Страница 62 из 68
- Что может быть не понятно по пункту первому? Объясняю вторично. Вы болели туберкулезом. По данным врачей следственного изолятора города Минусинска Красноярского края. Я просмотрел вашу медицинскую карточку. Туберкулез распространяется в виде микробов, которые, по традиции, носят имя ученого их открывшего. А точнее - Коха. Их иногда так и именуют - палочки Коха. Но это вам знать незачем. Вам надо знать, что вы можете быть потенциальным носителем инфекции. Теперь вам понятно?
- Не совсем. Вы меня, конечно, извините, но я хотел бы уточнить. Вы сказали, что тот факт, что я болел инфекционной болезнью под названием туберкулез. И что эти данные вы получили, ознакомившись с моей медицинской карточкой, по данным врачей следственного изолятора города Минусинска Красноярского края. Потом вы соизволили уточнить, что туберкулез вызывается определенной разновидностью микробов, которые носят имя человека их открывшего - доктора Коха. Все это мне вполне ясно. Мне не понятно по факту того, что мне не положено знать?
- Осужденный Бармалеенко, - строго, но по-прежнему равномерно и чисто, произнес аккуратный майор, - в медицинской карточке есть копия экспертизы по поводу вашей психической вменяемости. Вы признаны дееспособным, что подтверждено решением суда, приговорившего вас к отбыванию наказания в колонии строгого режима. Следовательно, вы совершенно напрасно пытаетесь ввести в заблуждение начальника медицинского учреждения исправительно-трудовой колонии номер девять, то есть - меня. Я вынужден буду написать рапорт на имя начальника вашего отряда капитана Свентицкого о вашем дерзком поведении и несоблюдении "Правил", о которых я говорил раньше.
- Но позвольте... - привстал профессор возмущенно.
- Сидеть, - громко сказал майор, одновременно называя кнопку вызова внутренней охраны лагеря.
В кабинет вошли два санитара из числа осужденных и встали по бокам профессора. Спустя несколько минут появился и прапорщик в лице Толи Ковшова под кличкой Толя-Жопа, приобретенной им благодаря неистребимой привычке бить осужденных по тугим задам длинной табличкой из ДВП со списком осужденных, выводимых в рабочую зону.
- Пойдем, - сказал Толя-Жопа, не вдаваясь в подробности. Тревожные звонки из кабинета Момота стали для охраны делом повседневным, так как визит каждого второго осужденного в санчасть кончался ими.
Выходя с равнодушным прапорщиком профессор посмотрел на надпись, характеризующую майора Момота нелестным образом, поднял кусок кирпича, зачеркнул слово "вшивый" и крупно написал "стерильный". Толя-Жопа зевнул и прочитал вслух новый афоризм: "Момот - стерильный обормот", еще раз зевнул и сказал равнодушно:
- Иди в отряд, дурачина.
***
Последнее время Дормидона Исааковича начало беспокоить подсознание. Оно, как известно, досталось профессору от непутевого Гоши и привыкло проявлять себя в активной форме. Дисциплинированный мозг ученого первое время не давал непутевому подсознанию резвиться, переключая его на более важную деятельность. Сейчас, когда профессор частично адаптировался в чуждой ему среде, привык к режиму и своеобразному быту заключенных, расслабленное подсознание начало вести себя дерзко. Нахамив майору Момоту, оно стало хамить и другим собеседниками Брикмана. И, если в диалоге с осужденными такое поведение только повышало бармалеевский, а следовательно, и профессорский, рейтинг, то хамство, обращенное к начальству, могло причинить неприятности.
Так, на вопрос милейшего Свентицкого по поводу рапорта начальника санчасти: "Зачем вы ему нагрубили, осужденный Бармалеенко? Разве можно грубить офицерам?"- (Вопрос, как видите, совершенно безобидный), подсознание, опережая профессора, ответило грубо: "Все вы, менты поганые, одинаковы. Не люди, а волки тряпичные."- Чем привело добрейшего, но недоверчивого начальника отряда в некоторое замешательство.
Профессор попытался было сгладить необоснованную резкость, сказав искательно:
- Простите, Олег Павлович, я вас не имел ввиду.
Но отношения между ними дали уже трещину. И от начальника отряда повеяло заметным холодком, когда он записал в карточку осужденного Бармалеенко "строгий выговор", предупредив, что при повторном нарушении вынужден будет ходатайствовать о помещении осужденного Бармалеенко в штрафной изолятор.
А не будь этой необоснованной резкости, профессор мог ограничиться "предупреждением", так как недоверчивый и ранимый капитан Свентицкий и сам в душе считал майора Момота, если не "волком тряпичным", то, по меньшей мере, человеком с неприятными привычками. Упомянутый майор завалил рапортами всю зону, можно было подумать, что он не начальник лечебного учреждения, а начальник оперативно-режимной части, причем - очень ретивый.
Профессор не мог научно обосновать поведение своего второго "я", но дилетантское знакомство с некоторыми работами Фрейда и Павлова, наводило на мысль о преобладании над сознанием группы сложных инстинктов или условных рефлексов, могущих привести к серьезному заболеванию психики. Впрочем, если быть честным, профессор знал о Павлове только два факта: то, что академик мучил собак, кормил их по звонку, а потом вместо еды только звонил. Профессор сочувствовал собакам: он ждал каждого звонка на завтрак, обед и ужин с таким же нетерпение, как лабораторные псы, а уж слюна бежала у него даже до звонка, демонстрируя преимущество высшего разума перед низшим. Второй известный Дормидону Исааковичу факт из учения Павлова относился, скорей, к биографии академика. Он знал, что Павлов прожил более 90 лет и отличался до самой смерти завидным здоровьем.
О Фрейде профессор, если опять быть честным, знал только то, что все изобретения связаны с инстинктами продолжения рода. Так, если человек выдумал самолет, то аналог в человеческой психике один - вздымания фаллоса при возбуждении. Единственное, чего не мог понять профессор, - как установить связь между сексуальными побуждениями и изобретением трактора.
Рассуждая обо всех этих серьезных проблемах, профессор замешкался при выходе из жилой зоны в рабочую и получил от Толи Ковшова звонкий удар счетной доской по ягодице. Тут уж Гошино подсознание, не советуясь с мудрым мозгом Брикмана, рявкнуло во весь голос:
- Ты че, падла ментовская, все стрелы перепутал? Кого бьешь, фраер дешевый?!
Толя-Жопа и бровью не повел, а товарищи быстренько оттащили разгневанного Бармалея от проходной.
В рабочем бараке профессору дали хитроумное приспособление, называемое челнок, и попытались было объяснить, как при помощи этой деревяшки сплести сетку-авоську, но вовремя вспомнили, что Гоша честный "отрицалово" и оставили в покое. Остальные рабочие отвлеклись на миг от вязания сеток и посмотрели на Бармалея грустно. Его появление в рабочей зоне означало для них еще одно удержание из мизерной зарплаты. Ведь Гоша будет с сего дня числиться полноправным сотрудником бригады, а следовательно, ему полагается четкая норма выработки и зарплата.
Профессор сел в кружок с другими "авторитетами", глотнул чифира и начал прикалывать за дальняк и Адвоката. Слушали его уважительно, вполне прощая неожиданные для прежнего Бармалея интеллигентные обороты речи. Тем более, что они постоянно сглаживались репликами бунтующего подсознания.
И, когда профессору задали загадку: "Мы бьем исправно каждый час. Но вы, друзья, не бейте нас" - подсознание не дало профессору оплошать, как у Свентицкого, ответив за него: "Менты, кто же еще!"
43. Глупая глава
Если глупость отсутствует на лице - значит она присутствует в уме
причем в троекратном размере.
Чарлз Лэм
День начался весело. Я рано встал, помылся, побрился, выпил кофе. Вспомнил стишок, изображенный на коробочке из под ваксы, доставшейся мне от бабушки. Там нарисован веселый черт с сапожной щеткой в лапе и написано: "Мылся, брился, умывался - Сатана на бал собрался". И проставлены реквизиты: "Фабрика А.Штольца, Екатеринославль, 1892 год". И Сатана именно с большой буквы. Многое из детства утеряно, а вот эта коробочка всегда со мной. Чудны дела твои, господи.