Чертова дюжина

Агния Кузнецова

Чертова дюжина

Часть первая

Подземный ход

Затеевы праздновали день рождения дочери. Дине исполнилось четырнадцать лет. В гости к ней собрались одноклассники – девочки и мальчики.

Екатерина Петровна Затеева решила не смущать детей присутствием взрослых и обед устроила им отдельно, в саду. По желанию Дины стол накрыли в тени старого дуба, между двух клумб с анютиными глазками, душистыми левкоями и желто-коричневыми бархатцами. Иннокентий Осипович Затеев еще утром соорудил около стола деревянные скамейки.

В четыре часа дня шумная компания разместилась на скамейках вокруг стола. Именинница осторожно засучила пышные рукава новенького розового с черными горошками платьица и приступила к обязанностям хозяйки. Она разложила на тарелки дымящийся мясной пирог, придвинула каждому поближе тарелку с бульоном. Гости вначале смущались, но скоро зазвенели ложки, застучали ножи, и все с аппетитом принялись есть.

Взрослые расположились на террасе. Здесь был толстый учитель физики Тарас Викентьевич Гринько, инженер Игорь Андреевич Куренков, худенькая старушка Ольга Семеновна Петерсон и родители Дины.

Иннокентий Осипович часто вскакивал из-за стола, проворно сбегал по ступенькам в сад проведать молодую компанию.

Разговор у стола между клумбами моментально стихал, и ребята с уважением смотрели на отца Дины – маленького, лысого, с мохнатыми, как у Толстого, бровями. Затеев был директором школы, в которой учились ребята. Они любили его и немного побаивались.

– Ну, как? – осведомлялся Иннокентий Осипович и, не дождавшись ответа, упрекал Дину: – Хлеба-то у вас почему нет? А Костя что именинником сидит? Рябчик на тарелке целёхонек!

Он покидал притихших ребят, тер лысину холеной рукой с перстнем на мизинце и про себя рассуждал: «Спугнул, спугнул молодежь. Пусть уж сами как хотят…»

Он возвращался на террасу, смеялся, острил, и здесь снова становилось шумно и весело.

– Что же вы, Ольга Семеновна, зарок, что ли, дали у нас не кушать? – говорил он. – Я в сад уходил, вы в блюдечко смотрели и теперь так же сидите. Может быть (он хитро подмигнул), о женихе гадаете?

– Хи-хи, хи-хи! – в ответ дребезжала старушка, и на ее седой голове вздрагивала крошечная шишечка волос.

Екатерина Петровна разливала чай.

– Кончайте курить и пейте чай, – обратилась она к Куренкову.

Он вежливо приподнялся в кресле, отвесил полупоклон, но предпочел оставаться у перил террасы.

– Кушайте, Тарас Викентьевич, – продолжала хозяйка, подвигая вазу с печеньем толстому гостю, а сама чуть заметно улыбалась. Она знала, что Тараса Викентьевича Гринько можно не угощать: везде он чувствовал себя как дома и ел невероятно много.

– Скушаю, все пшендечки скушаю, дорогая моя! – гудел Тарас Викентьевич. – У меня аппетит в дедушку Крылова.

Он вытирал клетчатым платком потное румяное лицо и с удовольствием уничтожал пряники, ватрушки, хворост.

– Что это вы, Игорь Андреевич, ребят так изучаете? Рисовать их, что ли, задумали? – смеясь, спросил Иннокентий Осипович.

– Если б умел, обязательно нарисовал бы, – оживленно отозвался Игорь Андреевич.

Он всем корпусом повернулся к Иннокентию Осиповичу, широкими приподнятыми плечами загораживая все кресло.

И не первый раз залюбовался Иннокентий Осипович прекрасной линией его лба и носа, гордым ртом и чуть-чуть выдающейся нижней челюстью. Куренков, несмотря на свои сорок лет, был совершенно седым.

– Вот посмотрите на Динушку. – В голосе Игоря Андреевича зазвучала отцовская нежность.

Иннокентий Осипович переглянулся с женой. Она вздохнула и отвернулась. Три года назад у Куренкова умерли дочь и жена. Дочь, по его словам, очень походила на Дину. С тех пор он горячо привязался к Дине и часто стал бывать у Затеевых.

– В розовом платьице она походит на ландыш – стройная, высокая. А волосы… смотрите: по последней моде – косички кверху и бант. Какой у нее необычный и красивый загар, – продолжал Куренков. – Теперь смотрите: рядом с ней девочка совсем другого типа.

– Это Саша Семенцова, – подсказал Иннокентий Осипович.

– Верно, предки цыгане, ишь какая кожа черная. Некрасивая девочка. А волосы чудесные – косищи какие, ниже колен! Смотрите, блестят как!

– Да вы в самом деле художник! – засмеялся Иннокентий Осипович.

– Каждый человек немножко художник, – улыбнулся Куренков. – Вот эту курносую девчурку с двумя косичками я чаще всех встречаю с Динушкой. Верно, это ее любимая подруга.

– Это Наточка, – вступила в разговор Екатерина Петровна. – Очень хорошая девочка – умница, одаренная, серьезная.

– У этой девочки есть один дефект, – заметил Иннокентий Осипович, – она неопрятна. Ногти у нее всегда как у хищника, с траурной каймой.

Все засмеялись.

– А рядом, – продолжал Куренков, – невероятный блондин, но это не альбинос.

– Его в школе зовут «Витя Беленький», – сказал Иннокентий Осипович. – Каюсь, мой любимец. Удивительный парень: какой-то весь светлый, чистый, честный. Да и товарищи его любят…

Понемногу все взрослые собрались у перил террасы.

– А этот, – указывая головой на черного худенького мальчика, – гудел Тарас Викентьевич, – Костя Зарахович. Смотрите, Игорь Андреевич, какой тип, а?

В это время стукнула калитка, и в саду появилась тоненькая девушка в белом платье, с волосами, завитыми в мелкие кудряшки.

– Кира! – всплеснула руками и почему-то удивилась Ольга Семеновна появлению своей дочери.

Кира только входила, а ей навстречу по дорожке сада уже мчалась Дина.

– Вот этой дружбой я недоволен. Разница лет, да и вообще… – потирая лысину ладонью, тихо сказал Иннокентий Осипович самому себе, но Куренков слышал и пожал плечами, точно хотел сказать: «В выборе друзей дети не всегда спрашивают родителей».

Кира обняла Дину за шею и, осторожно целуя в щеку крашеными губами, сказала:

– Поздравляю, Дина, с днем рождения и дарю тебе вот это.

Она протянула крошечный сверток. Дина развернула его. В бумаге лежала маленькая бронзовая пудреница в форме сердечка. Внутри было круглое зеркальце.

– Ой, какая чудесная! – обрадовалась Дина и, подхватив Киру под руку, потащила ее к детскому столу.

Обед кончался, когда у стола появился запыхавшийся Иннокентий Осипович с подносом в руках и бутылкой под мышкой.

– Ну, друзья мои, в честь рождения Дины не зазорно будет выпить и вам по рюмочке вина. Я эту бутылку со дна моря от капитана Немо добыл. Не верите?

– Не верим! – серьезно за всех сказал Витя Беленький, не сводя голубых глаз с Иннокентия Осиповича и пытаясь угадать, шутит он или говорит серьезно.

– Ну, не верьте! – спокойно продолжал Иннокентий Осипович, ставя поднос с бутылкой и рюмками на край стола.

– Ой, папа, какой ты догадливый. Ты, верно, и берег эту бутылку для моего рождения! – ликовала Дина, помогая отцу разливать вино в рюмки.

– Вот Кире в эту большую. Она ведь взрослая! Ну, папа, и молодец же ты! Не верите, что бутылка от капитана Немо? – со смехом обратилась она к ребятам. – Ну и хорошо, что сказкам не верите, – лукаво поглядывая на отца, продолжала она. – Но что бутылка со дна моря, с какого-то затонувшего корабля – это точно. Ее папе знакомый капитан подарил и сказал: «Берегите до значительного дня».

Рюмки были налиты. Иннокентий Осипович взял свою рюмку и сказал:

– Ну, ребята, выпьем за счастливое будущее именинницы, за счастливое будущее всех вас!

Ребята неумело чокнулись и осторожно выпили «вино со дна морского».

После обеда Кира присоединилась к обществу взрослых и занялась проснувшимся Юриком – трехлетним братом Дины, а ребята затеяли старинную игру в палочку-застукалочку.

Варя и Костя вышли на широкую тихую улицу, поросшую травой. Костя размахнулся и бросил палку. Она покатилась по дороге, вздымая пыль. Варя вприпрыжку побежала за палкой, а Костя во двор. Он видел, как в калитке огорода мелькнуло розовое с горошками платьице и, не думая о том, хорошо ли можно спрятаться в огороде, бросился туда же. Он нагнал Дину в молодом березнике. Она приложила палец к губам в знак того, чтобы он молчал, и присела в высокой траве. Костя рядом опустился на землю.