Страница 2 из 4
* 2 * "Ладно, чего там, пойду напьюсь", - просто, как, наверное, любой бы в его ситуации, решил Гриценко и отправился на завод. Не доходя 30 метров до проходной, свернул влево в проулок, под сень старых лип, мирно пахнущих пылью и необлетевшим липовым цветом. Ноги привычно несли Гриценко в пролетарское кафе "Поричка", расположенное на первом этаже одного из панельных домов. Стеклянные двери, поставленные еще в советские времена, отбрасывали на тротуар щедрую россыпь солнечных зайчиков, путавшихся под ногами прохожих. Нащупав в заднем кармане брюк небрежно сложенные десять гривен, Гриценко подмигнул своему отражению в кафешной двери и вошел внутрь. Кафе "Поричка" в народе беззлобно называли "парной". Здесь всегда было душно, накурено, наполнено хмельным гомоном, вскриками, покрякиванием, звоном бутылок, шелестом полиэтиленовых пакетов, треском пластиковых стаканчиков, вонью липких луж под ногами... - даже тогда, когда во всем кафе пила лишь одна продавщица за стойкой. Сегодня в "парной" было людно. Гриценко многих узнал, вежливо кивнул с безопасного расстояния. Вслед за одобрительными возгласами вроде: "Молоток, Серега, забил х... на их брудни гроши!" или "Гриц, ты б еще под пресс мастера яйца засунул, шоб меньше пялился на наших баб!" - с разных сторон посыпались полупьяные приглашения выпить. Но на Серегу что-то нашло, пока еще смутное и без имени, что так же не просто сразу уловить и назвать, как идущую ночью на город грозу. Недолго выстояв в очереди, доверительно пахнущей табаком, машинным маслом и отчего-то домашним борщом, Гриценко взял полулитровый полиэтиленовый стакан "Черниговского" и встал за столик... напротив мастера Приходько. За столиком, кроме них, - ни души. Увидев такое, народ в "парной" притих. Растерялся, видать, и мастер, потому как заговорил первым, несмело глядя поверх Серегиного левого уха: - А ты здесь никак герой, Сергей Иваныч. Вот наш человек-то какой: подавай ему в герои исключительно пьяниц и вредителей! Что скажешь, Иваныч? Серега молча пил, удивляясь своему поступку: и на хрена он раздавил те фланцы? Ведь не стоит, не стоит того этот жалкий человечишка! - Хм, считаешь теперь ниже своего достоинства вести со мной беседу? насупился мастер. Затем, вдруг резко перегнувшись через стол к Гриценко, забрызжал слюной, зашипел зло, как гусь: - Да мне твоя жена знаешь до какого места?! Она... Как материальная и моральная компенсация урона, который ты мне, козел, нанес! Я из-за тебя, мудака, четыре тысячи потерял! А ты мне про свою жену... В следующую секунду мастер Приходько потерял свой актерский нос. Ну, почти потерял. Врезал Гриценко мастеру так, что Савелич взлетел, будто от прыжка на батуте, и спиной рухнул на соседний стол - тот под мастером и сложился. Чем не кино! Но Гриценко даже бровью не повел. Равнодушно вытер о штанину руку, испачканную Приходьковской кровью, допил не спеша пиво. Потом, правда, заметил: - Вчера ты, Борис Савелич, пытался меня стращать. "Сопротивление бесполезно", - говорил. Как видишь, не бесполезно. Я за себя всегда смогу постоять, а вот тебе посоветую... Поверь, без злобы посоветую. Хотя, ты знаешь, мне есть за что с тобой поквитаться. Я... я даже не советую, а прошу: не попадайся больше на моем пути, а то... А то придет мой черед сказать тебе: сопротивление бесполезно! Последние слова Гриценко были адресованы кому угодно, но только не мастеру. Приходько помогли подняться и, поддерживая под руки, вывели из кафе. Мастер вышел, не обернувшись. "Ну и черт с тобой! - плюнул под ноги Гриценко. - То же мне фрайер - от одного удара раскис!" В тот вечер раскис и Серега. От пива он перешел к портвейну... А вот чем угощали его знакомые слесари из 16-го цеха, могла рассказать разве что грязная, бомжарского вида луна, с завистью заглядывавшая в окно "парной". Но Гриценко в упор не видел никакой луны. Он вообще мало что разбирал на своем пути, возвращаясь домой. Говорят, у пьяного вдруг просыпается шестое чувство, которое, связавшись невидимой нитью со звездами, безошибочно выводит гуляку, точно опытного лоцмана, к нужной цели. Да, много о чем говорят. В ту ночь Гриценко лишь слышал крики и проклятия над своей головой и терпел нестерпимую боль. Шестое чувство нежданно-негаданно подвело Гриценко, вывело его, поймавшего хмельную нирвану, черт знает куда и к кому - в лапы четырех парней - оголтелых, безжалостных, будто сорвавшиеся с цепи псы, налетчиков. Звезды мигом бросились врассыпную, луна перекинулась на сторону врага, влупив фару дальнего света... А Серегу били... Чем его только не били! Били даже такой штуковиной, назначение которой ему было неизвестно. Гриценко запомнил, так же чудом запомнил, как выжил в ту ночь: один из налетчиков замахнулся на него металлической клюкой или клюшкой. Серега едва успел разглядеть загнутый конец у той железной палки, зловеще блеснувшей в лунном свете, как в следующую секунду получил сокрушительный удар в голову. Вот так, ни с того ни с сего металлической клюшкой - и точно в левый висок... Еще Сереге врезался в память один эпизод. Глубоко врезался, хоть и пьянючим был Серега и били его в ту ночь - били быстро и с четырех сторон. Поди запомни среди такой котовасии!.. А Гриценко, гляди-ка, выжил и запомнил, как кто-то крикнул ему... Нет, язык не поворачивается повторить те слова... На следующий день, придя в себя после побоев, он решил найти место бесславного своего падения. Не давала ему покоя та фразочка, причем очень знакомая, отпечатавшаяся в памяти одновременно с ударом в висок. Однажды он ее уже слышал... от мастера Приходько. Хуже трехэтажного мата показалась Гриценко та обидная фразочка. Пулей пробила хмельные заслоны Серегиного сознания и точно в яблочко поразила не тронутый алкоголем умишко. Вот почему она так возмутила его: он уловил ее смысл с невиданной для пьяного трезвостью. "Сопротивление бесполезно!!" - заорал парень, внезапно выскочивший со стороны луны-перебежчицы, продолжавшей лить мертвенный свет. Крикнул - и ударил Серегу металлической палкой с загнутым концом. Как в блядском голливудском боевике! Тот удар Гриценко перенес, устояв на ногах. Так, пошатнулся чуток. И тут же пропустил второй удар, третий...пятый!.. Гриценко, здоровый рослый мужик - кузнец ведь, черт побери! - правда, немного сутулящийся, со слегка покатыми плечами, в те минуты был похож на загнанного медведя, которого обложила свора гончих... Это сравнение впоследствии возникало у Сереги еще не раз. А четверка была как на подбор - все красавцы и звери. Даже в тусклом лунном свете было заметно, что ребята ни в чем себе не отказывают да к тому же привыкли, что им тоже ни в чем не отказывают. Одним словом, лихие парни били Серегу Гриценко! Поначалу он разглядел более-менее только одного из них - того, что безжалостно крикнул ему в лицо: "Сопротивление бесполезно!" Ругань и крики остальных нападавших слились в сплошной непереводимый гул. Серега не смог разобрать ни одного их слова, ни одного проклятия. Как не в силах был разглядеть их мельтешащие лица - от них у Гриценко зарябило в глазах... Сейчас Серега стоял в том самом месте - в узком проходе между двумя кирпичными пятиэтажками, - где этой ночью произошло его посрамление. Гриценко стоял, облокотившись о холодную, еще не нагретую солнцем кирпичную стену, напрягал память, пытаясь вспомнить лица тех гадов... Сначала припомнились лишь смутные серые пятна... потом огромные черные, будто нарисованные углем, глаза (Гриценко вспомнил: как у жертвы-мстителя из фильма "Ворон") и... разные, совсем разные волосы. У того, что больше других запомнился, - черное каре; у толстяка (ага, значит, среди них был толстый!) - совершенно голый череп; у третьего (кажется, он невысокого роста) - волосы цвета светлой соломы и прилизанные, точно смоченные водой; у четвертого... Серега вспомнил бейсболку на голове четвертого, надетую козырьком назад. Как же он сумел надеть ее на такие пышные кудри?! Все!! Довольно! Сил больше нет вспоминать!.. ...Серега отбивался неловко, не отбивался даже, а отмахивался, будто жалел нападавших. Лишь однажды, скорее всего по случайности, чем намеренно, он поймал ту металлическую клюшку. Поймал и машинально дернул на себя - и тут же близко-близко, на расстоянии согнутой в локте руки, перед ним выросло искаженное злобой и яростью молодое лицо. Серега почувствовал, как от ступней к голеням и выше - от коленей по бедрам, позвоночнику - к голове - покатилась ледяная волна, не обещавшая ничего хорошего ни самому Гриценко, ни тому парню, упрямо вцепившемуся в металлическую клюшку. А лицо у парня было, как у молодого Дидье Маруани музыканта из старинной группы "Спейс". И волосы такие же - черные, прямые, постриженные каре. Надо же - такое сходство! - Ну, шо ты там щас лепетал? У?! - мягко рыкнул Серега и вырвал-таки металлическую клюшку. Вырвал и хотел было выкинуть прочь, да хулиган "Маруани" опередил - со всей дури ударил головой Серегу в лицо. У Сереги аж искры из глаз посыпались, из носа хлынула кровь. Гриценко невольно отпрянул и тут же получил удар сзади. Удар был такой силы, что немедленно свалил Серегу с ног. Потом его просто били ногами. Линялая луна меркла, меркла в Серегиных залитых кровью глазах, пока не погасла... Гриценко в который уж раз обошел куцый клочок земли между двумя домами (кстати, в них до сих пор живут люди, которые не пришли ему на помощь). Той земли едва-едва хватило бы Сереге на могилу. Он в сердцах плюнул... и в тот же миг нашел металлическую клюшку. Как будто, не отдавая себе в том отчета, он все это время только и делал, что искал ту чертову клюшку! Она валялась в затоптанном, местами забрызганном черной кровью подорожнике. Клюшка оказалась нетяжелой, довольно аккуратной, приятного серебристого цвета - можно сказать, фирма. Серега поднес клюшку к глазам: "Шо-то там нацарапано... На английском: "Маде ин..." Гарненька клюшечка, ничего не скажешь, но почему мала така? Ан нет, хорошо, что мала! А то забили б меня, как мамонта!.." Гриценко никак не мог взять в толк, для каких она предназначена целей. "Хм, может, ею лилипуты гоняют в хоккей?.. Или Спинов все ж таки прав, шо клюшка для этого... как его... гольфа? гадал Серега. - Ладно, прихвачу домой. Дочка наверняка шо-нибудь дельное скажет. Спинов, конечно, голова, но Машка, хоть и мала еще, иногда как выдаст шо-нибудь, так только держись! Спинов тогда говорит: "Ну, Маруся, у тебя не голова, а "Пэнтиум"!" А шо цэ за шткука така - "Пэнтиум" - не объясняет..." Проблема клюшки сразу же была забыта, стоило лишь Гриценко увидеть зареванное дочкино лицо. - Ну, не ночевал одну ночь... - попытался оправдаться Гриценко. - Папа... меня... чуть не изнасиловали, - сдерживая рыдания, прошептала Маша и вновь разревелась. - Изнасиловали? - опешил Гриценко. - Чуть... не... - всхлипывала дочь. - Чуть... Кто?! - наконец дошло до Сереги, и он, швырнув на пол клятую клюшку, схватил в охапку содрогающееся от рыданий родное тельце. - Когда все это случилось? - Этой ночью. Они будто знали, что тебя нет дома. Ну почему тебя не было со мной, папа?! - Я... меня... Будь проклята эта ночь!