Страница 9 из 30
— Ты же не здесь живешь?! — проговорил он негромко, оказавшись рядом с другом.
Кирилл, поежившись, ответил:
— Ты знаешь, здесь в одной квартире иногда по субботам одна знакомая нашей семьи собирает друзей, ну в общем, я иногда ей помогаю, продукты приношу, ну всякая ерунда, короче… Она сегодня позвонила, приглашала прийти. Ты как? Если сильно напрягает, дам ключ, иди — спи у меня, а я — зайду…
Макс наморщил нос, скорчив гримасу, потом спросил:
— Чаем-то хоть напоют?
— Еще бы, это — святое! — рассмеялся Кирилл, хорошо представляя, что поставил друга перед трудным выбором, но он знал Макса, Егору он бы такое не предложил, понимал он глубине души. — Сейчас, только зайдем в магазин, купим, что-нибудь, а то… неудобно — с пустыми руками…
Продолжая говорить, Кирилл обошел дом все по тому же тротуару, и вошел с торца дома в круглосуточный магазин.
— Девушка, хороших конфет хочется, пирожных и вкусной колбасы с горячим хлебом! — воскликнул он от самых дверей, хотя девушке на кассе до этого дела не было.
Она испуганно встрепенулась ото сна, увидев двух здоровых парней у входа, и оглянулась на охранника.
Пока охранник проснулся, встал, и прошел в зал, Кирилл уже пронесся по магазину, и докладывал всполошившейся кассирше, выкладывая покупки:
— Горячий хлеб отменяется, колбасу вашу уже кто-то ел, а вот конфеты, сыр и еще не совсем умерший батон годится…
Кирилл, схватив пакет с продуктами, сунув коробку конфет Максу, вышел быстро на улицу. Вернувшись к подъезду дома, он нажал на домофоне номер квартиры и вскоре женский голос ответил:
— Кто?
— Арина Евгеньевна, это Кирилл…
— Кирилл, — обрадовались где-то в глубине большого дома, и домофон запищал, пропуская поздних гостей.
Уже через минуту друзья входили в полутемный коридор обычной двухкомнатной квартиры. Нестарая женщина, кутавшая плечи в шаль, улыбалась им и тихо говорила:
— Проходите, как звать твоего друга, Кирилл? Макс, Максим, значит? Пойдемте на кухню, ребята. — Она говорила и шла впереди них, направляясь к кухне, где горел яркий свет, слышались приглушенные голоса, и кто-то медленно перебирал струны гитары.
Оказавшись в пятне яркого света, Макс растерянно огляделся. Разве возможно, чтобы столько народу находилось одновременно в таком маленьком помещении. Вокруг небольшого кухонного стола, уставленного закусками, пепельницами, кружками с остывшим чаем, сидело человек восемь. Кто на стульях, кто на корточках у выхода, на подоконнике боком сидел мужчина с гитарой. Другой, бородатый мужик, заикаясь, читал стихи:
Навалившись на стену, женщина, сидевшая за столом, проговорила, стряхивая пепел с сигареты:
— Кирилл, устраивай своего друга куда-нибудь, да хоть на подоконник к Ивану… Нет туда не надо, Иван обещал нам спеть… Ариша, да что ты чаю, да чаю, налей ребятам по маленькой, с холоду…, — ее спокойный хрипловатый голос легко распоряжался всеми.
И Максим, протиснувшись на неизвестно откуда взявшуюся табуретку, уселся рядом с Кириллом за стол. Стиснутые со всех сторон, они принялись поедать, голодные как чайки, все подряд, закусывая обжигающую маленькую… На них перестали обращать внимание. Женщина, сидевшая рядом с Кириллом, проговорила вполголоса, видимо, продолжая прерванную мысль, своему соседу:
— Я кручусь как белка в колесе,… в моей жизни давно нет разницы между днем и ночью, и нет выхода из этого…Я ненавижу слушать новости, в которых всегда все прекрасно! В которых — радостные люди рассказывают об успехах, а я не вижу ни одного радостного лица вокруг себя и ни одного по настоящему успешного знакомого. Где все они? Я ненавижу выборы, на которых мы каждый раз единогласно выбираем президента, а я потом не нахожу ни одного в своем окружении, кто бы голосовал за него. Где все они?
— Вера…, — проговорил бородач, — Верочка, а как ты думаешь, почему теперь пишут только фантастику, ведь читать стало нечего, если ты не читаешь фантастику… Люди уходят с головой во всякие бредни, и всерьез обсуждают возможность проникновения в мир гоблинов и гномов! Да потому что в этом сером мире нет места для творчества! Как можно писать о любви в этом городе! А ты говоришь — новости, новости — эта та же фантастика, которую позволяют читать и слушать нам власти!
— Ну, о любви ты Феденька загнул, о любви можно и нужно писать всегда! — неожиданно громко сказала женщина возле Макса, которая их так гостеприимно рассаживала. — Правда, не будет в стихах ручья и янтарной сосны, как у Визбора…, — немного упавшим голосом добавила она.
— Намек понял, — проговорил Иван на подоконнике, продолжая перебирать струны.
— Да у нас скоро ничего не будет, накроет очередным катаклизмом, как медным тазом! — продолжал свое мрачный бородач Феденька. — А нас переселят на какую-нибудь захудалую планету, где никто больше жить не захотел…
— А знаешь, Федор, люди уже две тысячи лет трындят об этом, а жизнь продолжается, — тихо, под перебор, вставил Иван.
Разговор как-то стих, Федор, положив локти на стол, мрачно молчал.
— А давай, Ваня, "Солнышко… ", — проговорила в наступившей тишине Арина Евгеньевна, которая стояла у входа в кухню, все с той же легкой улыбкой.
Иван, кивнул, молча, и в переборе наметился мотив. Мотив, перебирающий душу по невидимым струнам. Максу даже стало неприятно, неприятно оттого, что так легко проникли в него. Низкие ноты, падавшие как редкие капли теплого дождя на сухой асфальт, размягчали его, пробивали его привычную, очень удобную, непробиваемую неудивляемость. А мужчина запел. Тихо, немного грустно, не очень умело, но будто так и надо, он начал рассказывать, подыгрывая себе на гитаре:
Макс, прислушиваясь вполуха к словам, сначала лениво жевал, потом все-таки от этих совсем простых слов ему расхотелось есть, и, отложив надкушенный бутерброд, он уставился на поющего на подоконнике мужчину. Ему стало не по себе, музыка его все-таки тревожила, заставляла слушать себя, он повернулся к Кириллу… Тот…, еле заметно шевеля губами, подпевал!
На последнем слове Иван остановился на мгновение, и, вдруг несколько человек вполголоса, доводя Макса простыми словами до мурашек, подхватили:
Подпевали все, кто шепотом, кто про себя, молча, лишь покачивая головой в такт… Максим, оглядывая людей, находившихся в кухне, вдруг замер, — в углу, возле старинного кухонного шкафчика стояла… Софка. Сейчас только до него дошло, что женщина, их впустившая, Арина Евгеньевна, и Соня Долгова похожи как две капли воды. Девушка, задумчиво повторявшая слова песни, встретилась глазами с Максом и усмехнулась краем губ.
Он отвел глаза и продолжал смотреть растерянно в темное окно. Софка… Она всегда была не такой как все. Темно-каштановые волосы, ровно подстриженные по линии плеч, ложившиеся мягким локоном на белую шею, притягивали взгляд каждого, а светлые небольшие глаза, то ли светло-зеленые, то ли светло-серые, казалось, мягкие и уступчивые, не подпускали близко… Ей удавалось все, — легко училась, легко общалась…, но… скучала, что ли? Здесь же Максим увидел ее совсем другую. "Ну, Киря…", подумал вдруг Макс, взглянув на друга.
А тот, поймав его взгляд, решил, что, хватит испытывать Макса, и встал.