Страница 121 из 132
Это звучит даже не вполне достоверно, ибо Толстой общался с Тютчевым не столь часто, да и встречи их были краткими. Но была между нимивеличайшими творцами русского слова, - та глубинная, корневая связь, которая значила гораздо больше, чем связи со многими постоянными их собеседниками.
Целиком относится это и к внутренней связи Тютчева с Достоевским, для которого одно уже стихотворение "Эти бедные селенья..." являло собой ни с чем не сравнимую духовную реальность, своего рода зерно всего мироощущения. Строки из этого стихотворения десятки раз вспыхивают в сочинениях и письмах Достоевского...
Тютчев и Достоевский вышли из совершенно различных общественных слоев и принадлежали к совсем разным поколениям. Но многие воззрения и даже, если угодно, чувствования Достоевского удивительно близки тютчевским, о чем не раз говорилось в литературоведческих исследованиях. Это может даже показаться странным, ибо нам известны лишь немногие встречи Тютчева с Достоевским. Но, как заметил впервые молодой исследователь Григорий Кремнев, их тесно связал один замечательный посредник - поэт Аполлон Майков.
Он писал: "...Знакомство с Ф. И. Тютчевым и его расположение ко мне, все скрепленное пятнадцатилетнею службою вместе (Майков служил под начальством Тютчева в Комитете цензуры иностранной. -В.К.) и частными беседами и свиданиями, окончательно поставило меня на ноги, дало высокие точки зрения на жизнь и мир, Россию и ее судьбы в прошлом, настоящем и будущем".
С Достоевским же Майков был знаком еще с 1846 года и впоследствии едва ли не первым решился восстановить дружбу с сибирским изгнанником. В 1855 году он отправил ему письмо, в котором сразу же заговорил о незадолго до того вышедшей книге стихотворений Тютчева.
После возвращения Достоевского в Петербург Майков стал его ближайшим другом и постоянным собеседником. Их теснейшая связь ослабла лишь в 1870-х годах, когда Достоевский, надо думать, слишком уж "перерос" своего сотоварища. Но в течение более чем десяти лет Майков, без сомнения, пересказывал Достоевскому речи Тютчева, с которым он постоянно общался с 1858 года (когда Тютчев начал службу в Комитете цензуры иностранной).
Позднее Майков стал знакомить и Тютчева с мыслями и даже письмами Достоевского. 20 сентября 1867 года Тютчев писал дочери Анне: "Прилагаемый здесь отрывок из письма Достоевского Майкову... посылаю твоему мужу... Этот отрывок мог бы вдохновить Аксакова на статью, которая была бы сейчас очень кстати".
Незадолго до смерти поэта Майков написал стихотворение "Ф. И. Тютчеву":
Народы, племена, их гений, их судьбы
Стоят перед тобой, своей идеи полны,
Как вдруг застывшие в разбеге бурном волны...
Ты видишь их насквозь, их тайну ты постиг,
И ясен для тебя и настоящий миг,
И тайные грядущего обеты...
Но грустно зрячему бродить между слепых.
"Поймите лишь, - твердит, - и будет вам прозренье!
Поймите лишь, каких носители вы сил,
И путь осветится, и все падут сомненья,
И дастся вам само, что жребий вам судил!.."
Услышав эти стихи, Достоевский, вспоминал Майков, "воскликнул: "Да, да, поймите лишь! именно, именно, только бы поняли! Да нет, не поймут.."
...И все же Тютчев явно не искал встреч ни с Достоевским, ни с Толстым. Он был весь погружен во внешнеполитическую жизнь России и мира, стремился реально воздействовать на нее и более всего общался с людьми, которые, как ему представлялось, способны помочь ему в этом воздействии.
Кстати сказать, Тютчев в поздние свои годы был в высшей степени общительным человеком. Иван Аксаков, постоянно наблюдавший жизнь поэта в последние годы, свидетельствовал, что он "не пренебрегал... ничьей беседой, в каких бы общественных слоях она ни происходила", и ничто не могло "помешать ему явиться там, где представлялся ему какой-либо живой интерес для его мысли или для его души. Круг его знакомых не суживался с летами, а постоянно расширялся... С каждым годом Тютчев становился популярнее в Петербурге...".
При этом Аксаков особо подчеркивал, что "в отношениях Тютчева к молодым людям вовсе не было того умного и великодушного расчета, каким любят иногда щеголять "старцы"... это были отношения, самые свободные и простые... того полноправного умственного общения при котором ни старший годами не отрицался своего опыта, а лишь поверял его на новых явлениях жизни, - ни младшему не впадало на мысль чваниться молодостью и потому воображать себя более передовым, чем его немолодой собеседник. Никому нельзя было смотреть на Тютчева не только как на отсталого, но даже как на усиливающегося не отстать; напротив, он был постоянно и естественно современен, и даже упреждал мыслью время, отводя всем явлениям текущей действительности законное место в общем историческом строе, находя им всем историческое объяснение и оправдание".
Именно потому, между прочим, Тютчев в отличие от множества своих сверстников смог вполне оценить "Войну и мир", созданную человеком, который - не будем этого забывать - был на двадцать пять лет (и каких лет в истории России!) моложе его.
Аксаков говорит, что поэту ничто не могло помешать явиться туда, где "представлялся ему какой-либо живой интерес", а в последние годы чуть ли не единственным "живым интересом" для поэта была современная политика и, с другой стороны, откристаллизовавшаяся в памяти человечества политическая жизнь прошедших времен - история.
Можно с полным правом сказать, что историки, особенно те из них, которые проявляли живое внимание к современной политике, интересовали Тютчева больше, нежели писатели. Поэт постоянно и увлеченно общался с такими видными историками разных поколений, как И.М.Снегирев (1793 1868), М.Ф.Юзефович (1802 1889), О.М.Бодянский (1808-1877), П.К.Щебальский (1810-1886), Е.П.Ковалевский (1811 1868), В.В.Григорьев (1816 1881), А.Н.Попов (1820 1877), М.О.Коялович (1828-1891), П.И.Бартенев (1829-1912), К.Н.Бестужев-Рюмин (1829-1897), В.И.Ламанский (1833 1914), Н.П.Барсуков (1838 1906) и другие.
Существует множество свидетельств о тесных взаимоотношениях поэта с этими людьми. 6 июня I860 года его сестра Дарья сообщала своей племяннице Екатерине: "Сейчас 10 часов утра- еду с твоим отцом и Снегиревым смотреть дом Романовых и Оружейную палату". Мария Тютчева записывает 7 марта 1862 года в дневнике: "Поехала с папой на лекцию Кояловича - очень интересно". Сам Тютчев пишет 24 июля 1867 года жене, что собирается ехать в Троице-Сергиеву лавру вместе "с моим старинным приятелем Бодянским". 3 декабря 1868 года поэт говорит в письме к Бартеневу о его журнале "Русский архив": "По-моему, ни одна из наших современных газет не способствует столько уразумению и правильной оценке настоящего, сколько ваше издание, по преимуществу посвященное прошлому". Из этих слов особенно очевидно, что "настоящее" всегда раскрывалось для Тютчева как новое звено Истории. В свете всего сказанного становится понятным тютчевское замечание в письме к жене от 5 сентября 1868 года о том, что он часто обедает "с профессорами и тому подобными людьми, общество которых, конечно, стоит всякого другого".
В своих беседах с историками поэт не только расширял и углублял представления о прошлом; есть все основания полагать, что его идеи оказывали свое воздействие на развитие исторической науки. Впрочем, это воздействие было еще менее явным и "официально" подтвержденным, чем участие поэта во внешнеполитической жизни России...
Многие факты свидетельствуют, что Тютчев жадно искал людей, которые могли бы действовать с ним заодно в области внешней политики. Какое-то время ему представлялось, что он нашел таких людей в лице Ивана Аксакова и Юрия Самарина. Но расхождения с ними были слишком велики, притом не только в понимании .тех или иных проблем русской и мировой политики, но и в самом подходе к делу, в самом отношении к политической деятельности.
За четыре года до кончины Тютчеву показалось, что он впервые обрел человека, которого ему недоставало. В 1869 году начали публиковаться главы из трактата "почвенника" Николая Данилевского (1822-1885) "Россия и Европа". Поэт писал историку и общественному деятелю В.И.Ламанскому, что в этом человеке, "наконец, удалось мне встретить и приветствовать ревнителя в уровень с моими чаяниями и притязаниями".