Страница 104 из 110
- Господа,- заговорил Петр, обращаясь к ним,- полагаю, вам не нужно объяснять, в какой ситуации мы вновь очутились, и оповещать о той непристойности, которую по отношению к нам выкинула Перуджа, потому что о ней толкует теперь весь город так красноречиво, что эти толки слышны даже здесь и, вероятно, достигли ваших ушей. Будем же сильны сознанием того, что правда на нашей стороне и нравственная победа тоже, ибо за то, что мы по закону наказали семерых негодяев, подданных Перуджи, нам не придется краснеть, а вот Перуджа покрыла себя несмываемым позором, который будет навеки занесен на скрижали истории. К сожалению, наша достойная позиция ничего не меняет в реальном положении вещей, и на самом деле не мы, а они в эти роковые минуты находятся в выигрышном положении, и, значит, нам необходимо сделать все, что в наших силах, чтобы выбраться из этой западни. Мы не можем допустить, чтобы принцесса Изотта и ее дядя, кардинал Тиначчо, оставались в руках врага, и я не вижу другого способа освободить их, кроме как уплатить требуемый Перуджей выкуп в пятьдесят тысяч скудо. Синьор Тремадзи, вы должны изыскать эту сумму незамедлительно и не мешкая.
Тут обнаружилось, что министр финансов, банкир Тремадзи, отсутствует.
- Где же синьор Тремадзи? - воскликнул Петр.- Как случилось, что он не подчинился моему приказу и не явился на заседание?
- Я заменяю его,- отозвался незнакомый молодой человек в роговых очках на носу.- Я его секретарь, мое имя Альберто Мачисте. Синьор банкир, узнав о несчастье, заболел, у него начались спазмы желудка, и сейчас он лежит с высокой температурой и Призывает смерть.
- Тогда заботы немедленно Достать требуемую сумму ложатся на вас,- заявил Петр.
- Я не представляю где, не знаю, как это осуществить,- возразил Альберто Мачисте.- В государственной казне нет ни гроша. Смятение, которое царит в последнее время, выражаясь точнее - с момента гибели capitano di giustizia, и неуверенность, возникшая вследствие этих беспорядков, потрясли и подорвали платежеспособность и мораль населения Страмбы. Дух доброты и миролюбия, утвердившийся после упомянутой смерти при герцоге Танкреде, с финансовой точки зрения обошелся Страмбе слишком дорого, ибо никто из граждан не понимал, что он еще обязан делать и что уже нет, а потому они попросту наплевали на все свои обязанности. И если даже, как мы рассчитывали, в ближайшее время в финансовых делах будет наведен порядок, доход от податей, налогов и арендной платы начнет поступать в казну очень медленно, и никак не раньше, чем закончится жатва. Сумма в десять тысяч скудо, выделенная на празднества по поводу готовящейся свадьбы Вашего Высочества, исчерпала все государственные резервы до последнего скудо, и тем не менее их все равно не хватило для того, чтобы собрать нужную сумму, поэтому часть денег пришлось взять в долг у евреев.
- У евреев? - воскликнул Петр.
- Да, у евреев,- спокойно подтвердил Альберто Мачисте.
- Надеюсь,- сказал Петр,- отменив предписание носить желтый круг, я достаточно определенно дал понять, что покровительствую евреям.
- Да, это мы поняли,- согласился Альберто Мачисте,- но ничего иного не оставалось, коль скоро мы обязаны были достать деньги, на выделении которых настаивали Ваше Высочество.
- Надеюсь, что евреев при этом не оскорбляли? - спросил Петр.
- Не очень,- ответил Альберто Мачисте.
- Мы тут дискутируем о разных глупостях, а принцесса Изотта и кардинал Тиначчо томятся за решеткой! - воскликнул возмущенный Петр.- Господа, может быть, вы не станете убеждать меня в том, что в таком богатом городе, как Страмба, нельзя достать такой жалкой суммы, как пятьдесят тысяч скудо, для спасения принцессы Изотты?! Значит ли это, что нашу моральную победу, о которой я упоминал, вы желаете обратить в поражение, оставив последнего представителя династии д'Альбула на растерзание волкам? Синьор Джербино, ваше мнениe.
Джербино помолчал, перебирая пальцами свою бороду а ля Леонардо да Винчи, но потом заговорил:
- Я уже высказывал свое мнение на заседании двенадцати мудрецов, когда разбиралось дело семи перуджанцев, и предупреждал, что не следует ворошить осиное гнездо. Не так ли? Теперь мои опасения подтвердились, и шершни выроились. Не знаю, что еще тут добавить. Я, господа, умываю руки.
- Кто еще умывает руки? - вскричал Петр. Большой магистрат ответил ему молчанием.
- Как я погляжу, вы все умываете руки,- сказал Петр.- Умываете руки с явным намерением свалить всю грязь на меня. Тогда у меня есть другое предложение. Все присутствующие здесь либо богатые, либо - по меньшей мере состоятельные люди. Мачисте, что, если я загляну в кассу банковского дома банкира Тремадзи?
- Вы не обнаружите там ничего, Высочество, ничего,- ответил очкастый молодой человек.
- А если я прикажу вздернуть вас на дыбу и спросить, куда вы спрятали свою наличность?
Мачисте побледнел, но, овладев собой, ответил спокойным голосом:
- Если Ваше Высочество считают это разумным и справедливым, пусть отдают такое распоряжение.
- Нет, я этого не сделаю, я упомянул о дыбе только в шутку, а главное, для того, чтобы проверить вас,- произнес Петр.- Вы мне нравитесь, Мачисте, я ценю умение, с которым вы проводите защиту своего дела, и назначаю вас моим личным секретарем. Какое жалованье вы получаете у Тремадзи?
- Тридцать скудо в месяц,- ответил Мачисте. - В качестве моего личного секретаря вы будете получать сто скудо,- сказал Петр.
- Благодарю, Ваше Высочество, за столь великодушное решение,- сказал Мачисте,- напрашивается только вопрос, где взять эти сто скудо?
- Это будет нашей первой задачей,- ответил Петр и перевел взгляд на председателя Суда двенадцати мудрецов: - А вы, дон Тимонелли, насколько мне известно, владеете двумя дубильнями.. Не готовы ли вы ссудить некоторую часть денег ради спасения принцессы Изотты и кардинала Тиначчо?
- Ваше Высочество, вам известно все,- ответил дон Тимонелли,- и вы, несомненно, прекрасно информированы о колоссальных убытках, которые потерпели мои богатые склады, с тех пор как римский банкир Лодовико Пакионе начал ввозить из заморских стран дешевые дубленые кожи.
- Подобный ответ я наверняка получу от любого из вас,- сказал Петр.- Все вы разорены, доведены до нищеты, по горло в долгах. С самого раннего детства я никогда и ни от кого не слышал ничего другого, все сетовали на свою бедность, включая императора и папу, моего отца и покойного графа Гамбарини, и, ей-богу, я от этого изнемогаю. Но изнемог я или нет, я во что бы то ни стало должен достать пятьдесят тысяч скудо. Так и быть, обратитесь еще раз к евреям. Но это произойдет под моим контролем, чтобы ни один волос не упал у них с головы и чтобы за деньги, которые нам одолжат, они получили надлежащий залог. Откуда его взять? Сейчас скажу. Не я первый и не я последний правитель, кто действует подобным образом, на этот шаг можно отважиться без особых стеснений, потому что речь идет о платеже редчайшем и единовременном, даже более того, о платеже, который высокомерные перуджанцы позже оплатят нам сторицей. Так вот, в храме святого Павла хранятся сокровища невообразимой ценности: золотая церковная посуда, дароносицы, инкрустированные алмазами, облачение, расшитое жемчугами, и не знаю, что еще. Никто из моих предшественников не отважился посягнуть на эти ценности не потому, что никто в них не нуждался, а потому, что им мешали религиозные предрассудки и обскурантизм. Я, однако, придерживаюсь того мнения, что живая принцесса из рода д'Альбула стоит больше, чем несколько золотых чаш и кувшинов, и посему решил, что часть этих храмовых сокровищ, которая, несомненно, составляет большую цену, чем жалкие пятьдесят тысяч скудо, мы отдадим в залог евреям. У вас есть какие-нибудь возражения, господа?
И Петр пламенным взглядом окинул собравшихся членов магистрата, оцепеневших, изумленных, испуганных.
- Кто-нибудь возражает против этого? - повторил Петр.
Очкастый Мачисте робко поднял руку.