. пожар.

.События в этот день развивались так. Уже не дымный запах, а явная струйка дыма появилась в камердинерской, явственно сочившаяся из-за печки. Ниже размещался архив, но там было сыро и холодно, а дыма совсем не ощущалось.

- А что под архивом? - спросил Лужин у камердинера.

- Аптекарская.

Я задам читателю странный вопрос: кто жил в Зимнем дворце?

Помимо царской семьи и многочисленной челяди дворец населяли тогда около трех с половиною тысяч человек посторонних (именно такую цифру приводит шеф жандармов Бенкендорф, ее подтверждает и знаменитый архитектор Монферран). Выражаясь современным языком, дворец напоминал громадное столичное "общежитие": среди его жителей можно было встретить бездомных офицеров, ветеранов суворовских походов, было много одиноких старух, дворец давал приют даже солдатам-инвалидам, наконец, на его чердаках издавно проживало немало дворцовой прислуги вместе с женами и детьми, они там - на чердаке, разводили даже поросят и держали куриные выводки. Лужин проник в полуподвальную "аптекарскую", где провизоры готовили лекарства для нужд двора и бедных петербуржцев. Выветривая дурные запахи через отверстие, пробитое ими в дымоходе, фармацевты часто выстуживали свою лабораторию, что не очень-то нравилось дровотаскам, здесь же всегда ночевавшим. Они заткнули вентиляцию скомканной рогожей, но рогожа провалилась в трубу дымохода и загорелась от раскаленной сажи. Пожарные вытащили рогожу, изматерили дровотасков, дымоход залили водой, и поначалу казалось, что все в порядке. Запах исчез, а потом вдруг заполнил Фельдмаршальский зал, и вот тогда Иван Лужин потревожил Николая I в театре. Накинув шинель с бобровым воротником и надев шляпу с высоким султаном, он указал Лужину:

- Весь резерв пожарных частей поднять по тревоге.

Он подкатил на санках к дворцу, когда Дворцовая и Адмиралтейская площади уже были заполнены народом, от Певческого моста до Александровской колонны стыли на морозе полки гвардии - павловцы и семеновцы. В толпе горожан находился и крепостной живописец Иван Зайцев, сохранивший до старости свое главное впечатление: "Несмотря на многие тысячи народа, тишина на площади была страшная", - это и неудивительно, ибо весь ход российской истории, вольно или невольно, был связан с этим великолепным дворцом, которому грозило уничтожение, как угрожало оно и примыкающему к нему Эрмитажу.

Когда пожарные стали вскрывать паркет в Фельдмаршальском зале, то - с первых же ударов ломами в пол - с грохотом обрушились зеркальные двери, из их проемов вырвались громадные факелы пламени. Огонь мигом охватил потолок, ярко полыхнули золоченые люстры, с хоров посыпались жарко горевшие стойки вычурной деревянной балюстрады.

- Гвардии народ ко дворцу не допускать, - повелел в этот момент Николай I. - Солдатам выносить что можно и все спасенное складывать на площади. А окна в Фельдмаршальском зале разбить, чтобы вытянуло на улицу дым.

Ночной мрак окутывал толпы горожан, затаивших дыхание, во тьме смутно белели и лица солдат в четких шеренгах гвардии. Но когда вылетели стекла вместе с оконными рамами, то могучий сквозняк сразу раздул пламя на сгорающих шторах, а сам дворец осветился изнутри, как волшебный фонарь; при этом дворец осветил и людей. Очевидец писал: "Эта внезапность превращения дворца из мрака - в огненный, произвела то, что весь люд, находившийся на площади, народ и войско, одновременно, единым возгласом, все разом ахнули."

С этого времени пожар начал свое победное торжество!

Его громадное зарево увидели за полсотни верст от Петербурга - и жители окрестных деревень, и путники, подъезжающие к столице; его наблюдал из окна кареты и придворный поэт Жуковский, имевший жительство в "шепелевской" части Зимнего дворца. Именно это грозное пламя послужило для солдат как бы сигналом - они скопом хлынули во дворец, разбегаясь по лабиринтам его коридоров и помещений, начали спасать все подряд, будь то книги или ковры, канделябры или вазы, фарфор или стекляшки, иконы и белье. Конечно, что тут самое ценное, а что и гроша не стоит - этого они не понимали, с одинаковым рвением стаскивая со стен портреты Каравака или Виже-Лебрен, но, спасая шедевры живописи, солдаты героически тащили из огня и сундук придворного сапожника с ошметками разноцветной кожи.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.