Твоя заря

- Не пугайте ребенка,- сказала Заболотная, когда мы тоже поднялись на эстакаду.- А наука зачем? Сколько умных людей ломают над этим головы... Вот и наш друг не один год ведет борьбу с этими сине-зелеными...

- Хотя борьба идет, кажется, с переменным успехом? - подкинул шпильку Заболотный.

- Можете острить, а если серьезно, то на науку вся надежда,- сказала Тамара Дударевич в раздумье,- А то ведь что делается... Тут смог, там когай, танкеры нефтью испоганили океан, скоро, пожалуй, и эти пляжи будут черными от мазута, всех чаек нефть передушит... Вы вот приехали на свой экологический конгресс,- снова зажигаясь, она обернулась ко мне,- со всего мира собрались светлые умы, чтобы защитить окружающую сроду, обсуждаете, предлагаете какие-то пути, а скажите нам правду:

шансы есть? Еще не поздно? Можно предотвратить беду?

Или вы этого и сами не знаете?

- Знает, но нс скажет,- в своем духе вставил Заболотный.

Лиде, видимо, хотелось чего-то более занимательного, и она, повиснув у матери на руке, заглянула ей в глаза.

- Мама, ты пойдешь с нами к дельфинам? Мы идем,- кивнула девочка в сторону Заболотных.

- О, ужо сговорились,- притворно обиделась мать,- Конечно же, идем все.

Вскоре мы оказались в дельфинариуме, у самой воды, где нас и разыскал Дударевич, вооруженный теперь вместо компьютера фотоаппаратом, которым решил сделать серню слайдов на темы: Лида с мамой, Лида с дельфином, Лида улыбается дельфину, а дельфин улыбается ей...

Потом Заболотный повел всех нас в павильон с напитками, где у него оказался за стойкой знакомый немец, добродушный толстяк, родом из Гамбурга, который предложил нам белопонные шипучие коктейли из свежего кокосового молока.

Чтобы убедить нашу компанию, что мы здесь имеем дело с продуктом натуральным, а не синтетическим, хозяин собственноручно принялся тут же раскалывать орехи, делая это точными, ловкими ударами специального топорика.

Не удовлетворившись кокосовым молоком, Тамара попросила мужа заказать для взрослых коктейли с шампанским, и разговор после этого заметно оживился. Дударевич взялся перечислять, какие существуют на свете способы приготовления коктейлей, их оказалось множество, даже Тамара приятно удивилась познаниям мужа: видите, он У меня все знает!..

- Прошу прощения, я вас должен на минутку оставить,- сказал спустя некоторое время Заболотный, и, когда он вышел, Соня объяснила, что у него и тут назначена какая-то деловая встреча.

Перехватив заботливо-ласковый взгляд, каким Заболотная проводила мужа, Тамара неожиданно спросила приятельницу:

- Соня, за что он вас так любит, этот ваш Заболотный?

Чем вы его пленили? - И, попыхивая сигаретой (она иногда курит), стала пристально, словно впервые, вглядываться в Заболотную, невольно вовлекая и нас в странные эти смотрины. Бледное, бескровное, с тонкими чертами лицо, вид и манера скромной сельской.учительницы... Над высоким лбом аккуратная прическа, волосы чуть подсинены, чтобы скрыть седину. Все в этой женщине обычно, на эффект не рассчитано, ео внешность могла бы казаться даже бесцветной, если бы не эти глаза, которые просто становятся пучками света, так и вспыхивают сиянием, когда после разлуки замечают устремленный навстречу веселый взгляд своего Заболотного.-Не делайте из этого секрета, Сопя, признайтесь: чем? - приставала Тамара.- Чтобы так вот, раз и навсегда?! Почему после стольких лет он и теперь от вас без ума?

Слегка смутившись, Заболотная улыбнулась краешком губ в ответ па эту дружескую бестактность, но не обиделась.

- А вы у него спросите,- ответила почти ласково своим чистым, серебристым голосом, который здешние друзья Заболотного часто называют певучим.- Спросите, я разрешаю.

- Во-первых, Соня его землячка,- вмешался Дударевич с пояснениями, полагая, очевидно, что именно ему следует внести ясность в этот деликатный вопрос,- а Заболотный к таким вещам чувствителен... Кроме того, Софья Ивановна красиво поет, особенно свои степные песни - в ней гибнет талант! А главное, в свое время она нашему асу после одного из его падении буквально жизнь спасла, понимаешь?

- Чересчур сильно сказано,- нахмурилась Заболотная.- Люди наши его спасли. А прежде всего дети...

- Героическая личность - это вы,- Дударевич не жалел лести.- Больше всех вы рисковали собой!

- Кто тогда не рисковал?.. Всем доставалось.

- Пусть всем, но ведь ваша жизнь, Соня, постоянно находилась под страхом смерти,- взволнованно сказала Тамара.- Разве но благодаря вам наш "летающий барс" со временем смог возвратиться в полк, чтобы снова ринуться в небо? Нет, Соня, не преуменьшайте своей роли! Я хорошо помню ваш рассказ - эту картину в духе сюрреалистов:

безбрежные снега, нигде не души, белая застылость без края, и лишь три темные фигурки, три женщины куда-то тянут, согнувшись, санки с летчиком, и вы, Соня, среди них, среди его спасительниц... Можно ли было предположить тогда, что судьба свяжет вас с Заболотным навсегда?

- Все это слишком личное,- сказала Соня, невольно привлекая к себе Лиду, которая, как всегда, льнула к ней.

- Кажется, милая, мы позволяем себе чрезмерное любопытство,укоризненно сказал жене Дударович.- За что Заболотпый любит Соню, за что Соня любит Заболотного, кому какое дело?

- Ну, а если мне интересно,- возразила Тамара капризно.- Допустим на минутку, Соня, что и я неравнодушна к вашему Заболотному, а?

- Это я знаю давно.

- Ах, Соня, Соня! Знайте также и то, что чувство мое безответно. Да, да, безответно. И Дударевич мой знает, тайно ревнуя... Но я ведь и не скрываю! Может, и грешно, но разве я виновата, что мне небезразличны люди именно такого склада... Эта его по-летчицки безоглядная готовность жертвовать собой во имя друзей и этот юношеский задор, странным образом сохранившийся в душе пусть и убеленного сединой дипломата, его, я бы сказала, соколиность, откуда ато? И почему многим другим этого но дано?

- Петь хвалу Заболотному ты способна без конца, вся ООН знает твой репертуар,- заметил Дударевич небрежно.- Однако не думай, что и остальное человечество умирает от восторга, когда речь заходит о нашем друге. Так ли уж он безупречен? Мало ли на его счету разных, так сказать, эмоциональных глупостей?

- Что вы имеете в виду? - насторожилась Заболотпая.

- Ну, скажем, хотя бы та отнюдь не дипломатическая пощечина, которую он дал на официальном банкете какому-то типу, пусть даже и заслуженно... Стоило ли связываться с ничтожеством? Или вспомните известный фронтовой случай, когда он, подговорив товарища, махнул с ним па "кукурузнике" в только что освобожденную Терновщину, с форсом совершил там виртуозную посадку чуть ли не па крыше отцовской хаты и, по всей вероятности, на радостях даже чарку опрокинул, поднесенную земляками: как же, сокол прилетел!.. А на похмелье - гауптвахта, масса неприятностей ему, его другу и старшему командиру, как и положено... И это в то время, когда сама судьба ему улыбалась. Когда он - верняком - на Героя шел! Наградная реляция была ведь уже готова! Такой шанс потерять лишь ради того, чтобы на "кукурузнике" покружить над своими несравненными глинищами, удаль свою молодецкую показать - ничего себе соколиность. И вы хотите, чтобы это вызывало у меня восторг? А по-моему, такие проделки, эдакая разухабистость именно из ряда эмоциональных глупостей, и свидетельствуют они, скорее всего, о неумении взвешивать обстоятельства, о мальчишестве, которое увы! - стало, пожалуй, слишком уж затяжным... Не о том ли говорит, кстати, и его вчерашняя поездка, странный этот вояж к Мадонне, который, как и следовало ожидать, окончился ничем...

- Почему ничем? - строго взглянула на Дударевича дочка.- Ты бы, отец, не спешил. Лучше взвешивал бы свои слова.

- О, н и забыл! Тут ведь еще одна защитница,- улыбнувшись, сразу смягчился отец.- Маленькая наша богиня совести - в таком вы, кажется, ранге?

- Совсем не смешно,- отрезала Лида.

Дуда реви ч внимательно посмотрел на нее, извинился, потом со скептическим смешком обратился ко всем нам: