Джигит

20

Утром пили чай.

Кают-компания была в точности как на "Джигите", но, конечно, без билибинских рисунков.

Кстати: Нестерова не нашли. В последнюю минуту он спустился вниз за своей незаконченной картиной, и больше никто его не видел. Впрочем, наверное, он вышел наверх, потому что картину его из воды подняли.

"Стерегущий" слышал взрыв. Он находился почти рядом, но пока разыскал место гибели "Джигита", блуждал в тумане больше получаса.

Алексея Петровича спасли. Он плавал привязанный к четырем веслам, а теперь лежал в командирской каюте, и было неизвестно, выживет он или нет. Он потерял слишком много крови.

Из всей команды в восемьдесят шесть человек подняли пятьдесят семь, из них восемь раненых, и это было большой удачей. Но все же погибло двадцать девять. Из-за чего? Кому это было нужно?

Аренский спасся. Он не мог тонуть без шику, а потому срочно переоделся в новый костюм, но, к сожалению, в старой тужурке забыл бумажник со всеми своими деньгами.

Степа Овцын погиб в самом начале. Его на мостике убило взрывом. Бедный Степа, ему всегда не везло.

Зато Гакенфельт сидел за столом веселый и снова самоуверенный. Обрадованный последними новостями из Питера, где беспорядки были подавлены и большевиков уже начали преследовать. Откровенно смакующий гибель Борщева, Лопатина и еще кое-кого из его врагов.

- Зря, конечно, вытащили этого вашего приятеля Плетнева, однако в Гельсингфорсе я с ним разделаюсь. Будьте уверены.

Над морем постепенно прорастали два узких шпиля церкви святого Иоганна.

- Она называется "пара пива", - объяснил Бахметьеву командир "Стерегущего" старший лейтенант Шенк.- Через час будем дома.

- По-видимому, причиной гибели "Джигита" была подводная лодка. "Страшный" и "Донской казак" видели ее поблизости, открыли по ней огонь и заставили погрузиться. Не та ли, с которой встретился и "Джигит" в прошлый раз?

Но теперь это было неинтересно. На горизонте медленно поднимался из воды Гельсингфорс, а в Гельсингфорсе его ждала Надя и, главное, сын. Совершенно непонятное и самое замечательное происшествие в его жизни.

Теперь, наверное, дадут отпуск по крайней мере на месяц и можно будет с Надей отдохнуть. Как она обрадуется, эта девочка! Впрочем, не девочка, а самая настоящая мать семейства. Просто умора!

Бахметьев вдруг совершенно ясно увидел перед собой ее улыбающееся лицо и почувствовал, что больше стоять на мостике не может. Спустился вниз в каюту друга и приятеля Андрюши Хельгесена, бросился на койку, спрятал лицо в подушку и внезапно провалился в черную пустоту.

Он был очень измучен всем, что произошло за последние дни, а потому проснулся не скоро.

Потирая руки, у его койки стоял Гакенфельт,

- Будьте любезны встать!

- Есть! - И Бахметьев вскочил.

- К вашему сведению: Алексея Петровича свезли в Морской госпиталь и я вступил в командование над оставшейся командой "Джигита".

- Есть! - повторил Бахметьев. Почему-то ему стало холодно, - так холодно, что он весь сжался.

- Я уже был в штабе и все согласовал. Потрудитесь взять двух человек из нашей команды, арестовать старшину-минера Плетнева и отвести его в штаб командующего флотом. Оружие получите у артиллериста "Стерегущего".

Бахметьев не ответил. Это было невероятно, и даже больше того - просто невозможно.

- Вы слышали?

- Я не могу, - хриплым голосом сказал Бахметьев.

- Отказываетесь выполнить приказание?

Все воспитание Морского корпуса, весь многовековой уклад офицерской среды, вся страшная сила воинской дисциплины были на стороне Гакенфельта, но все-таки Бахметьев отказался:

- Я... у меня нет сил. Я совсем болен... И потом, он же меня спас...

Гакенфельт поднял брови.

- Исполнить и по исполнении доложить. - И, высоко подняв голову, вышел из каюты.

21

Плетнев к своему аресту отнесся вполне спокойно. Даже добродушно. Усмехнулся, когда увидел, что Бахметьев не смеет смотреть ему в глаза, и сказал:

- Ладно, пойдем. - А потом в виде утешения добавил: - Вы не бойтесь. Это пустяки.

По сходне вышли на стенку и вдоль стенки шли молча. Заговорить было невозможно, а так нужно было объясниться.

Накрапывал мелкий дождь, и ветер с моря гнал низкие серые тучи. Все равно сейчас эта история должна была закончиться, а потом ему можно будет идти к Наде. И он старался думать о своем сыне.

В штабе их принял не кто иной, как флаг-офицер мичман барон Штейнгель.

- Привел большевика? Отлично... Плетнев? Кто бы мог подумать! Что ж это вы, Плетнев? Напрасно! Напрасно!

Штейнгель вызвал караул и, когда Плетнева увели, повернулся к Бахметьеву.

- Садись. Хочешь курить? - И от его голоса Бахметьеву сразу стало не по себе.

- Что случилось?

- Ты не волнуйся. Волнение делу не поможет. Хочешь коньяку? У нас тут есть малость,

Бахметьев встал.

- Слушай, ты мне говори прямо,

- Она умерла,- тихо ответил Штейнгель. - Вчера мы ее похоронили. А ребенка увезла твоя мать. Сядь, пожалуйста, и давай поговорим.

Но Бахметьев молча пошел к двери. Зацепил за столик с бумагами и чуть его не опрокинул. В коридоре наткнулся на какого-то контр-адмирала и, не извинившись, прошел мимо. Вышел на воздух и тогда только остановился.

Лил мелкий дождь, и над самой головой ползли тяжелые серые тучи. Нади больше не было. Смешной девчонки Нади, настоящей матери семейства.

И корабля не было, и весь мир был пронизан сплошным серым дождем.