Страница 100 из 102
А в пригороде, где, казалось бы, должно быть просторнее, перед светофором в центре площади весь этот плывущий стальной ледоход и вовсе остановился, словно наткнувшись на какую-то мощную запруду, непонятно замер во всех направлениях. На важнейшем перекрестке дорог вдруг это неожиданное - стоп! Почему? В чем причина?
Как бы там ни было, но пробка! Да еще какая! Озабоченные водители выглядывают из кабин, хотя дорога, собственно, и не просматривается, она забита намертво, железу машин конца-края не видно, одни только стальные их спины блестят.
- Не пробка, а суперпробка! Вот вам призрак будущего,- замечает Тамара Дударевич, а Лида к словам матери добавляет, что всегда так получается, когда торопишься...
Застряли, кажется, надолго. И это когда до аэропорта уже рукой подать...
- Что же будет? - спрашивает Лида неизвестно кого.
- Будет то, что будет, чему быть, того не миновать,- отвечает Заболотная терпеливо-спокойно.- Придется дадать.
Но разве ждать - это для Заболотного, разве вы не знаете его характера?
- Нужно, братцы, разведать...
Не успела Соня ни возразить, ни согласиться, как он уже нырнул ме?кду машин, длинноногий, широко шагающий, отправился вперед выяснять: что там? Такое впечатление, что он шагает прямо по машинам, по застывшей массе разноцветного лакированного металла - видим удаляющуюся его седину и бледное лицо, когда он оглядывается с любопытством по сторонам, а потом привычно кричит кому-то "о-кей!", хотя какой там "о-кей" - сидеть в этой пробке, изнывать в этом замершем железном вавилоне...
Итак, снова испытание нервам, всеобщая неподвижность, духота, запах разогретых на солнце лаков, металла...
К таким вещам здесь нужно привыкать.
- Лучше было бы все-таки ехать нам через туннель,- рассуждает вслух Лида.- Да и красив он, белый, как дворец, тот Диоген-туннель, особенно когда влетаешь в него из темноты но чи... из-под дождя! Могли бы, а вместо этого...
- Никогда не жалей о том, чего не возвратишь,- замечает ее мама. Считай, что выпала нам именно эта дорога, а не другая...
Пока Заболотный где-то там выясняет ситуацию, мы терпеливо сидим в машине и слушаем музыку. Тамара, закурив сигарету, доверительно обращается к Заболотной:
- Вы должны были, Соня, все-таки настоять... В;самом деле, почему не кто-то другой? Отказался бы - и дело с концом. Нашли бы замену!
- Что бы он, да отказался! - Соня произнесла это с гордостью, в которой и ирония, и чувство достоинства.- Что вы, Тамара? Вы же знаете его не первый год... Отказаться, уклониться, да еще когда речь идет о судьбе детей?
Хорошенького же вы мнения о нем!
Она не скрывала сейчас своего превосходства над Тамарой, давая понять, что есть вещи, которые ей элементарно ясны, но недоступны ее приятельнице.
- А ты, Лида, как считаешь? - призвала она девочку в качестве арбитра.
- Я за вас, тетя Сопя,- поддержала Заболотную Лида.- Подписываюсь под каждым вашим словом...
И, ближе наклонившись к Соне, что-то зашептала ей на ухо. Их секретничанье, видимо, было неприятно Тамаре.
- Где больше двух, говорят вслух,- сделала она замечание Лиде, но это касалось обеих.- Вы лучше вверх поглндите, небо-то какое... Небо, оно везде и почти всегда красиво... Воистину, как у поэта: "Цв1туть OCIHHJ THXI небеса..."
Цветут, цветут... А пробка пока что словно окаменела, ничем се, кажется, не сдвинуть. Больше того, где-то и там вдали, куда глаз не достанет, эта суперпробка с каждой минутой во всех направлениях растет и растет. Юноша, водитель соседней машины, шутит: не вырастет ли такая, что во весь континент?..
- Геликоптер, смотрите! - восклицает Лида, указывая на восточный сектор неба.- Нс иначе как полицейский пробует оттуда регулировать!..
Мощно грохоча, вертолет задребезжал над нами, вот он, снижаясь, уже кружит над площадью, где, видимо, произошло что-то серьезное,- даже геликоптер как бы занервничал, до нас доносится гул его, сердитый, прямо-таки грозный.
- Ну, где же он там запропастился? - вырывается у Софьи Ивановны согретый гордостью тревожный упрек, относящийся, конечно, к Заболотному, которого за столпотворением теперь и совсем не видать.- Вечно ему больше всех надо...
Лида внимательно посмотрела на нее...
- Но ведь и этим Кирилл Петрович вам тоже нравится? Скажите честно?
- Смотрите, какая проницательная,- с улыбкой покосилась на нее Заболотная.
- Такое неравнодушие ко всему можно только приветствовать в человеке,пустилась в рассуждения Тамара.- В этом, по существу, раскрывает себя душа, характер, личность и, разумеется, темперамент... Надеюсь, меня поддержит и доктор наук, который сегодня одаривает нас больше ученым своим молчанием,- ссылается соседка на меня.- Только пусть у вас, товарищ эколог, не создается впечатление, что, воздавая должное Заболотному, мадам Дударевич тем самым будто преуменьшает достоинства собственного мужа... У моего благоверного столько несомненных заслуг! Он у меня, скажем, теннисист международного класса, никто из наших, в том числе и Заболотный, у него не выигрывает, никому этого не дано, кроме меня, разумеется. Труднейшими йоговсиими упражнениями овладел, куда там до него Заболотному... Мой на голове по полчаса может стоять! Даже делает асану, которая называется "замок": собственную ногу на шею себе забрасывает, представляете?.. Однажды забросил, "замкнул себя", я поехала по магазинам, возвращаюсь, а он все сидит, посинел, замкнуться-то замкнулся, а разомкнуться без меня никак не может!..
- Мама! - с упреком посмотрела Лида на повеселевшую мать, которая, заливаясь смехом, видно, ничуть не жалела, что выбалтывает сугубо семейные подробности.
Стоим глухо, ни с места.
Вроде ничего и не горит, дыма не видно, однако откудато появляется, еле продвигаясь в давке, красная пожарная машина с командой пожарников, подчеркнуто серьезных, напряженных, устроившихся у бортов в своих блестящих, точно у римских воинов, касках. За ними, непрерывно сигналя, пробиваются полицейские машины, и все в ту сторону, на площадь, где перед светофором не прекращается какая-то непонятная нам возня... Полицейский вертолет, как и прежде, кружит над площадью, над местом наибольшего скопления, тарахтит, высматривает, должно быть, каким образом помочь выйти из затруднений в создавшейся ситуации. Дело, очевидно, не шуточное, если так сразу, мгновенно, словно по мановению невидимого волшебного жезла, остановилась вся стальная армада с ее кажущейся сверхмощностью, если напрочь застыл на месте этот отовсюду несущийся поток сверкающего никеля, лака, стекла, если стало ничем само движение множества людей, переполнявших трассу своим нетерпением, вихрем желаний, устремлений, распаленных чьих-то страстей, воль, темпераментов... Стоп! Остановись! кем-то отдан приказ всему движению, которое день и ночь властвовало тут могцно, неудержимо, и вдруг превратилось в силу, равную нулю, образовав зону сплошной неподвижности, и это на самом скрещении трасс, у самой сердцевины узлом связанных бетонных артерий... Кому же оказалось под силу вдруг остановить столь мощное движение, дать магический знак всем скоростям замереть, мгновенно исчезнуть?
Геликоптер снова с грохотом низко пронесся над нами, с птичьего полета осматривает этот, во все концы разветвленный, неслыханный затор, осматривает, точно доктор, который видит беду, однако ничем не может ее предотвратить. Всех стоящих именно это, кажется, и донимает больше всего: откуда он, чем вызван таких огромных масштабов затор, будто навеки заклинивший металлом дороги? Многих неизвестность раздражает, нервозность водителей достигает предела, кто-то нажал на клаксон, за ним другой, и пошла перекличка, присоединилась для солидарности и наша Соня-сан, и вот уже все сигналят, сигналят, веселый бунт клаксонов нетерпеливо неистовствует, водительское племя дало волю своему озорству, воздух переполнен сплошным воем и визгом - какофония нарастает невыносимо - до одури, до ошаления!