Страница 8 из 14
Ласковин занял свободную позицию, надел наушники и нажал кнопку, поднимающую поясную мишень. А потом еще одну, приводящую мишень во вращательное движение с интервалом сорок оборотов в минуту.
Зарядив и вставив обойму, Андрей начал огонь сериями из двух выстрелов: пара на оборот, как учил Сарычев. Закончил, опустошив магазин, одиночным (пятнадцать на два не делится), полюбовался на результат: хило!
- Здорово! - раздалось за спиной.
Внешне Вадим напоминал производственного начальника среднего уровня. Простой мужик, не алкаш, но и не трезвенник, не дурак, но и не выдающегося ума. Маловыразительное лицо, тихий хрипловатый голос заядлого курильщика. И одет соответственно: скромно, серо. Может, когда-то Вадим и работал на заводе. Но очень давно.
- Жив, значит?
По голосу было трудно определить: рад он или огорчен.
- Как видите.
- Ко мне пришел? Андрей кивнул.
- Паршиво отстрелялся.
- Паршиво, - согласился Ласковин.
- Бывает. Заканчивай. Я снаружи подожду.
Из пятидесяти патронов Ласковин расстрелял тридцать пять. Оставил себе одну обойму. Конечно, можно и в магазине купить, но тут - проще.
Вадим поджидал его на улице. Курил, прислонясь к телефонной будке.
- Пойдем, - бросил он Ласковину. Андрей не спросил - куда. Его спутник сам объяснил через несколько минут:
- Помянем покойника.
Пили они в грязноватом зальчике. Пили водку, которую Вадим купил по дороге.
Пили молча. Только после четырех стопок Вадим произнес невыразительным голосом:
- Искать будешь?
- Буду, - так же тихо ответил Ласковин. Налили еще.
- Земля - пухом, - пробормотал Вадим. Опрокинули.
- Поможешь? - спросил Андрей.
Вадим поставил стакан, зажег папиросу, затянулся.
- Петьку не воскресишь, - сказал он. Ласковин нахмурился, скрипнул зубами, водка жгла его изнутри:
- Найду. И урою.
Вадим, не ответив, наполнил стаканы, вытащил из кармана бумажку в десять штук:
- Пойди водички купи.
Андрей сделал вид, что не заметил денег, встал и принес литровый цилиндр "Херши".
Вадим звякнул своей посудиной о стоящий на столе стакан Ласковина.
- За тебя.
Свернув колпачок, глотнул газировки прямо из бутыли, поставил, положил на стол карточку с телефоном.
- Завтра звони. После обеда. Сунув в карман недопитую бутылку, пошел к выходу. Ласковин остался со своей водкой в стакане, "Херши" и визиткой без имени.
- За меня! - сказал он сам себе, выплеснул водку в рот и наполнил стакан газировкой.
Потрепанная местная девушка приземлилась на освободившийся стул.
- Не угостишь даму, умный мужчина? - попросила без особой надежды.
Андрей глянул на нее мрачно, двинул вперед "Херши". - Пей! - сказал он. И ушел.
Глава шестая
ДЕНЬ БЫЛ БЛЕДЕН, как тень отца Гамлета. Вставать не хотелось. Ласковин, впрочем, с детства любил поспать подольше. Или просто поваляться в постели. Слабость, конечно. Но, как говаривал Вячеслав Михайлович Зимородинский, "без слабостей и человека нет - один монумент". Понимай так: не осталось у тебя слабостей-привязанностей-привычек - значит, скоро помрешь. Обратной силы, к сожалению, правило не имело.
Наташа, разумеется, уже была на ногах. Андрей выпростал руку из-под тепла одеяла и потрогал ее половину постели. Там уже не осталось Наташиного тепла. Давно встала. Ласковин втянул руку обратно. Как черепаха - лапу под панцирь. Мысленно представил лежащий рядом меч. Меч, который по ночам отделяет их друг от друга. Все, что можно себе позволить, - это взяться за руки. Добровольная жертва. Такая угодна судьбе. Может, поэтому он еще жив?
Андрей охватил сознанием всю небольшую Наташину квартиру - от одного зарешеченного окна до другого. Теперь это его мир. Его маленький замок. Внутри люди, которых он должен хранить и оберегать. Кажется, понемногу Ласковин начал осознавать, что имел в виду "двойник", говоря-"мир". Не открывая глаз, не напрягая слуха, Ласковин осязал свое небольшое пространство. Он представлял, как отец Егорий сидит на кухне, в своем углу справа от окна, под резными листьями манстеры. Сидит и молчит, похожий на огромного взъерошенного ворона. "Невермор". И тень старинной решетки на его коленях.
А Наташа, наверное, стряпает что-то вкусное. Или раскрашивает очередную досочку, или... Мысли Андрея вернулись на полшага назад. К дому-замку. К дому-замку. И потекли параллельно.
Замок...
Тайна...
Тени...
Картины-портреты...
Тени умерших,
кажется,
они больше
не шарахаются.
И не пытаются
изгнать Андрея.
Дом его принял?
Замок...
Удержать...
Защита...
Замок,
надо поставить
хороший
замок.
Сегодня,
не откладывая,
пока есть
время...
Звук открывающейся входной двери. Ласковин насторожился... и расслабился. Это Наташа. Значит, ее не было на кухне...
"Блестящее умозаключение",-подумал Андрей и иронически улыбнулся той, на портрете.
Все, подъем.
Замок он действительно купил и поставил в тот же день. Хороший, германский, с отметкой "не дублировать" на каждом ключе, с цепочкой из специальной стали, какую и автогеном не вдруг разрежешь. Наружную дверь укреплять не пришлось. Сработанная в прежние, добротные времена, она не уступала железной: прочная, тяжелая, идеально пригнанная к коробке.
Закончив с дверью, Ласковин проверил и решетки на окнах. Удовлетворительно.
Наташа против его деятельности не возражала. Хочется - пусть делает. Ее куда больше беспокоил отец Егорий. Разве можно, чтобы человек вот так просидел сутки, словно неживой.
- Я его домой отвезу, - сказал Ласковин.
Вчера Андрей разговаривал с Григорием Степановичем. Смушко, как всегда, показал себя человеком разумным и осторожным. С предложением до времени держать в тайне их "воскрешение" староста спорить не стал. Тоже полагал, что надобно молчать хотя бы до того, как завершится пляска вокруг убийства. Милиция навестила его разок, но и только. Закончится кампания в прессе, расследование теракта перейдет в вялотекущую стадию. А то и вообще угаснет, если не будут трясти сверху. Глядишь, и убийца подвернется.
По закону и Ласковин, и Потмаков обязаны явиться и дать показания. Вот тут Смушко по собственной инициативе подстраховался. В рабочем столе уже лежали заверенные справки о том, что оба пропавших без вести тяжело больны, а следовательно, никуда явиться не могут.
- Я привезу его сегодня, - сказал Ласковин. - Хорошо бы вы нас встретили, Григорий Степанович.
- Встречу, - ответил Смушко. - Как батюшка?
- Неважно, поэтому и привезти хочу. Может, дома отогреется. Да и ненадежней у вас, охрана и прочее.
- А ты? - спросил Смушко. - Может, тоже переберешься с девушкой своей? Места хватит.
- Нельзя, - отказался Андрей. - Мне свободные руки нужны, а дом ваш - как на ладони. Я же не прятаться собираюсь, а действовать. Так что спасибо, нет.
- Как знаешь. Машину, кстати, сам заберешь? Или пригнать?
- Пока пусть стоит, если не мешает. Не мешает?
- Двор большой.
- Через пару дней ее номинальный хозяин заберет. Я с ним договорюсь, так будет естественней.
- Шпионские страсти! - смешок старосты был не очень-то веселым,
- Отец Серафим не звонил?
- Разок. Выразил соболезнования. Спросил, чем может поддержать, в смысле, не принять ли общину под свое крыло?
- И вы? - заинтересовался Андрей.
- Пусти козла в огород... - с иронией произнес Григорий Степанович.
К отцу Серафиму он относился не лучше, чем Ласковин.
- Когда вас встречать? И где?
- К восьми, - сказал Андрей. - Как стемнеет. Скажем, у метро "Просвещения"?
- Годится. "Просвещения". Без десяти восемь.
Встречу вас у эскалатора.
Определившись с отцом Егорием, Ласковин позвонил Вадиму.
- Еще не готов, - сухо сказал тот. - Завтра звони.