Богатство

- Упряжка вернулась, а нарты пустые, был человек, и нет человека. Приходи, кума, любоваться!

Помня о притязаниях уездного врача Трушина на пост начальника Камчатки и зная, что в Петропавловске немало противников урядника, Соломин сменил гнев на милость:

- Ну, садись, узурпатор окаянный. Сейчас я "мокко" заварю. Ты когда-нибудь "мокко" пил?

- А как же! - последовал ответ.

-Где?

- Конешно... в Сингапуре. Бывал и в Японии, - сказал Мишка. - Жить, не спорю, и там можно. Но больно уж комары у них дикие. Летают, стервы, понизу и, ровно гадюки, хватают за ноги. Жрут так, что ажно слыхать, как они чавкают...

Пришлось удивиться и признать, что урядник человек бывалый. Во рту его, поражая воображение, сверкал золотой зуб.

- Это мне в Шанхае вставляли, - похвастал он. Помимо золота во рту, он имел на груди "Георгия".

- А за крестом ты куда ездил?

- Это мне за китайцев дали. Слыхали, чай, о "боксерах"? Они несколько ден подряд Благовещенск из-за Амура пушками обстреливали... Вот с ними и дрался.

- Не "боксеры" ли тебе и зуб выставили?

- Наш выставил... хорунжий. Я сапоги с вечера забыл наярить, а он заметил. Кэ-эк врежет! Ажно вся конюшня ходуном заходила. "Сапоги, доложил он мне, надобно чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову..."

Знакомство состоялось, пора приступать к делу.

- Дай ключ от сейфа, - велел Соломин.

Урядник, звякнув шашкою, поскоблил в затылке.

- Помню, что таскал его на груди, вроде гайтана божьего. На ключ, можно сказать, молился. А его не стало.

- Неужели посеял?

- А хучь убейте, выходит, что посеял...

Общими усилиями отодвинули несгораемый шкаф, надеясь, что с помощью отвертки удастся отвинтить заднюю стенку. Но сейф оказался монолитен.

- Слесарь в городе сыщется?

- Да мы уж всяко! - отвечал урядник. - Ковыряли гвоздем и шилом - не открывается. Правда, один способ я знаю. Способ уже проверенный. У нас в казачьей дивизии, когда казначей запил, тоже ключ от сейфа потеряли. Но мы не растерялись. Быстро пороху в замок насылали, фитилек подпалили, потом все по канавам разбежались и крепко зажмурились. Тут как рвануло до небес - и пришла кума любоваться!

- Это не способ, - сказал Соломин. - За такой "способ" меня выкинут в отставку без права на пенсию... Как же я стану управляться с Камчаткою без копейки казенных денег?

- Скоро аукцион - сразу разбогатеете.

Андрей Петрович в бессилии треснул по шкафу ногой:

- Ручаешься, что здесь сорок семь тысяч?

- Так точно. С копейками.

- Ну, ладно. Верю. Считай, что казну я принял...

Соломин велел построить вооруженные силы славного камчатского гарнизона. Он сказал об этом без юмора, а Мишка Сотенный - тоже без юмора! построил их моментально. Гарнизон Петропавловска составляли девять казаков, в числе которых двое были еще школьниками, а трое безнадежными инвалидами.

Итого, к бою готовы четыре верных бойца.

- Как же вы тут управляетесь с Камчаткой?

- А што нам! - сказал Мишка, заломив набекрень шапку. - До кутузки-то пьяного дотащить - так мне гарнизону хватает.

- В порядке ли карцер?

- Приходи, кума, любоваться.

- Сидит там кто-нибудь сейчас?

- Не без этого. Даже обязательно.

- Пойдем - покажешь...

Прежде чем отомкнуть запоры, Соломин приставил глаз к смотровому отверстию - и в этот же миг глаз ему залепил смачный плевок, метко посланный изнутри камеры. Сотенный с бранью отодвинул засов - обрюзглый господин в коверкотовом пальто и галошах сделал Соломину медвежий реверанс.

- Извините, сударь, что плюнул, не подумав, - сипло проговорил он. - Я ведь решил, что это Мишка меня озирает... самозванец хуже вора Гришки Отрепьева! Это он, это он, Лжемихаил, власть над Камчаткою у закона гнусно похитил...

Соломин, вытираясь, спросил, кто это.

А это наш Неякин, - объяснил урядник, - тот самый, что у покойного Ошуркова в помощниках бегал.

Андрей Петрович в бешенстве заявил Неякину:

- От службы в уездном правлении вы давно отстранены, так чего же околачиваетесь на Камчатке? Кроме того, на вас заведено дело, и вы обязаны предстать во Владивостоке перед судом. Прошу с первым же пароходом покинуть Петропавловск.

На что Неякин отвечал ему с иронией:

- Да какой же олух сам себя на суд отвозит? Ежели я суду надобен, так пускай он сюда приезжает и судит меня.

- За что вы посажены в карцер?

- А я разве знаю? - огрызнулся Неякин.

За роялю сидит, - мрачно пояснил Сотенный. - У нас в школе рояля была... едина на всю - Камчатку! Так он с приятелями среди ночи давай роялю на улицу выпирать. Я всякое в жизни видел, - гордо сказал казак. - Однажды, когда посуды не было, пришлось и в балалайку мочиться. Но такого зверского обращения с музыкой еще не видывал. Они ее, эту несчастную роялю, с боку на бок по снегу дыбачили, будто сундук какой...

Соломин велел Неякина из карцера выпустить.

- И чтобы с первым судном убрались во Владивосток!

- А ты меня учи... щенок, - отвечал Неякин.

Соломину было уже под пятьдесят.

Вернувшись в канцелярию, он спросил:

- А этот Хам Нахалович нормальный ли?

- Тут все, пока трезвые, нормальные... Вы с этой гнидой поосторожнее. Неякин и напакостить может, потом и лопатой не отскребешь. Он же прихлебатель у нашего Расстригина...

Сотенный выложил на стол протокол:

- Не хотел говорить у карцера, а дело такое, что Неякин замешан в ограблении имущества умершего зимою купца Русакова. Вот и показания родственников, которые уже обвылись, а Неякин добром украденное не отдает.

Ознакомясь с делом, Соломин обомлел:

- Просто уголовщина! А ведь такой вот Неякин занимал высокий пост, он мог бы стать и моим заместителем.

- Мог бы... Потому я и действовал как самозванец! Сразу, когда Ошурков пятки раскинул, я все бумаги опечатал, к казне караул приставил и заявил, что до решения в генерал-губернаторстве ни единого прохиндея до дел камчатских не допущу.

- Правильно сделал... молодец!

Этот толковый парень нравился ему все больше, и сейчас Соломин даже пожалел, что сгоряча перешел с ним на "ты", - урядник заслуживал уважения.

- Начнем же с маленького, чтобы потом взяться за большое. Ты, Миша, опись имущества покойного Ошуркова составил?

- Не.

- А надо бы... Пойдем и сразу покончим с ерундой этой.

Описывая имущество в доме покойника, случайно обнаружили шкуры морских бобров. Сотенный повертел их в руках, дунул на мех, чтобы определить глубину подшерстка.

- Это бобер с мыса Лопатка... точно! Одно не пойму: на Лопатке лежбище охраняет особая команда. Каждому бобру ведется табель, а когда с бобра шкуру спустят, ее представляют в казну при особом рапорте... Приходи, кума, любоваться!

Это значило, что, прежде чем попасть на аукцион, бобр проходил регистрацию и ни одна шкура по могла миновать казенного учета. Из разговора с урядником выяснилось, что врачебный инспектор Вронский в прошлую навигацию вывез с Камчатки сразу трех бобров, даже незаприходованных в аукционных листах... Сотенный рассказывал без утайки:

- Тут, ежели в сундуках покопаться, так много чего сыщешь: чернобурки, песцы, соболи - первый сорт. Чернобурок-то на Камчатке уже малость повыбили, но зато их на Карагинском острове еще хватает... Соломин знал, что Командоры были родиной голубого песца, а Карагинский остров считался в России естественным питомником черно-бурых лисиц... Андрей Петрович спросил:

- Миша, сколько стоит мех одной чернобурки?

- У нас?

- Да, в местных условиях.

- По совести - больше сотни, а в Америке уже за тыщу долларов. Конешно, я не продавал, но так мне сказывали.

- А за сколько рублей они идут с рук на Камчатке?

- За червонец у наших дикарей сторгуешься...

В Хабаровске на эти деньги можно купить два лимона.

Соломин тут же отправил полетучку во Владивосток на имя генерала Колюбакина, чтобы у медицинского инспектора Вронского конфисковали вывезенных бобров. (Ретивость камчатского начальника пусть не покажется читателю наивной. Он ведь знал катастрофическое положение на лежбищах, где раньше добывали в год полтысячи бобров, а сейчас от силы штук тридцать. Еще недавно котиков набивали до 100 000 особей, но после набегов американцев их стали добывать всего три-четыре тысячи...)