Страница 24 из 55
Описываемое ими положение, подвохи, увёртки и интриги капитала с целью возможно больше удлинить рабочий день или сделать призрачным его вынужденное сокращение, отношение политических партий и рабочего класса к этим махинациям — всё это настолько типично, что позднейшее развитие отношений на континенте явилось точной копией развития Англии. Отношения, описанные Энгельсом восемьдесят, а Марксом — шестьдесят лет назад, ещё и теперь живы в Германии. Скудный материал, доставленный в последние годы частными исследованиями и официальными отчётами о германской и австрийской промышленности, служит живой иллюстрацией к выводам «Капитала».
Маркс говорит в своём предисловии, что он уделил «столь значительное место истории, содержанию и результатам английского фабричного законодательства» («Капитал», т. I, стр. 10) в первом томе своего труда потому, что одна нация может и должна учиться у другой и что господствующим классам их собственные ближайшие интересы настоятельно повелевают устранить всякие юридические ограничения, задерживающие развитие рабочего класса. Нарисованная Марксом картина положения английских рабочих не осталась совсем без результата.
Факты, собранные им, были до того потрясающи и до того неоспоримы, что они не преминули произвести впечатление не только на рабочий класс, но и на мыслящих представителей господствующих классов. Успехами фабричного законодательства в Швейцарии, Австрии и Германии мы обязаны в значительной степени влиянию «Капитала».
Однако число мыслящих представителей буржуазии, не погрязших в классовых предрассудках, очень невелико, а политическое значение рабочего класса ещё весьма незначительно, и преобладающее впечатление, которое мы выносим от чтения исследований Маркса относительно фабричного законодательства, есть не чувство удовлетворения достигнутым, а чувство стыда за колоссальное невежество, которое и поныне господствует в отношении фабричного законодательства. Только этим объясняется тот факт, что в европейских парламентах до сих пор во всеуслышание высказываются взгляды, которые уже давно опровергнуты жизнью и позабыты в Англии — этой «стране манчестерства», на которое у нас так любят фарисейски поглядывать свысока.
Подробное изложение главы «Капитала», трактующей о рабочем дне, здесь невозможно.
Мы рекомендуем каждому, кому это доступно, проштудировать главы «Капитала», где детально изображено положение тех отраслей английской промышленности, в которых рабочий день не ограничен законом, где даны картины ночной работы, системы смен и, наконец, борьбы за нормальный рабочий день.[17] Нет лучше оружия для борьбы за фабричное законодательство, чем восьмая и тринадцатая главы «Капитала».
Вообще в области государственного регулирования рабочего дня в Англии можно проследить два противоположных течения. Начиная с XIV и до конца XVII века издаются законы с целью удлинения рабочего дня. С начала же XIX века законодательство направлено к его сокращению.
В начале развития капиталистического способа производства капитал был слишком слаб, чтобы одной лишь силой экономических отношений выжимать из рабочего достаточное количество прибавочной стоимости. Ещё в XVIII веке в Англии раздавались жалобы на то, что промышленные рабочие работают лишь четыре дня в неделю и в течение этого времени зарабатывают достаточно для существования в течение всей недели. Для понижения заработной платы и удлинения рабочего дня было тогда предложено заключать бродяг и нищих в работный дом, который стал бы «домом ужаса». В этом «доме ужаса» рабочее время должно было составлять 12 часов в сутки.
Сто лет спустя, в 1863 г., в «век гуманности», анкетная комиссия констатировала, что в гончарных заведениях Стеффордшира семилетние дети работают изо дня в день по пятнадцати часов.
Капитал теперь уже не нуждается в принудительных законах и каторжных тюрьмах, чтобы принудить рабочего к прибавочному труду. Он превратился в экономическую силу, которой пролетарий вынужден подчиняться. С последней трети XVIII века в Англии начинается настоящее состязание в погоне за прибавочным трудом. Один капиталист старается перещеголять другого в деле безмерного растяжения рабочего дня.
Рабочий класс с ужасающей быстротой приходил в упадок физически и морально и из года в год заметно приближался к вырождению; даже постоянное освежение крови благодаря притоку сельских рабочих в фабричные округа не могло остановить разрушительного процесса.
«Хлопчатобумажная промышленность существует уже 90 лет… — воскликнул оратор Феррэнд в английской палате общин в 1863 году. — В период времени, соответствующий трём поколениям английской расы, она пожрала девять поколений хлопчатобумажных рабочих». (Цит. по «Капиталу», т. I, стр. 272).
Фабриканты не обманулись в своих расчётах. Несмотря на быстрое разрушение человеческих жизней, нисколько не наблюдалось недостатка в свободной рабочей силе. Из сельских округов, из Шотландии, Ирландии н Германии в английские фабричные округа и в Лондон массами устремлялись кандидаты на смерть, гонимые с родины падением домашней промышленности, превращением пашен в пастбища и пр.
Однако если перспективы вырождения населения Англии не могли удержать класс капиталистов от дальнейшего удлинения рабочего дня, то оно должно было пробудить внимание как английских государственных деятелей, не принадлежащих к классу фабрикантов, так и наиболее дальновидных членов этого класса. Что станет с Англией и всей её промышленностью, если её население так неудержимо истощается капитализмом?
Подобно тому как во всех капиталистических странах оказалось необходимым по возможности ограничить истребление лесов капиталом, точно так же явилась настоятельная необходимость положить границы хищнической эксплуатации национальной рабочей силы капиталом. Государственные люди, усмотревшие эту необходимость, подталкивались вперёд английским рабочим движением — первым современным движением этого рода.
Уже Роберт Оуэн в начале XIX столетия выставил требование ограничения рабочего дня и практически ввёл на своей фабрике рабочий день в 10 часов, притом с наилучшими результатами. Рабочее движение, которое начиная с 20-х годов стало гигантски расти, а с 1835 г. организовалось в чартистскую партию и стало вырывать у господствующих классов Англии одну уступку за другой, поставило своей главной целью добиться всеобщего избирательного права и десятичасового рабочего дня.
С каким упорством и ожесточением велась борьба, с какой настойчивостью капиталисты и юристы изощрялись в остроумии, чтобы свести на нет каждую отвоёванную уступку, с каким мужеством и энергией фабричные инспектора, даже наперекор желаниям министров, выступали в защиту рабочего класса (и среди них первый — Леонард Горнер, память которого должен чтить каждый рабочий), как фритредеры обещали рабочим десятичасовой рабочий день, пока они им были нужны, и как они самым циничным образом нарушили своё обещание, добившись отмены хлебных законов, как, наконец, угрожающее движение рабочего класса вынудило к установлению десятичасового рабочего дня, по крайней мере для определённых категорий рабочих, — обо всём этом подробно и жизненно, с большим количеством документальных данных, рассказано в «Капитале».
С начала 50-х годов английское рабочее движение вошло в более спокойные рамки. С одной стороны, оно не могло не испытать воздействия от поражения рабочего класса в Париже, а также от временного поражения революции на всём континенте. С другой стороны, цель чартистского движения в существенных чертах всё более и более достигалась, и в то же время английская промышленность получила сильнейшее развитие за счёт промышленности других стран. В водоворот этого подъёма был вовлечён и английский рабочий класс, и в его среде стало распространяться воззрение, будто между интересами капитала и труда в Англии существует гармония в противоположность капиталу и труду иноземных стран.
17
Здесь и повсюду дальше выражение «нормальный рабочий день» употребляется в смысле нормированного, т. е. ограниченного законодательным путём рабочего дня. — Ред.