Страница 1 из 26
Татьяна Викторовна Тихонова
Сборник рассказов
Некто
Аннотация: На конкурс "Пот сознания"
Вокруг было ничего. То есть совсем ничего. Простое, пустое, абсолютное, иногда относительное… в углу. В углу относительного ничего притулился некто. Он спал. Или лежал с закрытыми глазами. Дышал или не дышал…, — это зависит от того, что ты думаешь об этом. Если некто дышит, ты думаешь, — он жив? Или — он мертв? Вот и некто думал об этом… Или не думал…, а плыл брассом по течению своей мысли. Мимо него проплывал его вчерашний сон, он его съел… на счастье, а как иначе, если ему приснилось круглое белое нечто… Это к счастью… или к несчастью? Хм, и это зависит от того, что ты сам думаешь об этом. Мысль его была нескончаемо проста… ни о чем. "Ни о чем тоже надо суметь подумать…", думал некто и плыл дальше. И действительно, разные нелепицы разжижали единство его одной большой мысли и уводили в никуда… Он уплывал в никуда, понимая, что еще ни разу здесь не был и радовался, что мир так велик, и он постигает его силой лишь одной своей мысли. Стоит лишь дойти до конца ничего и он постигнет истину… Но все дороги его мысли сплетались в пустое ничего…
В углу ничего возле некто росло что-то. Чтобы что-то назвать чем-то, надо что-то знать, а некто ничего не знал, он толи спал, толи плыл, толи дышал, то ли уже сколько-то единиц времени не дышал.
"Как не дышал?", спохватился некто, "Надо срочно дыхнуть…"
Судорожно дернувшись своим непонятным телом, некто обалдело что-то сделал со своими как бы глазами, и они у него выпали, и заморгали рядом с ним, сигналя некто, чтобы он их срочно вернул на место. А некто забыл, где их место…, потом понял, что забыл… как дышать. И испугался. Очень. Вскочил…
Ударившись о толстенное что-то, растущее возле него, он потерял свое колоссальное, если на него смотреть с одной точки зрения, и не очень, если на него вообще не смотреть, сознание, которое с радостью, воспользовавшись случаем, выпрыгнуло из черепка, по которому с треском садануло что-то, растущее рядом, и еще долго в нем плавали звезды, пока, наконец, звезды не поплыли медленнее, медленнее…
Быстро сообразив, что объект, адекватно реагирующий на его управление, гораздо приятнее того субъекта, который теперь валяется перед ним, сознание, изловчившись, вернулось на прежнее место… Хотя нет… Когда не знаешь ничего о месте, то вернуться на прежнее место невозможно, существует, конечно, некоторый процент вероятности, но… не факт…
А сознание вернулось, но не туда, и не так. И некто уставился на мир другими глазами, собственно, свой прежний взгляд он безвозвратно потерял, а тот, который ему теперь достался, его не совсем устраивал… Нет… Он просто мешал, он лез во все закоулки пустого ничего и впивался, цеплялся за… признаки отсутствия пустоты.
Некто вздохнул. Он затосковал… затосковал протяжно-нежно по невыраженным желаниям, бродившим в нем раньше, по невменяемым позывам, слегка будоражившим его иногда, по сладким безумным посылам…
Вместо этого возник странный, нездоровый, как показалось некто, интерес. Мало того, его глаза просто пригвоздило к тому, что вызвало его нездоровый интерес.
С его непонятным телом что-то происходило. Позабыв назвать то место, где это происходило, некто сразу решил, что происходит что-то с…его пяткой… Ну, конечно,… его пятку кто-то грыз. Остервенело, методично…
Еще раз присмотревшись, и, поняв, что он не ошибся, некто задумался. Как такое могло случиться?
Кто-то поднял умные глаза на некто и посмотрел на него так пронзительно, что глаза некто немного выпучились от удивления такой наглости, кто-то вздохнул, удивляясь такой тупости, и принялся опять за свое…
Некто замер.
В его странном теле рождался где-то в глубинах паутины неясных ощущений первобытный, дикий, именно тот самый, который иногда с радостью заменяет мысль, инстинкт. Он, разрывая некто безумными противоречиями, исторг из его глотки рев.
Кто-то, опять оторвавшись на одну единицу времени от пятки некто, проникновенно посмотрел ему в глаза. Что-то, конечно, вызвало сомнение у некто… Но!.. Сомнение — вещица тонкая, требующая к себе внимания и времени, а времени-то как раз и не было, поэтому сомнение некто оставил на десерт, он вообще всегда считал себя гурманом.
Но он все-таки замер еще на одну единицу времени с открытым ртом,…потому что представил, как к своему замечательному круглому, белому нечто из сна прибавит тонкую черную запятую сомнения… Красиво…
Кто-то вновь посмотрел на него… "Нет, с этим определенно надо кончать!", подумал тоскливо некто и встал.
Его непонятное тело вздрогнуло от непривычности к движению, оставив теплую вмятину в непустом ничего. Тихий вздох кого-то заставил некто обернуться и вновь подвергнуть сомнению пустое ничего.
Некто уже несколько единиц времени назад понял, что пустое ничего вокруг него вовсе не пустое ничего, но что оно настолько непустое он даже представить не мог.
В теплой вмятине, из которой только что поднялось тело некто, лежал расплющенный мир кого-то. Много раз по много пар глаз кого-то смотрели на него снизу вверх. Умные глаза следили за каждым безумным посылом великого некто, не ожидая от его величия для себя ровным счетом ничего, кроме маленькой черной точки в своем несущественном для великого существовании.
Некто от удивления даже перестал дышать. Он опять забыл как это делается, потому что поразился существованию очень малого в очень большом.
Его удивило, что его мысль так долго обходила стороной это малое. Он понял, что под его черной запятой на круглом белом нечто ему просто необходима маленькая черная точка, как символ великой жертвы малого кого-то.
Ведь тот, кто перестал грызть пятку, прекратив свое существование навсегда под пяткой великого некто, вызвал к жизни его сомнение, заставил задаться вопросом, воплотив его в великую запятую с точкой, и спас свой малый народ.
Рядом, я сказал — рядом!
Аннотация: На конкурс "Черная метка"
Ну, вот он…
Скала резко уходила вниз. Ущелье отозвалось гулким эхом посыпавшегося из-под ног камня.
Сколько я искал его?
…Искал… Да я и понял-то не сразу, что потерял его. Только стал как помешанный. Друзья посмеивались:
— Ну ты, Петюня, даешь! — когда я в очередной раз удивлял их.
Малахольный я стал какой-то без него. Что мне скажут, то и делаю. Куда позовут, туда и пойду… Еще хуже, — пошлют, тоже иду. С женой развелся — опять же — позвали… Натерпелась она, плюнула… Тут с экрана телевизора кто-то так душевно сказал, горячо так сказал, дескать, "…будем мочить…" Мочить, так мочить, я и пошел, только вот хорошо — спросил, "а мочить-то кого будем?"
Вообще-то я художник. Надежды подавал… Все в поиске был… А тут все ясно стало. Табуретки рисую… В хорошем настроении — розовые, в мрачном — черные, иногда с крыльями… Главное, чтобы покупалось. И хорошо покупалось я вам скажу, с руками рвали… Друзья попытались меня пристроить в больничку, да доктор плечами пожал и говорит:
— Да что он вам — мешает? Не буйный… потерянный он какой-то, отойдет может быть, — по-человечьи так и сказал. — Ты ищи себя, ищи, — настойчиво он повторил.
Запало это мне в душу. Ну и пошел я. Искать. Себя…
… Сейчас, глядя на свое я, я удивлялся, сколько же всего во мне было оказывается.
Из ущелья поднимался густой туман, но и сквозь его белые клочья виден был парусник, стоявший на приколе в холодном воздухе. Небольшой, не очень может быть величественный, но добротно сколоченный. Самое главное при парусах. Ну, захламленный, через верхнюю палубу, наверное, не пробраться, с покосившимся капитанским мостиком, это и понятно, башня у художников редко на месте бывает, да и чердак у нашего брата всякой ерундой набит, главное, чтобы штурвал работал… А вот то, что паруса все на месте и мачты по-прежнему рвались в высоту, это я был доволен.