Страница 6 из 98
Аудитория загомонила, и Обнорский успокаивающе поднял руку:
- Коллеги, я, конечно, совсем не хочу сказать, что все случаи такие... Но чаще все-таки гибнут по-дурацки, и ранения получают тогда, когда об элементарных правилах безопасности забывают или не знают их вовсе. Зато потом множество геройских военно-морских рассказов по редакциям: "Что ты можешь мне сказать, мальчик? Я войну видела". Но мы о "горячих точках" говорить не будем эта тема не нашего семинара. Мы говорим о работе в мирных городах и весях. Так вот - в мирное время на журналистов нападают редко. И я очень мало знаю случаев, чтобы их убивали "за правду".
- Подожди, Андрей, - поднял руку парень из Львова. Он говорил по-украински, но Обнорский, напрягшись, все понял. - А как же Листьев, Холодов и эта... девушка из Калмыкии?
- Юдина?
- Да, Юдина... И сколько пишут и говорят об избитых и искалеченных журналистах... Обнорский пожал плечами:
- Убийство Листьева к журналистике имеет малое касательство. Он был, скорее, шоуменом и, конечно, очень крупным администратором, который собирался сильно изменить рекламный рынок на Первом канале. Это - огромные денежные интересы многих людей. Так что убийство Листьева - оно, скорее, финансовое. Холодов... Тут сложнее... Но скажите мне - кого он разоблачил, для кого представлял конкретную опасность? Его статьи были о коррупции в армии вообще без опасной конкретики. Зачем его убивать-то было, если он откровенно наивные вещи писал.
- Но ведь убили же, - низкий голос Галины легко перекрыл зашумевших семинаристов.
- Убили, - кивнул Обнорский. - Причем убили очень странно. Как будто специально подбирали самый резонансный, самый голливудский и самый дурной, кстати, способ - бомба в чемоданчике... Зачем? Ведь намного проще было зарезать его в парадной, инсценировав ограбление, сбить машиной, дернуть за ногу, когда он по лестнице поднимался... Любой профи легко сделал бы это все без всяких чемоданов. А тут - как будто специально внимание привлечь хотели... Мне кажется, что убийство это было своеобразной акцией отвлечения общественного внимания, - оно произошло как раз после обвала рубля в "черный вторник" и первого, неудачного, ввода наших контрактников в Чечню... А Холодова выбрали как объект потому, что он лучше других подходил на эту роль - в шпионов играть любил, никому ничего не рассказывал, таинственность все время напускал... Это как первый запуск в космос, в принципе - какая разница, кто бы первым полетел Гагарин или Титов? Но у Гагарина улыбка была лучше.
- Ну а случай в Калмыкии? - Средних лет дама из Днепропетровска сняла с носа очки и взмахнула ими - то ли возмущенно, то ли удивленно. Андрей вздохнул:
- Лариса Юдина... Да, этот случай, пожалуй, действительно впрямую связан с профессиональной деятельностью. Ее убийцы, как вы, наверное, знаете, изобличены и осуждены. Там, судя по всему, "эксцесс исполнителя" случился. Один большой человек, которого она критиковала, однажды прочитал статью и воскликнул в сердцах: "Да что же, никто этой суке пасть заткнуть не может?!". Его холопы поняли буквально, а когда ее убили, большой человек за голову схватился - что же вы, придурки, натворили?!
- Ну а сколько случаев было, когда журналистов избивали до полусмерти, сколько случаев, когда за ними следили? - Эти слова сказала Галина, и Андрей начал отвечать, глядя ей прямо в глаза:
- Да, таких случаев много... А вы задумывались когда-нибудь, сколько избивают врачей, учителей, рабочих и пенсионеров? У нас с вами, коллеги, профессия корпоративная - если с кем-нибудь из наших что-то случается - мы тут же та-акой гвалт поднимаем, - даже если это обычное ограбление или разбой - все равно кричим, что напали на прессу и свободу слова. Глядишь, и милиция с прокуратурой в этом случае пошустрее работать начинают. Чувство корпоративной солидарности - вещь великая, и упрекать за это нас нельзя. Но и самообманываться не стоит. "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман" - это еще Пушкин заметил, если я правильно его строки помню. Так давайте не будем заниматься самообманом. У нас с вами разговор сейчас профессиональный, между своими, так сказать... Читатели и зрители не видят и не слышат. Желание романтизировать нашу профессию в их глазах понятно-и без некоего мифотворчества здесь не обойтись. Главное, самим не начать искренне верить в собственные же мифы - иначе можно запросто от реалий оторваться...
Обнорский сделал паузу, потом улыбнулся, вспомнив одну занятную историю "в тему":
- Несколько лет назад одной очень известной российской журналистке-демократке-депутатке дали трубой по голове. Естественно, во всех СМИ на следующий же день началась настоящая истерика - нападение на демократическую прессу, на свободу слова, заговор коммуно-фашисткой красно-коричневой чумы и тому подобное. С больничной койки пострадавшая давала многочисленные интервью, главный смысл которых заключался в том, что "правду все равно не удастся затуманить тем самым, которые хотят повернуть историю вспять". Мы решили поузнавать детали этого происшествия - журналистка-депутатка эта, кстати сказать, на момент покушения руководила питерским каналом телевидения, и как раз незадолго до "нападения на демократию" ее заместитель по коммерции сбежал за границу, утащив с собой почти все деньги со счета канала, больше двух миллионов рублей. Нам казалось, что удар трубой по ее голове как-то был связан с этим хищением... Но оказалось, что все значительно проще...
Андрей оглядел притихшую аудиторию, остановил взгляд на Галине (она смотрела на него заинтересованно, но с явно сдерживаемым желанием возразить) и продолжил:
- А было дело так: в тот злополучный день наша демократическая теленачальница решила посетить своего знакомого, очень известного актера своего бывшего, кстати, коллегу по депутатскому корпусу, единомышленника-демократа. Дело в том, что у актера как раз день рождения случился. Однако, уже подходя к его дому, вдруг вспомнила наша героиня, что идет в гости без подарка. А поскольку женщина она культурная и интеллигентная, то решила тут же исправить ситуацию и приобрести в ближайшем ларьке "кекс иностранного производства" - так потом в протоколе было написано. А уже вечерело. Ларек стоял в двух метрах от подворотни, и вокруг него тусовались, как это часто случается в России, пьющие люди, многим из которых, как всегда, не хватало на очередной стакан. И что же видят эти серьезно озабоченные страдальцы? К их ларьку из сумрака выплывает ярко крашенная блондинка лет пятидесяти с гаком, в коротком, красном, переливающемся плаще (во Франции такие плащи у проституток в большой моде), с гордо поднятой головой. Кладет это чудо на прилавок руки, чтобы всем хорошо виден стал перстень с огромным сверкающим камнем, и требует у продавца кекс. Продавец кекс выдает, дама достает из сумочки бумажник, но рублей после долгих поисков там не обнаруживает, а находит лишь пачку абсолютно американских долларов. И тогда она пытается расплатиться за крайне необходимый ей кекс штатовской деньгой. Но продавец упирается, говорит, что у него в ларьке - не обменный пункт. Дама начинает блажить, пытается сагитировать на свою сторону народные массы, которые наблюдают за всем этим балаганом достаточно угрюмо, - им страдания по кексу непонятны, потому что и на водку-то не хватает. Короче, скандал усиливается, дама орет, что это провокация, что не для того она за демократию боролась, чтобы вот так вот за реальные доллары кекс было не купить в ларьке. В общем, победила она продавца наверное, он ее узнал в лицо и предпочел не связываться. Получив-таки заветный кекс, мадам направилась в подворотню - усталая, но гордая, как и положено победительнице, не давшей сорвать провокационным силам радостную встречу двух демократов. А чтобы добраться до подъезда актера, нужно было миновать два проходных двора, больших и темных, типично питерских. Вот во втором-то дворе, у самого подъезда, ее и настигли злые красно-коричневые силы - напали на прессу и демократию в ее лице, ударили трубой по голове, а чтобы замаскировать политическую сущность злодейства, отобрали у поверженной, но не сломленной журналистки доллары, плащ и перстень...