Страница 26 из 45
- Поясница, сэр!
- Вот, заголяется поясница, и нежно кладется болезный на ближайший большой муравейник! Вы не знаете, где здесь ближайший муравейник, Дженкинс?
- Я уже Вам сообщал, 250 миль на северо-восток, сэр! - обиделся управляющий и мрачно засопел.
- Ну-ну, я пошутил, не будем ссориться! - м-р Хаггард примирительно улыбнулся, - Это, кстати, старое народное средство!
- Я уже один раз воспользовался старым проверенным средством, рецепт которого вычитал в подсунутой вами книжице, сэр!
- Каким же?
- Мочой молодого поросенка! - Дженкинс начал сопеть, - Надо мной до сих пор даже куры смеются. И Вы вот тоже смеетесь надо мной, сэр!
- Ну уж это точно ты загнул, Дженкинс, - м-р Хаггард снисходительно улыбнулся, - Куры не умеют смеяться, они только квохчут!
"Смит Вессон", пардон, Полонски, открыв рот, слушал и этот диалог, и никак не мог взять в толк, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.
Наконец, решив, что ссора зашла слишком далеко, и, желая внести хоть какую-нибудь лепту в столь важный вопрос, старина Смит скромно и ненавязчиво изрек:
- А у нас в деревне радикулит лечат коровьим маслом!
Все внимательно посмотрели на него - м-р Хаггард восторженно-одобрительно, а Дженкинс осуждающе-недоверчиво, да так, что тот засмущался и покраснел, как рак перед пивом.
Положение спас верный друг - его кореш и товарищ Полонский:
- А у нас есть один дед, который тоже страдает энтой заразой. Так он мажет себе спину сметаной и кличет своего цепного кобеля Тарзана, а тот слижет всю сметану подчистую, а вместе с ней всю дедову болезнь, да так, что у старого как у молодого спина начинает стоять. Вот!
- А что, неплохая идея! - м-р Хаггард не обманулся в своих ожиданиях по поводу разносторонней житейской компетенции м-ра Полонски, - Давай Дженкинс, намажем тебя всего сметаной и покличем Клару с Бэком. Они тебя сразу вылечат от всех болезней!
- Да ну вас! - махнул рукой управляющий, давно уже привыкший к шуткам м-ра Хаггарда, - Вас уже все заждались, сэр!
- Так начинайте! - сказал м-р Хаггард. Пилот повел аэрокар на посадку к лужайке перед домом.
...Стоял август месяц, и Лето начинало сдавать вахту своей более степенной товарке - Осени.
Увядание начинало чувствоваться во всем: в запахе трав, в желтизне отдельных листьев, в самом воздухе. Он стал неуловимо густым и ленивым, пропитанным медовым духом зрелой и сытой природы.
Эти признаки близкой осени были еще почти незаметны для глаза. Все так же, как вчера, зеленела трава, и так же стрекотал в поле кузнечик. Но все-таки что-то неуловимо и безвозвратно изменилось. Какая-то легкая грусть легла на эти спокойные и плавные изгибы полых холмов, грусть о невозможности сохранить без изменений это чудесное время была неизъяснима, хотелось плакать от счастья. В авторской душе, такой грубой и зачерствелой, просыпался поэт, который еще более жаждал заплакать от бессилия охватить и впитать в себя эту благодать:
Пройти широким полем,
Колосья раздвигая,
Подставив спину жарким солнечным лучам,
И пить, ладонями черпая
Воду холодного ручья,
Блаженно лечь на траву,
Душою отдыхая,
Взяв на ладонь живого муравья...
...Кстати, насчет "душою отдыхая".
М-р Хаггард категорически высказал пожелание по проведению праздника: чтобы все было выдержано в пастельных тонах, и если никак нельзя обойтись без шумных развлечений (Размечтался! Дети - и без шума!), то пусть это будут веселые и безобидные детские игры, и боже упаси что-либо похожее на "хэви-металл" обед с балетной викториной!
Гости уже в полном составе (см. выше "ретро"-карнавал) расположились на открытой лужайке. Скорее это был склон большого холма, на вершине которого стоял загородный дом Хаггардов, а у подножия его лежало давешнее озеро, возле которого резвились дети.
Они играли на причале лодочной станции, стилизованной под речной вокзал. От него только что отшвартовался старинный пароход с двумя большими гребными колесами. Труба дымила вовсю, колеса поднимали тучу брызг, искрившихся в лучах клонившегося к закату солнца. На капитане был белый китель и огромная фуражка с золотым крабом-кокардой. Боцман свистел в дудку, матросы бегали по палубам, как обезьяны, на верхней палубе дамы с зонтиками и веерами степенно беседовали со своими кавалерами, которые не выпускали изо рта... нет, не трубки и гаванские сигары, а самые настоящие, первосортные... леденцы на палочке!
Та часть публики, которой не хватило билетов на этот рейс, каталась вокруг парохода на увешанных гирляндами разноцветных лодках. А между лодками, как угорелый, носился сам виновник торжества - Томми на своем подводном глиссере, поднимая высокую волну и ныряя время от времени.
Лодки качались, публика радостно визжала, пароход басовито гудел, а капитан, естественно, отдавал всем честь.
Одним словом, детишки веселились вовсю и не мешали отдыхать взрослым, а те лениво потягивали коктейли, вели непринужденные светские беседы о всяких пустяках, некоторые сидели кто за легкими столиками в креслах-качалках, а кто - прямо на траве, а один старый генерал, расстегнув свой китель, прилег маленько вздремнуть под ласковым солнцем.
М-р Хаггард присоединился к центральной группе гостей, перецеловав гирлянду ручек (миссис Хаггард, миссис Моррисон, миссис Пэтрофф и другие не менее достойные особы) и пожав руки их спутникам (себе, как сопровождающему миссис Хаггард, он пожал руку мысленно).
- Какой сегодня прекрасный вечер, друзья! - воскликнул он, будто бы не содержал у себя на службе ораву синоптиков и не имел никакого понятия о моделировании климата, - Как я рад вас здесь всех видеть! А где же наши милые дети?
- По-моему, они решили устроить Трафальгарскую битву, - ответила ему миссис Хаггард, - Наш именинник, того и гляди, протаранит дредноут под командованием адмирала Пэтроффа-младшего.
- Вряд ли, - возразил ей отец "адмирала", - С таким боцманом, как сын м-ра Моррисона, и с такой бравой командой они сами кого хочешь возьмут на абордаж!
"Это точно, - подумал м-р Хаггард, - У этой милой семейки подрастает на нашу голову вылитый - в папашу - Билли Бонс. Эва как лихо раздает он подзатыльники направо и налево. Его счастье, что капитан "вне его компетенции"! А то бы Ваня быстро ему накостылял: сразу и за Цусиму, и за Порт-Артур, и за Курилы с Южным Сахалином!"
- Чем сегодня Вы нас порадуете, м-р Хаггард? - мило улыбнулась ему миссис Моррисон, - В этом пикнике есть также что-то от "ретро"?!
- Вы можете мне не поверить, но я не знаю программы вечера, - не моргнув глазом, соврал м-р Хаггард. Он прекрасно знал, что представление должно быть грандиозным в пику шабашу Моррисона, - По-моему, никакой программы и не предвидится. Давайте просто отдыхать, благо денек выдался неплохой, и будем надеяться, что коктейли не иссякнут.
Приглашение было, разумеется, излишним - гости и так развлекались, кто во что горазд: одни уселись и расписали пульку на встроенном в барный столик дисплее, другие затеяли игру на объемном гравитационном биллиарде. Дамы же мило судачили, наблюдая за играми мужчин, комментируя их удачи и промахи.
Среди приглашенных были лучшие поэты, певцы и художники. Последние рисовали световыми карандашами на люминесцентных пластинах образы милых дам и веселые шаржи на их кавалеров.
Когда же кому-то захотелось провести конкурс на лучший рисунок, то самым прекрасным единодушно был признан портрет миссис Пэтрофф. И не удивительно!
Тридцатипятилетняя Оксана Петрова была в зените женской красоты и своей мягкой статью и среднерусским спокойным очарованием буквально околдовывала и завораживала всех без исключения мужчин.
Ее огромные васильково-дымчатые глаза излучали одновременно сразу две совершенно несовместимые для здравого европейского разума вещи наполненные непостижимым смыслом: неправдоподобную и доступную лишь богам мудрость и доброту с языческой страстью и девичьим милым лукавством!