Страница 25 из 132
Собственно говоря, Германии как единой целой страны тогда не было; существовал лишь основанный в 1815 году "Германский союз", включавший в себя около сорока (!) разнородных государственных образований (наиболее крупные из них - Пруссия, Бавария и Австрия, наиболее мелкие- "вольные города" Времен, Гамбург, Любек, Франкфурт-на-Майне). Единое германское государство было создано только в самом конце жизни Тютчева, в 1871 году. Борьба за единство страны развертывалась на глазах Тютчева, и он самым внимательным образом следил за этой борьбой и даже стремился влиять на нее. В 1844 году Тютчев в одной из своих статей, обращаясь к общественным деятелям германских государств, говорил о немецкой печати: "Я очень расположен воздать ей должную хвалу... Она - законное детище вашей возвышенной великой литературы, той литературы, которая восстановила среди вас сознание вашего национального тождества".
К моменту прибытия Тютчева уже существовала в основе своей единая национальная культура Германии (в нее тогда тесно вплеталась и культурная жизнь австрийской Вены), которая являла собой, в частности, незыблемый залог будущего единства страны. Эта богатая и мощная культура складывалась в самых разных германских государствах - в зависимости от возникавших в них благоприятных условий, но становилась достоянием всех. Казалось бы, раздробленность страны должна была тормозить формирование национальной культуры. Однако культурно-историческое творчество идет нередко очень сложным путем, не поддающимся прямолинейным толкованиям. И в известной мере именно страстная устремленность к обретению единства своего народа пробудила титанические силы в крупнейших представителях германской философии, поэзии, музыки. В конце XVIII - начале XIX века культура Германии играла бесспорно ведущую роль в культурном творчестве Европы.
Оказавшись в Германии, Тютчев вошел в духовную и творческую атмосферу, созданную такими недавно завершившими свой путь людьми, как Кант, Гердер, Шиллер, Гельдерлин, Клейст, Новалис, Гофман, Моцарт, и теми, кто еще продолжал творить, - как Гегель, Шеллинг, Гете, братья Шлегели и Гумбольдты, Бетховен, Шуберт. К этому перечню без труда можно прибавить еще немало имен деятелей тогдашней германской культуры, деятелей, каждый из которых также имел общеевропейское значение.
Первыми в ряду стоят здесь мыслители, ибо культура Германии была прежде всего философской. Ее своеобразие вытекало уже хотя бы из того, что национальному культурному творчеству недоставало реальной, практической почвы единой страны - целостной Германии; и, в частности, как раз поэтому все тяготело к царству мысли, к чисто духовным исканиям, которые подчас оборачивались абстрактными метафизическими построениями. Но так или иначе именно германская философия явилась высшим взлетом общечеловеческой мысли Нового времени.
Философская устремленность пронизывала и развитие литературы, театра, музыки тогдашней Германии. Творческие искания конца XVIII - начала XIX века, пожалуй, более всего замечательны тем, что их одушевляла высочайшая цель - вобрать в себя и творчески обобщить всю предшествующую культуру Европы, а отчасти и Востока. Именно потому и можно с полным правом сказать, что через Германию проходило в это время главное русло развития мировой мысли и творчества.
Через полтора года после того как Тютчев приехал в Германию, секретарь Гете Иоганн Эккерман записал (15 февраля 1824 года) очень многозначительное высказывание семидесятипятилетнего поэта и мыслителя:
"Я радуюсь, - сказал Гете, смеясь, - что мне сейчас не восемнадцать лет. Когда мне было восемнадцать лет (то есть в 1767 году. - В.К.), Германии тоже было восемнадцать и поэтому кое-что можно было сделать. Но сейчас требования невероятно высоки, и все дороги уже проторены.
Германия во всех областях достигла таких успехов, что даже поверхностно всего этого нельзя охватить, а притом мы еще должны быть и греками, и римлянами, и англичанами, и французами. Да сверх того еще имеют сумасшествие указывать на Восток - тут есть от чего растеряться молодому человеку".
Восемнадцатилетний Тютчев, выросший а кругу любомудров, достаточно ясно представлял себе основные устремления германской культуры, выразившиеся в этих словах Гете. И вот он оказался в одном из ведущих ее центров - Мюнхене, столице наиболее крупного, после Пруссии и Австрии, королевства Германского союза Баварии.
Как раз в это время Мюнхен переживал период высшего культурного расцвета; его называли "германскими Афинами". С 1806 по 1820 год и после шестилетнего перерыва с 1827 по 1841 год здесь жил один из величайших мыслителей Германии Фридрих Шеллинг (1775-1854). В те же годы в Мюнхене работали многие выдающиеся философы и учёные - Фридрих Якоби, Франц Баадер, Лоренц Окен, Иозеф Геррес, Фридрих Тирш, Иоганн Деллингер, Якоб Фальмерайер и др. Особенно важно иметь в виду, что, несмотря на отсутствие единой Германии, целостная национальная культура уже существовала, и ее деятели, жившие в Мюнхене, имели самую тесную и постоянную связь со всеми другими культурными центрами, начиная с гетевского Веймара.
Во времена Тютчева в Мюнхене плодотворно действовали Баварская Академия наук, Университет, Академия художеств. И, пожалуй, особенно важным для становления Тютчева был тот факт, что культурная жизнь Мюнхена по-настоящему расцвела именно на его глазах; так, университет был открыт здесь в 1826 году, а 26 ноября 1827 года приглашенный снова в Мюнхен Шеллинг при большом стечении слушателей читал свою глубокую и блистательную вступительную лекцию, на которой, по всей вероятности, присутствовал и Тютчев. Первый президент Баварской Академии наук Фридрих Якоби (позднее его сменил на этом посту Шеллинг) писал еще в 1805 году о Мюнхене: "Где вы найдете во главе дел столько умных и порядочных, ревностно стремящихся лишь к добру людей, как здесь?.. При современном положении Европы дело Баварии есть дело всего человечества. Я усматриваю это с полною ясностью". И при Тютчеве в Мюнхене творилось в сфере мысли поистине "дело всего человечества", - то дело, о котором говорил в вышеприведенных словах Гете.
Но именно о такой роли русской культуры мечтали любомудры. Веневитинов в статье "О состоянии просвещения в России" (1826) писал, что высшая конечная цель национальной культуры - войти "в состав всемирных приобретений", что грядущий "подвиг" творцов русской культуры ожидает "тех, которые возгорят благородным желанием в пользу России и, следственно, человечества"; предвидение Веневитинова, кстати сказать, с совершенной очевидностью осуществилось всего через несколько десятилетий в грандиозном мировом значении творчества Достоевского и Толстого.
Итак, Тютчев в 1820-х годах присутствует на зримом всемирном торжестве германской культуры, которая за предшествующие полвека прошла путь от юности (Гете небезосновательно отождествил свой собственный юношеский возраст с возрастом национальной культуры) до золотой зрелости*. Органическое единство германской мысли и поэзии было, без сомнения, столь же ясно для Тютчева, как и для Веневитинова, сказавшего в уже упомянутой статье 1828 года: "Новейшая философия в Германии есть зрелый плод того же энтузиазма, который одушевлял истинных ее поэтов, того же стремления к высокой цели, которое направляло полет Шиллера и Гете".
Тютчев, разумеется, всесторонне освоил германскую поэзию. В первые же годы пребывания в Мюнхене он переводит на русский язык "Песнь радости" Шиллера (которого он переводил еще и в России), в первой публикации перевода была указана дата: "Минхен*(. 1823. Февраль" - и целый ряд творений Гете, а также стихи Гердера и Уланда. Но есть все основания полагать, что германская мысль влекла к себе Тютчева не менее, а может быть, и более, чем поэзия. Несмотря на крайнюю скудость сведений о заграничной жизни поэта, мы все же многое знаем о его встречах с Шеллингом, но нам ничего не известно об отношениях Тютчева и Гете. Большинство причастных к литературе русских, приезжая в Германию, стремилось увидеть Гете (как Карамзин) или даже подолгу беседовать с ним (как Жуковский). Встречались с ним в конце 1820-х - начале 1830-х годов и любомудры Рожалин, Шевырев, Кошелев.