Страница 9 из 44
16
Высокий старик сбросил с себя одеяло и сел, спустив с кровати тощие ноги в полосатых дудочках пижамы. В окне чуть брезжил рассвет. Будильник на ночном столике показывал половину четвертого. Старик вздохнул и решительно нажал кнопку звонка, прикрепленного к спинке кровати. Вскоре послышалось тяжелое шлепанье, и в дверь постучали. - Входи, входи! - крикнул он резким металлическим голосом, словно ударил в надтреснутый колокол. Дверь распахнулась, и в спальню вошло нечто громоздкое, взлохмаченное и помятое. Это "нечто" заполнило своим массивным корпусом весь дверной проем. Оно широко и гладко зевнуло прямо в лицо старику и сказало: - С добрым вас утром, ведеор профессор! - Почему в таком виде?! - удивился старик, не ответив на приветствие. Сколько раз я говорил тебе, Нагда, чтобы ты не являлась ко мне, пока не приведешь себя в порядок! На кого ты похожа?! Поставь рядом с тобой Кнаппи, и тот покажется красавцем!.. - Ну вот, опять не угодила! - спокойно проворчала Нагда. - Вы с вечера говорили, что встанете в шесть, а сами поднялись в такую рань и трезвонить начали. Где уж тут быть в порядке! - Не оправдывайся! - отрезал профессор. Он помолчал, яростно поскоблил свой череп под колпаком и уже спокойно, хотя и все еще строго, спросил: - Канир у больного? - Не знаю, ведеор профессор... - Что значит "не знаю"? Ты, Нагда, обо всем должна знать, что творится в доме! Ступай разбуди Канира и пошли его ко мне. Некогда нам теперь отдыхать да валяться!.. Да смотри больше не являйся такой растрепой! ' - Больше не явлюсь, ведеор профессор... А что, ведеор профессор, Кнаппи выпустить погулять? Он уже два дня взаперти сидит. Совсем бедный расстроился. Все ворчит и кушает плохо. - С Кнаппи я сам сегодня погуляю в саду... Ну ступай, ступай... Бормоча себе под нос что-то невнятное, Нагда с достоинством отшлепала прочь. Профессор Нотгорн сунул ноги в мягкие домашние туфли, натянул поверх пижамы длиннополый халат с золотыми драконами по красному полю и большими бесшумными шагами прошел к окну. Распахнув створки настежь, он высунулся наружу и с наслаждением вдохнул свежий утренний воздух. Пробуждающийся весенний день подействовал на профессора успокаивающе. Но ему недолго довелось наслаждаться чудесной свежестью раннего утра. В спальню внезапно, без стука, ворвалась Нагда: - Ведеор профессор!!! Никогда прежде Нагда не вопила таким истошным голосом. Нотгорн вздрогнул и повернулся к ней всем своим корпусом. - В чем дело, Нагда? Что случилось? - Ведеор профессор, их там нет!.. - Кого нет? Что ты мелешь? - Никого нет, ведеор профессор! Пусто! Исчезли! Оба! И доктор Канир и этот дурачок Фернол!.. А в комнате больного, ведеор профессор, сидит аб и ждет вас! - Какой аб?! Что за чушь?! - Аб Бернад, ведеор профессор!.. Это я его привела, ведеор профессор, когда вы спали! Мне доктор Канир велел! Он сказал, что в этом нет ничего плохого, если больной исповедуется у его благочестия. Вы ведь всегда говорили, что кому нравится верить в бога, пусть верит! Простите меня, ведеор профессор! Я не виновата, не виновата!.. И Нагда залилась горючими слезами, причитая и захлебываясь в приступе раскаяния. - Какое безобразие! - в сердцах проговорил профессор и, брезгливо обойдя плачущую экономку, стремительно вышел из спальни.
17
Аб Бернад не расслышал шагов хозяина. Просто дверь внезапно распахнулась, и в комнату вошел профессор Нотгорн, пылающий неукротимым гневом. Абу пришлось собрать всю свою волю, чтобы вынести его взгляд. - По какому праву вы ворвались в мой дом, ведеор аб? Что вам здесь нужно? Кто вам позволил вмешаться в мои дела?! Аб важно поднялся со стула навстречу хозяину. Ростом служитель бога единого был не ниже Нотгорна да еще раза в три шире и массивнее его. - Меня пригласили принять исповедь больного, ведеор профессор. Я, конечно, извиняюсь, что вошел в ваш дом без вашего ведома, но мой сан не позволяет отказывать страждущему в духовном утешении даже при таких исключительных обстоятельствах, - спокойно и веско сказал священник. - Значит, мой пациент Фернол Бондонайк пожелал у вас исповедаться? - Нет, ведеор профессор, вы ошиблись в имени. Не Фернол Бондонайк, а ваш пациент Гионель Маск пожелал у меня исповедаться, и я принял его исповедь. Заодно я выслушал и вашего несчастного ассистента доктора Канира. - Довольно! Вы подлый негодяй, злоупотребивший тайной исповеди! За это вы ответите перед своим шефом, гроссом сардунским. Мне же с вами не о чем больше говорить! Извольте немедленно покинуть мой дом, ведеор аб! Профессор шагнул в сторону и решительным жестом указал священнику на двери. Но аб Бернад не тронулся с места. - Спокойно, ведеор профессор, - проговорил он, взвешивая каждое слово. Я, конечно, уйду, если вы будете настаивать. Но мне кажется, нам с вами лучше договориться по-хорошему. В противном случае вам на старости лет придется познакомиться с такими неприятными вещами, как стальные наручники, тюремная решетка, скамья подсудимых, а возможно, даже и эшафот. Мне все известно, ведеор профессор, и если вы рассчитываете, что скроетесь от правосудия, похитив тело у известного вам Рэстиса Шорднэма, то, будьте уверены, ваши расчеты не оправдаются! Шорднэм не придет в ваш дом! Нотгорн выслушал аба, не шевельнув ни единой морщиной на лице. Лишь глаза его сузились, превратившись в два черных сверкающих лезвия. Мозг лихорадочно работал, ища выхода. Наконец он улыбнулся одними уголками бескровных губ и сказал: - Хорошо, ведеор аб. Вам хочется со мной поговорить? Пожалуйста. Видимо, прежние беседы со мной вам доставили большое удовольствие. Не подумайте, однако, что я испугался ваших угроз. Вы просто заинтересовали меня как экземпляр фанатически верующего человека. Но прежде чем приступить к дружеской беседе, давайте все-таки выясним отношения. На каком основании, позвольте вас спросить, вы угрожаете мне такими страшными вещами, как суд и казнь? В чем вы, собственно, меня обвиняете? - Охотно вам отвечу, ведеор профессор! - воодушевившись такой явной уступкой, воскликнул аб и продолжал с огромной важностью: - Я обвиняю вас, профессор Вериан Люмикор Нотгорн, в том, что вы дерзнули посягнуть на запретную тайну души человеческой. С преступной жестокостью и преследуя исключительно личные цели, вы произвели обмен душами в телах двух людей, не испросив на это их согласия. При этом вы одного умертвили, а другому даровали подлую и неприемлемую жизнь! Далее я обвиняю вас в том, что вы намерены украсть для себя лично тело безработного токаря, которого вы с этой целью заманили к себе, пообещав ему выгодную службу в качестве сторожа при вашей мерзкой обезьяне. И наконец, я обвиняю вас в том, что свое открытие вы решили использовать для борьбы со святой гирляндской общиной! Всего этого достаточно, чтобы трижды предать вас суду и казни! - Из всех ваших обвинений, ведеор аб, справедливо только последнее, насмешливо заговорил профессор. - Что же касается всего остального, то, поверьте мне, вы введены в заблуждение моим далеко не умным ассистентом. Но если даже допустить, что все обстоит именно так, как вы говорите, то и тогда с вашей - именно с вашей, а не с моей! - точки зрения в моих поступках трудно обнаружить состав преступления. Подумайте-ка хорошенько! Вы говорите, что я умертвил Фернола Бондонайка. Но ведь, по вашим религиозным убеждениям, душа бессмертна! Вы можете возразить, что таким образом мог бы рассуждать любой убийца. Но ведь я никого не убивал! Вы сами воочию убедились, что тело Фернола Бондонайка абсолютно живо. Я ни в малейшей степени не нарушил его жизненных функций. Следовательно, положение таково: тело Фернола Бондонайка живет на Земле, а душа блаженствует в райских кущах! Идеальный порядок, не правда ли?! А теперь посмотрим на второго пострадавшего, на композитора Гионеля Маска. Пострадал ли в чем-нибудь этот человек? Нет, не пострадал. Разве он торопился перебраться из земной жизни в райские кущи? Нет, не торопился, а даже напротив - хотел побыть в этой юдоли слез и печали как можно дольше. Он сам говорил мне об этом, иначе я не посмел бы проделывать над ним операцию. Другое дело, что он теперь недоволен и тяготится чужим телом. Ну что ж, это всегда можно поправить. В Гирляндии найдется немало стариков, которые будут рады обменять свое дряхлое тело на молодое. Ваш святейший шеф Брискаль Неповторимый сию же минуту примчится, только дайте ему знать об этом! Значит, и с Гионелем Маском все обстоит благополучно. Ну а про Рэстиса Шорднэма и говорить не приходится. Вы сами сказали, что он не придет ко мне, а следовательно, и не потерпит никакого убытка. За что же, позвольте вас опросить, меня следует судить и наказать лютой казнью? - Вы знаете лучше меня, ведеор профессор, что перед настоящим судом все эти ваши игривые рассуждения не будут иметь никакой силы! - коротко ответил аб Бернад. - Пожалуй, вы правы, - тотчас же согласился профессор - Юридически мои оправдания не имеют веса. Но тогда ваши обвинения, уважаемый служитель божий, выглядят, как самый обыкновенный шантаж! Впрочем, понятно. Я открыл ментогены, я создал ментранс, я стал властелином самого неуловимого в человеке: его индивидуальности, его сознания, по-вашему - его бессмертной души. Этим я, как представитель науки, подвел разрушительную мину под последний бастион религиозного мракобесия. Вы здесь представляете интересы Гроссерии. Вы и тысячи вам подобных хотите жить. Отлично! Что же вы хотите получить от меня за то, что избавите меня от гирляндского суда? - Это разговор не на несколько минут, ведеор профессор. Если вы не возражаете, пройдемте в ваш кабинет и поговорим обстоятельно. Но профессор распустил вдруг все морщины на своем лице и, изобразив сладчайшую улыбку, сказал: - Не сейчас, уважаемый аб, не сейчас. Мне нужно все обдумать и приготовиться к разговору с вами. Не откажите в любезности и зайдите ко мне этак часика через три. Тогда мы и обсудим все ваши условия. Три часика, ведь это не так уж много, а? Он даже заискивающе подмигнул абу. Тот подумал, что Нотгорн все равно у него в руках, и согласился на трехчасовую отсрочку. Кроме того, ему самому было необходимо приготовиться к столь ответственным переговорам. - Хорошо, ведеор профессор. Через три часа я снова навещу вас.